Тем не менее мой друг перелез через эту ограду, забрался в самое сердце пустоши, почти до края воды, и выкопал из гниющей земли «подарок» для меня. Не прошло и суток, как он уже был на пути ко мне. Увидев «подарок», я понял, почему мой друг так поторопился избавиться от него. Я даже не могу придумать названия для этой штуки. Кустом его можно было назвать лишь условно, поскольку он дитя странной радиации, не из нашего мира, и, следовательно, новое явление для человека. Листья у него выглядели жутко — толстые, дряблые и белые, словно руки больного ребенка, а тонкий ствол и ветки были ужасно искривлены и испещрены странными прожилками. Он был в отвратительном состоянии, когда я сажал его в своем саду. Я даже подумал, что он не выживет. К несчастью, я ошибся: очень скоро он буйно пошел в рост, и старина Картрайт завел привычку тыкать в него тростью, когда приходил ко мне в гости.
— Что это вы жгли тут вчера ночью? Как будто горят старые пленки или, может, бумаги. Пламя такое странное… серебристого оттенка.
Я недоуменно посмотрел на него.
— Жег? Ничего! Где вы видели костер, Гарри?
— Здесь, в саду, если не ошибаюсь! Хотя, может, это просто отсвет огня камина падал из окна. — Он кивнул на дом и сплюнул точно на куст. — Куда-то около этой штуки. — Он подошел ближе и ткнул в куст тростью. — Надо же, какой толстый. — Он с любопытством посмотрел на меня. — Не могу сказать, что он мне нравится.
— Это же просто растение, Гарри, как и любое другое. — Я помолчал. — Ну, может, не совсем как любое другое. Согласен, на вид он уродлив… но совершенно безвреден. Удивительно, почему именно он вам не нравится! Вроде бы вы ничего не имели против «посмертных масок» и других моих вещей.
— Они и впрямь безвредны, — сказал он. — Забавные игрушки, ничего больше, но в своем саду я ничего такого сажать не стану, и не надейтесь! — Он улыбнулся в этой своей манере: «Я знаю кое-что, о чем вам неизвестно». — Как бы то ни было, можете мне объяснить, мистер Белл, что это за куст, на который птицы не садятся, а? — Он перевел взгляд на растение и тут же снова на меня. — Ни разу не видел, чтобы садились. — Он снова сплюнул. — И я их не осуждаю, имейте в виду. Я и сам в жизни на него не сел бы. Только гляньте на эти листья! Они никогда не шевелятся на ветру. А стебель и ветки? Белые, как кожа прокаженного! Он больше похож на уродливого осьминога с листьями, чем на куст.
В то время я быстро забыл о нашем разговоре. Старина Картрайт всегда был полон странных фантазий и говорил примерно то же обо всех моих приобретениях, когда видел их впервые. Однако спустя несколько недель, когда я сам заметил в этом дереве кое-что по-настоящему странное, мне припомнились его слова.
О, да! Тогда это было уже дерево. Оно почти утроилось в размерах и достигало высоты около трех футов, отрастило множество испещренных серыми крапинками ветвей, на ставшем заметно толще стволе и нижних ветвях явственно проступали странно узловатые, темные прожилки, похожие на вены. Это был тот день, когда мне пришлось призвать старину Картрайта прекратить донимать дерево, в которое он тыкал своей тростью. В конце концов, дерево было «гвоздем» моей коллекции, и я не хотел, чтобы оно пострадало.
— Это ты, да, светишься по ночам? — спросил он дерево, тыча в него тростью. — Сияешь, точно желтые поганки? Я приходил сюда этой ночью, мистер Белл, но вы уже были в постели. Потому что снова увидел пожар в саду, но это был не пожар — это было оно! — Он так сильно ткнул дерево, что оно затряслось. — Что за дерево такое, которое светится по ночам, а птицы на него не садятся?
Вот тут я разозлился и попросил его оставить дерево в покое.
Временами он бывал обидчив, старина Гарри. Возмущенно пыхтя, он затопал в сторону своего дома. Я хотел тоже вернуться к себе, но потом подумал, что, возможно, был слишком груб со стариком, и повернулся, собираясь окликнуть его и пригласить выпить рюмочку. Однако не успел и рта раскрыть, как взгляд мой упал на дерево.
Бог свидетель, оно гналось за стариной Картрайтом, как пес на поводке гонится за котом. Белые листья, словно жуткие руки, тянулись вслед ему, и ствол буквально наклонился в направлении удаляющейся фигуры…
Он оказался прав. Этой ночью я бодрствовал и собственными глазами видел, как дерево испускало странный, серебристый свет наподобие огней Святого Эльма. Тогда впервые мелькнула мысль избавиться от него, а находка, сделанная на следующее утро в саду, утвердила меня в этом решении.
Не думаю, что в то время свечение по-настоящему беспокоило меня. Как заметил старина Гарри, некоторые поганки тоже светятся в темноте; и я знал, что это же самое свойственно одному-двум видам мха. Даже более развитые биологические формы — к примеру, многие глубоководные рыбы — обладают своеобразной «системой освещения», а планктон светится и на поверхности океана. Нет, я был уверен, что свечение — это пустяки; но то, что я обнаружил на следующее утро, все меняло! Поскольку я убежден — ни одна из вышеперечисленных биологических форм неспособна сделать то, что сделало той ночью дерево.
Едва выйдя в сад, я заметил происшедшие с деревом пугающие изменения. Оно выглядело… сильнее, а листья и «вены» приобрели более темный оттенок. Я был так захвачен этим зрелищем, что заметил кота, лишь когда чуть не наступил на него. Тело лежало в траве на расстоянии фута от дерева, и, перевернув его носком ботинка, я удивился, что оно не окоченело. А ведь животное было очевидно мертво, просто кожа да кости, и…
Опустившись на колени, чтобы получше рассмотреть маленький пушистый труп, я почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом! Тело кота не окоченело… потому что нечему было коченеть!
Внутри шкурки остались только кости. Приглядевшись, я увидел, что маленький рот, ноздри и анальное отверстие ужасным образом изувечены. Конечно, не исключено, что бедняжку переехал автомобиль, выдавив из него внутренности (я содрогнулся), но кто зашвырнул тело в мой сад?
И потом я заметил кое-что еще: норки типа кротовых в земле, примерно на расстоянии фута вокруг дерева. Ага, сказал я себе, может, их оставили плотоядные животные, которых привлек запах крови? Странно, но сам я никакого запаха не чувствовал, а ведь кот погиб совсем недавно.
Я и прежде не раз разглядывал дерево, но сейчас изучил его сверху донизу. Полагаю, при этом я все время держал в уме свою Dionaea Muscipula — Венерину мухоловку — с чем еще было сравнивать? Листья этого дерева не были клейкими, как у некоторых плотоядных растений, а на их краях не росли шипы. И вроде бы здесь отсутствовала какая-либо дренажная система, необходимая, чтобы сделать то, что, как опасался я, было сделано. Ни игл, ни колючек; и, насколько я мог судить, никакого яда в физическом смысле этого слова.
В таком случае, что произошло с котом? Мой собственный кот, добрый товарищ на протяжении многих лет, умер от старости задолго до того, как я услышал о пустоши с кратером. Мне всегда хотелось взять другого, но теперь я порадовался, что не сделал этого. И я не понимал, как умер этот бедняга, но в одном не сомневался — нельзя дольше терпеть в своем саду это проклятие. Коллекция там или нет, от него нужно избавиться.
В тот же день я пошел в деревню и оттуда позвонил в Лондон своему другу-ботанику. Именно он продал мне Венерину мухоловку. Я рассказал ему о своем дереве и горячо заверил, что нет, я не «морочу ему голову». Он сказал, что приедет на выходные, чтобы взглянуть на него. Еще он сказал, что если дерево действительно таково, как я описываю, он был бы рад заполучить его и постарается, чтобы я не прогадал.
Это было в четверг, и я вернулся домой, чувствуя себя счастливым при мысли о том, что к воскресенью избавлюсь от этой дряни, и птицы снова запоют в моем саду. Тогда мне даже в голову не пришло, что еще до воскресенья случится то, после чего я никогда больше не буду чувствовать себя счастливым или, коли на то пошло, никогда не смогу как следует выспаться ночью.
Тем вечером у меня жутко разболелась голова. Я выпил двойную порцию бренди и лег спать раньше обычного. Прежде чем провалиться в сон, я заметил серебристое мерцание в саду. Оно было таким ярким, что я удивился, как это прежде не обращал на него внимания. Если бы не старина Картрайт, я, может, до сих пор оставался бы в неведении.
Проснулся я совершенно неожиданно. Выяснилось, что я лежу лицом вниз на тропинке в саду, сразу за дверью. Головная боль усилилась, пульсируя внутри черепа, словно молот.
— Какого черта?.. — воскликнул я, оцепенело оглядываясь.
Очевидно, я упал, споткнувшись о просевшую у порога доску, но с какой стати я вообще оказался здесь?
Лежа ничком, я бросил взгляд в сторону дерева. Похоже, шум моего падения на усыпанную гравием дорожку обеспокоил его. Оно тянулось ко мне с тем же жутким рвением, как прежде к старине Картрайту. Я с трудом поднялся и, собираясь вернуться в дом, заметил, что дерево откачнулось от меня в сторону дома старика.
«И что теперь его беспокоит?» — удивился я, зашел внутрь и снова запер дверь.
Я сел на постель и попытался обдумать случившееся. Слава богу, что доска просела! Я все лето собирался заменить ее, потому что по ее милости чуть ли не каждый день спотыкался.
— Хорошо, что так и не сделал этого, — пробормотал я, явно по незнанию недооценивая этот факт.
Я-то переживал лишь из-за того, что вдруг кто-нибудь увидел меня расхаживающим по саду посреди ночи в одних пижамных штанах. Ну, думать об этом было невыносимо. Жители деревни, скорее всего, уже считали меня слегка не в себе, из-за моей коллекции. Старина Гарри всегда любил посплетничать.
Стояла тишина, в теплом воздухе не ощущалось ни малейшего ветерка. Однако в следующий раз я проснулся от громкого звука — железная калитка сада с грохотом закрылась. Страшно досадуя на все эти ночные неприятности, я вскочил и бросился к окну. Рядом с деревом стоял старина Картрайт. Взгляд широко распахнутых глаз был прикован к дереву которое наклонилось к нему в той же ужасной, уже знакомой мне манере.