пастбища были теперь одним нетронутым санным путем.
Горный Дядя сдержал слово и не остался зимовать на горе. Едва выпал первый снег, он запер хижину и хлев и вместе с Хайди и козами перебрался в Деревеньку. Там, неподалеку от церкви и пасторского дома, имелась большая усадьба, обнесенная каменной стеною. Прежде там находился господский дом, еще и сейчас было видно, насколько он был велик, хотя само здание уже почти развалилось. Там жил когда-то храбрый воин, который служил в Испании, совершил там много подвигов и захватил богатую добычу. Потом он вернулся в Деревеньку и построил огромный дом, где намеревался жить, но вскоре ему стало скучно в тихой Деревеньке, ведь раньше он долго жил в шумном мире. Он покинул Деревеньку и никогда больше туда не возвращался. Через много-много лет стало известно, что он умер, и дом перешел во владение его дальнего родственника из долины, но за эти годы дом пришел в негодность, а новый владелец не пожелал его восстанавливать. И в дом перебрались бедные люди, которые не могли много за него заплатить. Если где-то обваливался кусок стены или потолка, то все так и оставалось, чинить было некому. С тех пор прошло еще много лет. И когда в Деревеньку пришел Горный Дядя со своим сынишкой Тобиасом, он поселился в разрушенном доме. А потом дом по большей части пустовал. Да и как можно жить в таком доме, не чиня и не латая его, не предвидя заранее, что еще что-то обвалится, не затыкая то и дело возникавшие трещины и дыры? А кому охота с этим возиться? Зима же в Деревеньке долгая и холодная. И по комнатам гуляют ветры, так что ни свечу зажечь, ни согреться. Но Горный Дядя знал, как помочь горю. Едва он принял решение зимовать в Деревеньке, как сразу же взялся за старый дом и в течение осени постоянно ходил в Деревеньку, чтобы привести его в порядок и все устроить по своему вкусу. Таким вот образом в середине октября они с Хайди перебрались в Деревеньку.
Если подойти к дому сзади, сразу попадаешь в помещение, одна стена которого обвалилась полностью, а другая наполовину. Оттуда видно большое сводчатое окно, давно уже стоявшее без стекол и заросшее густым плющом до самого потолка, тоже полуобвалившегося. Потолок также был сводчатый, и сразу понятно, что здесь когда-то была часовня. Оттуда без дверей можно попасть в большой зал, там кое-где сохранились еще красивые каменные плиты пола, между которыми буйно растет трава. Стен в зале почти уже нет, да и потолка тоже, и если бы не несколько толстых колонн, подпиравших сохранившуюся часть потолка, сюда страшно было бы входить, — кажется, потолок вот-вот рухнет вам на голову. Именно здесь Горный Дядя соорудил дощатый загон и густо усыпал пол соломой, в нем будут зимовать козы. Далее идут разные переходы и коридоры, почти целиком разрушенные, — сквозь потолок видно небо, а сквозь стены луга и дорога. Но одна тяжелая дубовая дверь еще крепко держится в петлях, а за этой дверью есть большая комната вполне приличного вида. Все четыре еще довольно крепкие стены обиты темными деревянными панелями без всяких дыр, а в углу стоит громадная печь, почти под потолок, выложенная крупными белыми изразцами с синим рисунком. Чего только нет на этих изразцовых картинках — и старинные башни в окружении высоких деревьев, под которыми стоит охотник с собаками, и тихое озеро в тени ветвистых дубов, а на берегу его рыбак, закинувший в воду свою удочку. Печь опоясывает лавка. Очень удобно! Можно сидеть и разглядывать дивные картинки.
Хайди сразу здесь понравилось. Едва войдя с дедом в эту комнату, она кинулась к печке, уселась на лавку и принялась изучать изразцы. А продвигаясь по лавке к задней стороне печи, она приметила кое-что еще. В довольно большом пространстве между стеной и печью были установлены четыре широкие доски. Больше всего это сооружение походило на ларь для хранения яблок. Но внутри лежали вовсе не яблоки, нет, там находилась постель Хайди, точь-в-точь такая же, как в горной хижине. Пышное сено, покрытое полотняной простыней, и мешок вместо одеяла.
— Ой, дедушка! — восторженно вскричала Хайди. — Это моя спаленка! Как тут хорошо! А где же ты будешь спать?
— Твоя постель обязательно должна быть поближе к печке, чтобы ты не мерзла, — сказал дед. — А вот и моя, глянь-ка!
Хайди побежала за дедом, который открыл дверь на другой стороне просторной комнаты. За дверью оказалась маленькая комнатушка. Там дед и устроил свою спальню. В этой спальне имелась еще одна дверь. Хайди сразу распахнула ее и в изумлении застыла на пороге. Это было что-то вроде кухни, но такой огромной, какой она еще сроду не видывала. Деду пришлось там немало потрудиться. Но и на будущее работы тут оставалось еще очень много. Стены в дырах и трещинах, в которые задувает ветер, однако многие из них уже закрыты досками, так что кажется, будто повсюду в стенах сделаны маленькие шкафчики. Даже старинную массивную дверь дедушка сумел укрепить проволокой и множеством гвоздей так, что теперь ее можно запирать, что очень кстати, ибо за ней находятся только вконец разрушенные стены да густые заросли кустарников, где живут бесчисленные ящерицы и жуки.
Хайди страшно нравилось новое жилище, и когда на другой день Петер пришел поглядеть на новую квартиру, она уже успела заглянуть во все углы и закоулки и, чувствуя себя хозяйкой, с наслаждением все ему показывала. Она не отпускала его, покуда он не увидел все диковинки, таившиеся в новом обиталище.
Хайди прекрасно спалось в закутке за печкою, но по утрам ей по-прежнему казалось, что она проснулась в Альпах и сейчас, распахнув дверь хижины, услышит шум елей, если тяжелый снег еще не пригнул ветви к земле. И так повторялось изо дня в день, и всякий раз, стоило ей вспомнить, где она находится, сердце девочки сжималось от боли. Но слыша, как дед разговаривает с Лебедкой и Медведкой, а те весело блеют, словно хотят сказать: «Хайди, приходи скорей!», она понимала, что ничего страшного нет, она все-таки дома, и весело вскакивала с постели и торопилась в просторный хлев.
На четвертый день Хайди заявила:
— Сегодня мне надо сходить к бабушке, нельзя ее так надолго оставлять одну.
Но дед не позволил.
— Сегодня нельзя и завтра тоже, — твердо сказал он. — По дороге на пастбище снег уж больно глубокий, и глянь, он все еще идет. Даже Петер, уж на что крепкий парень, и то с трудом пробивается. А такую малышку, как ты, Хайди, сразу занесет снегом так, что и не сыщешь. Погоди немного, вот подморозит, тогда и гуляй себе по снегу сколько влезет.
Поначалу Хайди трудно было смириться с ожиданием. Но дни теперь были заполнены делами, не успеешь с одним управиться, другое уже поджидает.
Хайди теперь каждый день ходила в школу, утром и после обеда. И очень прилежно училась.
Но Петера она в школе почти не видела, он туда редко захаживал.
Учитель, человек мягкий, говорил:
— Сдается мне, Петера опять нет. Конечно, учение ему бы не повредило, но наверху опять навалило столько снегу, что ему не пробиться.
Однако под вечер, после занятий, Петер все-таки приходил в Деревеньку и наносил визит Хайди.
Через несколько дней опять выглянуло солнце, осветив своими лучами заснеженную землю, но очень быстро ушло за горы, словно земля сейчас ему нравилась куда меньше, чем летом, когда все кругом цветет и зеленеет. А потом встала луна, большая и светлая, и всю ночь сияла над снежными полями. Поутру же Альпы сверху донизу сверкали и искрились, точно хрусталь.
Когда Петер, как и в предыдущие дни, хотел выпрыгнуть из окна в глубокий снег, случилось нечто, чего он никак не ожидал. Он прыгнул, но попал не в мягкий снег, а на твердый наст, упал и покатился вниз, точно санки без седока. Ему с трудом удалось удержаться и встать на ноги. Удивлению его не было предела. Он изо всех сил топал ногами по заснеженной земле, чтобы удостовериться, что такое возможно. Подумать только, что с ним случилось! Но сколько он ни бил каблуком по снегу, даже малюсенького кусочка не смог отбить. Все кругом было покрыто толстой коркой льда. Петера, однако, это ничуть не огорчило, наоборот, теперь он был уверен, что Хайди к ним придет. Он вернулся домой, выпил молока, которое мать едва успела поставить на стол, схватил свой кусок хлеба, сунул в карман и выпалил:
— Мне в школу надо!
— Да, сынок, иди и учись хорошенько! — напутствовала его мать.
Петер осторожно вылез в окно — дверь была замурована застывшим снегом, — взял санки, уселся на них и вихрем понесся с горы.
В мгновение ока он очутился в Деревеньке и, не задерживаясь, понесся дальше, в Майенфельд, ему казалось, если он остановится, это будет насилием над ним и над санками. Так он и летел вниз, покуда санки сами собой не остановились. Тогда он слез и огляделся.
Санки вынесли его даже за пределы Майенфельда. И тут ему пришло в голову, что в школу он все равно уже опоздал, уроки давно начались и, чтобы добраться до Деревеньки, уйдет не меньше часа. А значит, и вовсе спешить не стоит, и времени у него сколько угодно. Он заявился в Деревеньку, лишь когда Хайди уже вернулась из школы и села обедать вместе с дедушкой. Петер вошел и тут же, с порога, не удержавшись, выпалил волнующую новость!
— С ним все!
— С кем? С кем, генерал? Звучит достаточно воинственно, — заметил дед.
— Со снегом!
— О! Значит, теперь я смогу пойти к бабушке! — воскликнула Хайди, мгновенно понявшая, что хотел сказать Петер. — А почему же тебя не было в школе? Ты же мог съехать на санках! — укоризненно добавила Хайди, полагавшая, что это просто безобразие — не ходить в школу, когда попасть туда ничего не стоит.
— Да я на санках далеко Заехал, и поздно уже было, — оправдывался Петер.
— Отговорки, брат, отговорки, — заметил дед. — А знаешь, что за это бывает?
Петер в испуге сорвал с головы шапку. Никого на свете он не боялся и не почитал так, как Горного Дядю.
— А уж парню, вроде тебя, настоящему полководцу, должно быть вдвойне стыдно! Это ведь вроде дезертирства, — продолжал старик. — Как по-твоему, что ты станешь делать, если в один прекрасный день твои козы разбегутся кто куда, откажутся идти за тобой и станут все делать себе же во вред?