– Отложите ваши великие мысли на завтра и сделайте наконец так, чтобы мы ещё сегодня смогли сесть за стол.
С этими словами фройляйн Роттенмайер пронеслась мимо Себастиана и стала звать Тинетту столь малоприветливым тоном, что горничная Тинетта присеменила ещё более мелкими шагами, чем обычно, и предстала перед ней с таким насмешливым лицом, что даже фройляйн Роттенмайер не отважилась на неё накинуться, и от этого волнение распирало её изнутри ещё больше.
– Комнату прибывшей привести в порядок, Тинетта, – сказала дама со спокойствием, дающимся ей очень тяжело. – Там всё уже готово, только вытрите с мебели пыль.
– Придётся постараться, – усмехнулась Тинетта и вышла.
Тут Себастиан с грохотом распахнул двойные двери в учебную комнату, поскольку был рассержен замечанием фройляйн Роттенмайер, а выместить злобу дерзким ответом управляющей не посмел; затем с внешней невозмутимостью вошёл в учебную комнату, чтобы выкатить кресло-каталку в столовую. Когда он поправлял сбившуюся рукоять каталки, Хайди подошла и стала пристально вглядываться в него. Заметив это, Себастиан взорвался:
– Ну и что тут такого особенного? – рыкнул он на Хайди таким тоном, какого не допустил бы в присутствии фройляйн Роттенмайер, которая снова возникла на пороге и приблизилась как раз в тот момент, когда Хайди отвечала:
– Ты похож на Петера-козопаса.
Дама в ужасе стиснула руки.
– Да как же можно! – вполголоса простонала она. – Она «тыкает» слугам! Этому созданию не привили даже самых элементарных понятий!
Себастиан выкатил кресло в столовую и пересадил из него Клару за стол.
Фройляйн Роттенмайер села рядом с ней и кивнула Хайди, чтобы та заняла место напротив. Больше за стол никто не сел, и места оставалось много; трое сидящих располагались просторно, чтобы Себастиану удобно было подойти с блюдом к каждому.
Рядом с тарелкой Хайди лежала румяная белая булочка. Девочка поглядывала на неё с сокровенным умыслом. Сходство с Петером, которое Хайди обнаружила, должно быть, пробудило в ней полное доверие к Себастиану, поскольку она сидела тихо, как мышка, и не шевелилась, пока тот не подошёл к ней, поднеся блюдо с жареной рыбой. Тогда она указала на булочку и спросила:
– Можно это взять?
Себастиан кивнул, покосившись при этом на фройляйн Роттенмайер: ему интересно было увидеть её реакцию на этот вопрос. Хайди мгновенно цапнула булочку и сунула её в карман передника. Себастиан скорчил гримасу, едва сдерживая разбиравший его смех: он хорошо знал, что смеяться ему сейчас не дозволено. Себастиан застыл рядом с Хайди каменным истуканом, поскольку говорить ему тоже не разрешалось, но и уйти он не имел права, пока не обслужит всех.
Хайди некоторое время удивлённо смотрела на него, потом спросила:
– Мне тоже надо это есть?
Себастиан снова кивнул.
– Тогда дай мне, – сказала она, спокойно глядя на его блюдо.
Гримаса Себастиана уже вызывала тревогу, а блюдо в его руках стало опасно дрожать.
– Можете поставить блюдо на стол, заберёте потом, – со строгим лицом распорядилась фройляйн Роттенмайер. Себастиан тут же исчез. – А тебе, Адельхайд, я, как видно, должна разъяснить основные понятия, – продолжила фройляйн Роттенмайер с глубоким вздохом. – Прежде всего я хочу показать тебе, как вести себя за столом. – И тут дама обстоятельно и доходчиво проделала всё, что должна была делать Хайди. – Затем уясни, что за столом ты не должна заговаривать с Себастианом, а вне столовой только в том случае, если тебе поручили что-то у него спросить. Но при этом ты обращаешься к нему не иначе как «вы», поняла? Чтобы я больше не слышала другого обращения к нему. Тинетту ты тоже называешь на «вы» или «барышня Тинетта». Меня называй так, как называют все. Как называть Клару, пусть она определяет сама.
– Разумеется, Клара, – сказала та.
Тут последовало ещё множество предписаний, касающихся поведения: как вставать и как ложиться в постель, как входить и выходить, как поддерживать порядок, как закрывать двери, и от всего этого у Хайди уже стали слипаться глаза, потому что в этот день она была на ногах с пяти часов утра и проделала дальнее путешествие. Она откинулась на спинку кресла и заснула.
Добравшись через некоторое время до конца своих наставлений, фройляйн Роттенмайер завершила урок:
– Подумай об этом, Адельхайд! Ты всё поняла?
– Хайди уже давно спит, – объявила Клара, развеселившись, потому что давно уже вечерняя трапеза не протекала для неё так забавно.
– Да это неслыханно! Натерпимся мы ещё с этим ребёнком! – с досадой воскликнула фройляйн Роттенмайер и так яростно зазвонила в колокольчик, что Тинетта и Себастиан вбежали в столовую одновременно. Но, несмотря на весь этот шум, Хайди не проснулась, и потребовались немалые усилия, чтобы разбудить её и увести в постель.
Беспокойный день фройляйн Роттенмайер
Когда Хайди открыла глаза в своё первое франкфуртское утро, она не могла понять, где находится. Хайди тёрла глаза, потом снова озиралась, но видела всё то же самое. Она сидела на высокой белой кровати и осматривала перед собой просторное помещение; на окне висели длинные-длинные белые шторы; рядом располагались два цветастых кресла, у стены стояла софа с такой же цветастой обивкой, а перед ней стол, в углу был умывальный столик с принадлежностями, каких Хайди ещё никогда не видела.
И тут Хайди наконец сообразила, что она во Франкфурте, и ей вспомнился весь вчерашний день с наставлениями госпожи, которые она успела услышать, прежде чем заснула. Хайди спрыгнула с кровати и привела себя в порядок. Потом подошла к одному окну, затем к другому: ей необходимо было видеть небо и землю, чтобы не чувствовать себя за огромными шторами как в клетке. Отодвинуть штору она не смогла и тогда пробралась за неё, чтобы подступиться к окну. Но оно оказалось так высоко, что Хайди едва дотянулась до подоконника, чтобы выглянуть наружу. Она бегала от одного окна к другому, но перед глазами было одно и то же – стены и окна, и снова стены, и снова окна. Хайди совсем загрустила. Было ещё раннее утро, Хайди привыкла на альме рано вставать и сразу выбегать за дверь: посмотреть, ясное ли сегодня небо, высоко ли поднялось солнце, шумят ли ёлки и раскрылись ли цветы. Как птичка, впервые очутившись в сверкающей клетке, мечется туда-сюда в надежде вырваться на волю, так Хайди бегала от окна к окну, пытаясь их открыть. В конце концов, должна же она увидеть, кроме стен и окон, солнце, небо, землю, зелёную травку, тающий на склонах снег! Но окна были накрепко закрыты, как она ни тянула и ни дёргала их, как ни пыталась подобраться под раму пальцем, чтобы отжать её. Убедившись, что все усилия тщетны, Хайди обдумывала, как бы выйти из дома и обойти его кругом: может, с другой стороны она набредёт на растительность, поскольку ко входной двери вчера она подходила по каменной мостовой. Тут раздался стук в дверь, и в комнату тотчас заглянула Тинетта:
– Завтрак готов!
Хайди не усмотрела в этих словах приглашения: на насмешливом лице Тинетты было написано скорее предостережение, чтоб близко к ней не подходили, и Хайди решила подчиниться ему. Она достала из-под стола низенькую скамеечку, поставила её в углу и уселась на неё.
Через некоторое время в комнату нагрянула фройляйн Роттенмайер, которая опять пребывала в волнении, и закричала:
– В чём дело, Адельхайд? Ты что, не знаешь, что такое завтрак? Иди сюда!
Вот теперь Хайди было понятно, и она тотчас последовала за ней. Клара уже сидела на своём месте в столовой. Она дружелюбно приветствовала Хайди и заметно оживилась, предвкушая, что же забавного произойдёт сегодня.
Завтрак проходил ровно и гладко. Хайди жевала свой бутерброд, как ей казалось, очень прилично, а когда всё подошло к концу, Клару повезли в учебную комнату. Хайди велено было следовать за ней и ждать прихода господина Кандидата, чтобы начать занятия.
Как только дети остались одни, Хайди тотчас спросила:
– А как тут выглянуть наружу, чтобы увидеть землю?
– Просто открывают окно и выглядывают, – ответила Клара, забавляясь.
– Эти окна не открываются, – опечалилась Хайди.
– Открываются, открываются, – заверила Клара. – Только ты пока не знаешь как, а я не могу тебе помочь. Попроси Себастиана, он откроет.
Это было для Хайди большим облегчением – знать, что наружу всё-таки можно выглянуть: ощущение, что её заперли в комнате, очень угнетало девочку.
Тут Клара начала расспрашивать Хайди, как она живёт у себя дома, и Хайди с радостью рассказывала об альпийских лугах, о козах, об их пастбищах и обо всём, что она любила.
Тем временем пришёл господин Кандидат, но фройляйн Роттенмайер, встретив учителя, провела его не в учебную комнату, как обычно, а в столовую, потому что ей необходимо было выговориться. Усадив господина Кандидата напротив себя, она с волнением поведала ему своё затруднительное положение и то, как в него попала.
Некоторое время назад она написала господину Сеземану в Париж, что его дочь давно высказывает желание иметь подружку, да и сама фройляйн Роттенмайер полагает, что такая подружка способствовала бы успешным занятиям, а в остальное время составляла бы Кларе весёлую компанию. Собственно, и для самой фройляйн Роттенмайер дело было весьма желательным: она хотела, чтобы кто-то брал на себя развлечение больной Клары, когда самой фройляйн Роттенмайер становилось уже невмоготу, что происходило довольно часто. Господин Сеземан ответил, что он охотно исполнит желание дочери, однако с условием, что такая подруга будет содержаться не хуже, чем Клара, он не хочет в своём доме никакого детского мучительства, «что, конечно, было совершенно лишним замечанием со стороны хозяина, – добавила фройляйн Роттенмайер, – ибо кто же хочет мучить детей!». Но затем она поведала о том, как попала впросак с этим ребёнком, и привела в пример его невоспитанность, так что не только господину Кандидату придётся теперь начинать занятия с самых азов, но и ей самой надо будет начинать воспитание буквально с нуля. Она видит только одно средство спасения из этого гибельного положения: если господин Кандидат заявит, что два столь разных создания не смогут заниматься вместе без ущерба для Клары; это было бы уважительной причиной для господина Сеземана отправить ребёнка туда, откуда его привезли, но без его согласия она не может на это пойти, поскольку хозяину уже известно, что ребёнок прибыл.