В это время Дядя Альм подошёл к учебной комнате и постучался. Господин пастор открыл дверь и вышел навстречу пришедшему, не удивившись, как можно было бы ожидать, – как видно, появление Дяди Альма в церкви не ускользнуло от его внимания. Он поздоровался со стариком за руку и долго сердечно тряс её, а Дядя Альм молчал и не находил слов, потому что на такой тёплый приём не рассчитывал. Потом он взял себя в руки и сказал:
– Я пришёл просить господина пастора, чтобы он забыл мне те слова, которые я говорил ему на альме, и чтоб он не держал на меня зла за мою строптивость и за пренебрежение добрым советом. Господин пастор во всём был прав, а я был неправ, но теперь хочу последовать его совету и на зиму снова поселиться в Деревушке, потому что суровое время года там, наверху, – не для ребёнка, она слишком хрупкая, а то, что люди здесь, внизу, косятся на меня с недоверием, так лучшего я и не заслужил – и со стороны господина пастора тоже.
Приветливые глаза пастора сияли радостью. Он снова принялся трясти руку старика и растроганно говорил:
– Сосед, вы пребывали в истинной церкви ещё до того, как спустились сегодня в мою. Меня это радует. И в том, что вы сегодня к нам пришли и хотите жить с нами, вам не придётся раскаиваться, я вам всегда рад как дорогому другу и соседу, и я надеюсь приятно коротать с вами зимние вечера, потому что ваше общество для меня ценно и приятно, а для девочки мы тоже найдём тут хороших друзей.
И господин пастор дружелюбно положил свою ладонь на курчавую голову Хайди, взял её за руку и повёл на улицу, провожая их, и только там он попрощался.
Все стоявшие у церкви люди могли видеть, как господин пастор ещё раз пожал руку Дяде Альму – прямо-таки как лучшему другу, с которым он никак не мог расстаться. И едва успела закрыться дверь за господином пастором, как всё собрание обступило Дядю Альма, каждый хотел быть первым, и столько рук потянулось к нему одновременно, что он даже не знал, какую пожать раньше, и один ему крикнул: «Как я рад! Как я рад, Дядя, что вы снова пришли к нам!», а второй: «Я бы тоже давно с вами перекинулся словечком, Дядя!» И такое звучало со всех сторон, а когда Дядя на все дружеские приветствия ответил, что собирается снова переехать в своё прежнее жильё в Деревушке и скоротать зиму со старыми знакомыми, тут поднялся такой шум, как если бы Дядя Альм был самым дорогим человеком, а его отсутствие все ощущали как потерю. И многие сопровождали дедушку и внучку далеко в гору, а при прощании каждый заручился обещанием Дяди Альма вскоре зайти на огонёк, и, когда люди возвращались вниз, старик остановился и долго смотрел им вслед, и на его лице лежал тёплый отсвет, как будто солнце озаряло его изнутри.
Хайди пристально посмотрела на него снизу вверх и заметила:
– Дед, сегодня ты час от часу всё красивее, таким ты никогда не был.
– Ты думаешь? – улыбнулся дедушка. – Вот видишь, Хайди, мне сегодня тоже хорошо, что я получил по заслугам, а теперь помирился с Богом и людьми. Господь Бог правильно рассудил, что послал тебя ко мне на альм.
Вскоре они дошли до хижины козопасов.
– С Богом тебе привет, бабушка, – громко сказал Дядя Альм, входя с Хайди в комнату. – Думаю, надо будет снова кое-что подлатать, пока не подули осенние ветры.
– Ах ты, боже мой, да это же Дядя! – воскликнула бабушка в радостном изумлении. – Неужели дожила, чтобы наконец поблагодарить вас за всё, что вы для нас сделали! Спаси Бог! Спаси Бог!
И, трепеща от радости, бабушка протянула руку, а когда гость сердечно пожал её, она продолжила:
– И ещё одна просьба есть у меня на сердце, Дядя: если я чем-то вас когда обидела, не наказывайте меня, не отсылайте Хайди, пока я не лягу на погосте. О, вы не можете знать, что значит для меня этот ребёнок! – И она прижала к себе Хайди, которая к ней в этот момент прильнула.
– Не беспокойтесь, бабушка, – успокоил её Дядя. – Этим я не хочу наказывать ни вас, ни себя. Теперь мы останемся вместе, если Бог даст, ещё долго.
Тут Бригитта отвела Дядю в уголок, показала ему шляпку с пером и рассказала, как девочка ею распорядилась, но что она конечно же не хочет отнимать у ребёнка такую вещь.
Дедушка благосклонно посмотрел на свою Хайди и сказал:
– Шляпа её, и, если не хочет больше надевать её, она в своём праве, и раз тебе отдала, так и носи.
Бригитта была довольна таким ответом.
– Она стоит не меньше десяти франков, вы только посмотрите! – На радостях она подняла шляпку на свет. – Какое благословение привезла эта Хайди из Франкфурта! Я уж тоже подумываю, не послать ли и мне Петерли ненадолго во Франкфурт. Как вы считаете, Дядя?
Глаза у Дяди весело блеснули. Он ответил, что Петерли бы это не повредило, но ему следует подождать подходящего случая.
Тут в дом ворвался лёгкий на помине Петер. Запыхавшись, он остановился посреди комнаты и поднял в руке письмо, которое ему передали в Деревушке на почте. Письмо было адресовано Хайди. Все уселись за стол в нетерпеливом ожидании, а Хайди развернула своё письмо и прочитала громко и без запинки. Письмо было от Клары Сеземан. Она рассказывала, что после отъезда Хайди стало так скучно в доме, и она упросила отца запланировать на осень поездку в Бад-Рагац, и бабуня тоже собирается поехать с ними, потому что она тоже хочет навестить на альме Хайди и дедушку. И дальше бабуня велела передать Хайди, что та была права, что так хотела привезти бабушке булочек, а чтобы бабушке не пришлось давиться ими всухомятку, вскоре последует и кофе, он уже в пути, а когда бабуня сама приедет на альм, то Хайди должна будет отвести её к бабушке.
Это письмо принесло столько радости и вызвало столько разговоров и расспросов, поскольку касалось сразу всех, что даже дедушка не заметил, что уже поздно, и все были так рады грядущим событиям, а ещё больше тому, что они вместе, и бабушка в конце концов сказала:
– Всё-таки нет ничего лучше, когда приходит старый друг и снова даёт тебе руку, как бывало раньше, давным-давно. Это приносит сердцу утешение, что мы однажды обретаем всё, что нам мило. Приходите ещё, и поскорее, Дядя. А Хайди навестит меня уже завтра, да?
Это было обещано бабушке тут же. Но наступила пора уходить, и дедушка отправился с внучкой на альм, и как утром звон колоколов звал их снизу, так теперь он провожал их из долины вверх до самой хижины, которая поблёскивала в закатном свете.
А осенью приедет бабуня, и наверняка будут новые радости и сюрпризы для Хайди, равно как и для бабушки, и наверняка на сеновале появится настоящая постель, поскольку, где бы ни появилась бабуня, там вскоре всё чудесным образом приходит в надлежащий порядок и устраивается так, как надо.
Хайди пригодилось то, чему она училась
Сборы в путь
Тот добрый господин доктор, который принял решение незамедлительно вернуть Хайди на родину, шёл по широкой улице к дому Сеземанов.
Стояло солнечное сентябрьское утро, такое ясное и ласковое, что все люди, казалось, должны были ему радоваться. Но господин доктор смотрел себе под ноги, на камни мостовой, и даже не замечал над собой синего неба. На лице его отражалась печаль, прежде ему совсем несвойственная, а волосы стали намного белее, чем были весной. У доктора была единственная дочь, самая близкая ему душа после смерти жены, составлявшая всю его радость. Несколько месяцев назад смерть отняла у него и эту цветущую девушку. С тех пор господина доктора уже никто не видел по-настоящему весёлым, каким его знали раньше.
Доктор позвонил в колокольчик, и Себастиан со всей возможной предупредительностью открыл ему дверь, сразу же сделав всё, чего можно было ожидать от преданного слуги, – ведь господин доктор был не только лучшим другом хозяина дома и его дочки: как и всюду, своим дружелюбием он давно расположил к себе всех жильцов этого дома и сделал их своими добрыми друзьями.
– Всё по-прежнему, Себастиан? – осведомился господин доктор, как обычно, приветливым тоном и стал подниматься по лестнице.
Себастиан сопровождал его, продолжая выказывать все знаки преданности, хотя господин доктор их не мог видеть, потому что шёл впереди.
– Как хорошо, что ты здесь, доктор! – воскликнул господин Сеземан, вставая навстречу вошедшему. – Мы должны ещё раз как следует обговорить поездку в Швейцарию, я хочу услышать от тебя, остаёшься ли ты при своём мнении даже после того, как у Клары наступило решительное улучшение.
– Мой дорогой Сеземан, как прикажешь это понимать? – ответил гость, усаживаясь рядом с другом. – Как мне недостаёт здесь твоей матери! При ней всё становится просто и ясно и входит в нужное русло. А с тобой ведь ни о чём не договоришься. Сегодня ты посылаешь за мной уже в третий раз, чтобы я опять сказал тебе то же самое.
– Да, ты прав, эта история уже истощила твоё терпение, но всё же ты должен понять, – и господин Сеземан просительно положил руку на плечо друга, – мне будет очень тяжело отказать ребёнку в том, что ему твёрдо обещано и чего он месяцами ждёт с великим нетерпением. И все трудности последнего времени ребёнок стоически переносил, питаясь одной лишь надеждой, что сможет отправиться в Альпы к своей подруге Хайди. И ты требуешь, чтобы этому милому ребёнку, и без того лишённому слишком многого, родной отец перечеркнул давно лелеемую надежду? Да это почти невозможно.
– Сеземан, так надо, – твёрдо сказал господин доктор, а поскольку друг его сидел притихший и подавленный, он через некоторое время продолжил: – Подумай сам, как обстоят дела. У Клары уже несколько лет не было такого тяжёлого лета, как нынешнее. О столь длительном путешествии не может быть и речи без риска самых худших последствий. Вот начался сентябрь, в Альпах ещё очень живописно, но похолодать может в любой момент. Дни уже короткие, и оставаться наверху и проводить там ночи Клара никак не сможет. Ей пришлось бы подниматься туда заново каждый день для того, чтобы провести там лишь пару часов. Одна только дорога от Бад-Рагаца займёт несколько часов, поскольку нести её вверх придётся в кресле. Короче, Сеземан, нельзя! Но я хочу войти в твоё положение и поговорить с Кларой – она ведь разумная девочка, – я хочу рассказать ей про мой план. В будущем мае она поедет для начала только в Рагац, там ей придётся принять долгий курс водного лечения – до тех пор, пока в Альпах не станет совсем тепло. После этого её будут изредка относить наверх, и она, уже подлечившись и окрепнув, совсем по-другому сможет насладиться этими горными местами, чем сейчас. Ты же понимаешь, Сеземан, если мы ещё хотим питать хотя бы малую надежду на улучшение состояния твоего ребёнка, мы обязаны соблюдать чрезвычайно щадящий режим и проводить тщательное лечение.