Между тем солнце достигло зенита. Ветер давно улёгся, и ели притихли. Воздух был для такой высоты ещё мягким и ласковым и приносил к освещённой солнцем скамье освежающую прохладу.
Дядя Альм встал и направился в хижину; вернулся он оттуда, неся в руках столик, который установил перед скамьёй.
– Так, Хайди, неси-ка сюда всё, что нужно для еды, – сказал он. – Примем гостя как подобает: хотя кухня у нас простая, зато столовая приличная.
– Я тоже так считаю, – ответил господин доктор, глядя вниз на озарённую солнцем долину, – и принимаю приглашение: тут, наверху, должно быть, и вкус у еды другой.
Хайди принялась сновать туда-сюда проворно, как белка, и принесла всё, что смогла найти в шкафу, поскольку возможность угостить господина доктора была для неё огромной радостью. Дедушка тем временем готовил еду и вышел из дома с дымящимся кувшином молока и золотистым обжаренным сыром. Затем он нарезал прозрачными ломтями розовое мясо, которое вялил здесь, на чистом воздухе. Господин доктор обедал с таким удовольствием, какого не испытывал уже целый год.
– Да-да, нашей Кларе непременно надо сюда приехать, – сказал он. – Это придаст ей совершенно новые силы, и, если она будет достаточно долго питаться тем, что я ел у вас сегодня, она окрепнет и округлится, чего с ней не бывало никогда.
Тут снизу на альм поднялся посыльный, неся на спине большой тюк. Дойдя до хижины, он скинул свою ношу на землю и, переводя дух, сделал несколько добрых затяжек свежего альпийского воздуха.
– Ну вот и доставлено то, что я привёз из Франкфурта, – сказал господин доктор, вставая и увлекая за собой Хайди.
Он подошёл к тюку и начал его развязывать. Развернув верхнюю упаковку, сказал:
– Так, дитя моё, а дальше уж ты сама извлекай свои сокровища.
Хайди так и сделала, и, по мере того как из тюка появлялись новые вещи, её глаза округлялись от удивления всё больше. Но вскрикнула она лишь после того, как господин доктор поднял крышку большой коробки:
– Смотри, с чем теперь бабушка будет пить кофе.
– О! Вот и бабушка теперь отведает вкусного пирога!
И Хайди принялась прыгать вокруг коробки и уже хотела её закрыть и скорее бежать с нею вниз, к бабушке. Но дедушка сказал, что ближе к вечеру они вместе пойдут провожать господина доктора и прихватят с собой подарки. Вдруг Хайди обнаружила красивый мешочек табака и протянула его дедушке. Он был очень доволен. Тут же набил им свою трубку, и теперь мужчины беседовали, сидя на скамье и выпуская клубы дыма, который стелился над всеми присланными вещами, пока Хайди скакала от одного сокровища к другому. Внезапно она снова подбежала к скамье, остановилась перед гостем и, дождавшись паузы в разговоре мужчин, со всей серьёзностью заявила:
– Нет, это «другое» не доставило мне больше радости, чем старый господин доктор.
Оба мужчины поневоле рассмеялись, и господин доктор сказал, что никак не мог рассчитывать на такое.
Когда солнце уже клонилось к закату, гость поднялся, чтобы пуститься в обратный путь в Деревушку и устроиться там на ночлег. Дедушка подхватил под мышку коробку с пирогами, колбасу и платок, господин доктор взял за руку Хайди, и они отправились вниз, к хижине козопасов. Тут Хайди должна была остаться и ждать у бабушки, когда её снова заберёт дед, который хотел проводить своего гостя до самой Деревушки.
Когда господин доктор протянул Хайди руку на прощание, она спросила:
– А не хотите завтра подняться вместе с козами на верхние пастбища? – Это было лучшее, по её мнению, что можно здесь показать гостю.
– Договорились, Хайди, – ответил он. – Пойдём вместе.
Мужчины отправились дальше вниз, а Хайди зашла к бабушке. Вначале она с трудом втащила внутрь коробку с пирогами, а потом выбежала за колбасой, потому что дедушка выгрузил всё у порога. После колбасы ей пришлось выбегать ещё раз – за большим платком. Всё это она подтащила как можно ближе к бабушке, чтобы та могла всё потрогать и понять, что там. Платок Хайди положила бабушке на колени.
– Это всё из Франкфурта, от Клары и бабуни, – доложила она поражённой бабушке и дивящейся Бригитте, у которой от неожиданности отнялись ноги и она не двигаясь смотрела, как Хайди с трудом подтаскивала подарки, а потом разворачивала их.
– Но правда же, бабушка, ты рада пирогам? Ты только посмотри, какие они мягкие! – то и дело восклицала Хайди, а бабушка подтверждала:
– Да-да, ещё бы, Хайди, ну что за добрые люди! – И она снова гладила ладонью тёплый, мягкий платок и говорила: – Это что-то чудесное для зимних холодов! Это что-то настолько роскошное, что я бы никогда в жизни не поверила, что это может мне когда-нибудь принадлежать.
Но для Хайди было удивительно, что серому платку она радуется больше, чем пирогам. Бригитта так и застыла перед колбасой, лежащей на столе, и смотрела на неё чуть ли не с благоговением. За всю свою жизнь она не видела такой огромной колбасы, и вот теперь ей перепало счастье обладать ею и даже разрезать. Это казалось ей невероятным. Она недоверчиво качала головой и робко говорила:
– Надо бы всё же спросить у Дяди, куда он её предназначал.
Но Хайди заявила без тени сомнения:
– Предназначал он её на еду и больше никуда.
Тут вбежал сломя голову Петер:
– Там Дядя Альм идёт, он велел, чтобы Хайди…
Закончить фразу он не смог. Взгляд его упал на стол, где лежала колбаса, и вид у неё был настолько аппетитный, что он забыл все слова, которые собирался сказать. Но Хайди уже и так знала, что велел дед, и быстро подала руку бабушке. Правда, теперь Дядя Альм больше не проходил мимо хижины козопасов, не заглянув и не поздоровавшись с бабушкой, а та всегда радовалась, заслышав его шаги, потому что всегда у него находилось для неё слово ободрения. Но сегодня время для Хайди было уже позднее, потому что утром она всегда вставала с солнцем. И если дедушка сказал: «Ребёнок должен высыпаться», то этот порядок нельзя было нарушать.
Поэтому он пожелал бабушке через открытую дверь спокойной ночи, взял подскочившую Хайди за руку, и они под мерцающим звёздным небом отправились к своей хижине.
Воздаяние
На следующее утро ни свет ни заря господин доктор уже поднимался в горы в обществе Петера и его коз. Дружелюбный господин несколько раз пытался завязать с козопасом беседу, но это ему не удалось: в лучшем случае он получал в ответ на свои вопросы что-нибудь неопределённое и односложное. Разговорить Петера было не так-то просто. Так и двигалась эта безмолвная компания вверх, до самой хижины Дяди Альма, где уже стояла в ожидании Хайди с обеими своими козочками, все оживлённые и радостные, как раннее солнце на небе.
– Идёшь с нами? – сказал Петер привычную фразу, которую произносил каждое утро.
– Конечно, разумеется, если только господин доктор пойдёт, – ответила Хайди.
Петер с некоторым неудовольствием покосился на господина.
Тут подошёл и дедушка, держа в руке приготовленную торбочку с обедом. Сначала он с почтением поздоровался с господином, потом подошёл к Петеру и повесил торбу ему на плечо.
Она была тяжелее, чем обычно, потому что Дядя положил туда изрядный кусок вяленого мяса. Он подумал, может, господину понравится на горных пастбищах, тогда он и пообедает там с детьми. Петер расплылся в улыбке до ушей, догадываясь, что в торбе спрятано что-то необычное.
И начался подъём в гору. Хайди была плотно окружена своими козами, каждой хотелось быть к ней ближе остальных, и они постоянно отталкивали одна другую. Из-за этого в середине стада довольно долго шла толкотня. Тогда Хайди остановилась и нравоучительно сказала:
– Идите вперёд как положено и больше не оборачивайтесь и не толкайте меня. Мне надо побыть с господином доктором.
Она ласково потрепала по спине Снежинку, которая держалась к ней ближе всех, и ей отдельно напомнила, что надо быть послушной. Потом выбралась из стада и зашагала рядом с господином доктором, который тут же взял её за руку. Теперь ему не приходилось натужно заводить разговор, как было с Петером, потому что Хайди завела его сама: у неё было так много чего рассказать про коз и про их причудливые выходки, про цветы наверху, и про скалы, и про птиц, что время шло незаметно и они как-то неожиданно очутились на выпасе. Пока взбирались наверх, Петер то и дело метал в сторону господина доктора сердитые взгляды, которые могли бы внушить тому настоящий страх – если бы он их заметил.
Добравшись наверх, Хайди сразу повела своего доброго друга на самое лучшее место, где она всегда садилась на траву и глядела по сторонам, поскольку вид отсюда нравился ей больше всего. Она поступила так и на сей раз, и господин доктор тоже опустился рядом с ней на солнечную поляну. Над вершинами гор и над далёкой зелёной долиной сиял золотой осенний день. С нижних альпийских лугов со всех сторон доносился звон колокольчиков пасущихся стад, такой благодатный и ласковый, как будто он возвещал мир и покой по всей земле.
На обширном леднике напротив сверкали и переливались золотые солнечные лучи, а серый Фалькнис в старинном величии вздымал свои скалистые башни в тёмно-синее небо. Утренний ветерок блаженно веял над Альпами, лишь мягко шевеля последние синие колокольчики, что ещё остались от буйного летнего цветения и теперь отрадно покачивали головками в тёплом солнечном свете. А над всей этой далью кружил беркут, но сегодня он не кричал. Расправив крылья, он спокойно парил в синеве, упиваясь ею.
Хайди поглядывала то туда, то сюда. Весело кивающие цветы, синее небо, радостный солнечный свет, величественная птица в вышине – всё это было так хорошо! Глаза Хайди сияли от блаженства. Она поглядывала на своего друга: всё ли он видит и правильно ли воспринимает эту красоту? Господин доктор до сих пор был тих и задумчив. Встретившись взглядом с сияющими глазами ребёнка, он сказал:
– Да, Хайди, пусть здесь и красиво, но – как ты думаешь? – если человек пришёл сюда с печальным сердцем, как он может заставить его радоваться всей этой красоте?