– Ах, ну почему во Франкфурте я не спросила у Клары, нельзя ли мне взять с собой мою постель! – расстроилась Хайди. – Там было целых три больших подушки, одна поверх другой, так что я даже спать не могла и постоянно сползала с них, а потом мне приходилось снова взбираться на подушки, потому что там так положено спать. А ты сможешь так спать, бабушка?
– Что и говорить, с высокой подушкой и теплее, и дышать легче, когда голова высоко, – сказала бабушка, с усилием приподнимая голову в более удобное положение. – Но что мы об этом говорим, я и без того благодарна Богу за всё то многое, чего другие больные и старые не имеют. Уже одни те булочки, которые мне достаются, и этот добротный, тёплый платок, и то, что ты ко мне приходишь, Хайди. Почитаешь мне сегодня что-нибудь опять?
Хайди выбежала из каморки и достала старую книгу в кожаном переплёте. Она стала пролистывать псалмы один за другим, все их она уже знала и сейчас сама была им рада, ведь уже несколько дней она не читала свои любимые стихи.
Бабушка лежала, сложив ладони, и её лицо, которое только что выглядело озабоченным, теперь было озарено счастливой улыбкой.
Хайди вдруг замолкла.
– Бабушка, тебе уже лучше? – спросила она.
– Мне уже хорошо, Хайди, мне уже стало хорошо от этого. Дочитывай.
Девочка дочитала песню до конца, до последней строфы:
– А когда помутнеют зеницы,
Пусть мне светит душа,
Чтобы дальше стремиться,
Как на родину люди спешат.
Бабушка повторила эти слова, а потом ещё и ещё раз, и теперь на её лице словно отражалось ожидание чего-то великого и радостного. Хайди стало совсем хорошо. Ей вспомнился тот солнечный день, когда она возвращалась домой, и она воскликнула:
– Бабушка, а я уже знаю, как это – возвращаться на родину.
Та не ответила, но хорошо расслышала эти слова, и выражение, которое так порадовало Хайди, оставалось на её лице.
Через некоторое время девочка сказала:
– Скоро стемнеет, бабушка, мне надо домой. Но я так рада, что тебе снова стало лучше.
Бабушка взяла руку девочки и крепко пожала, потом сказала:
– Да, я тоже рада, хоть и придётся ещё полежать. Но мне уже лучше. Видишь ли, это трудно понять, пока сам не испытаешь, каково это – много-много дней лежать неподвижно, не слыша ни единого слова и не видя ни единого лучика света. Тогда человека одолевают тяжёлые мысли, и порой думаешь, что день больше не наступит и ты больше не выдержишь. Но когда потом снова услышишь те слова, которые ты сегодня мне прочитала, это всё равно что рассвет на душе, и снова радуешься этому свету.
Тут бабушка отпустила руку девочки, и та, пожелав спокойной ночи, оставила её в каморке одну и торопливо увлекла Петера за дверь, потому что уже близилась ночь. Но на небе сияла луна, и от ослепительно-белого снега было светло так, будто снова забрезжил день. Петер приготовил свои салазки, сам сел на них впереди, а Хайди у него за спиной, и они помчались вниз по альму, словно две птицы.
Когда позднее Хайди лежала за печью на своей высокой постели из сена, она снова вспомнила бабушку, которой так неудобно лежать на плоской подушке. Хайди стала обдумывать всё, что говорила бабушка, особенно о свете, который зажигают в сердце добрые слова. И она подумала: если бабушка каждый день сможет слышать такие слова, ей с каждым днём будет всё лучше. Но она знала, что иной раз целую неделю, а то и две не сможет подниматься к бабушке наверх из-за снегопадов. Тут Хайди сделалось так грустно, что она задумалась, что бы такое придумать, чтобы бабушка слышала добрые слова каждый день. Хайди вдруг сообразила, как можно помочь, и этот выход так обрадовал её, что она не знала, как дождаться утра, чтобы осуществить свой план.
Внезапно Хайди села на своей постели, потому что в раздумьях так и не послала Господу Богу молитву на ночь, а ведь она старалась никогда не забывать об этом.
Помолившись от всего сердца за себя, за дедушку и за бабушку, она снова легла на своё мягкое сено и заснула крепко и мирно до светлого утра.
Зима продолжается
В следующие дни Петер съезжал на салазках в школу вовремя. Обед он прихватывал всегда с собой, потому что заведено было так: когда местные дети из Деревушки шли обедать домой, те ученики, что приходили издалека, принимали пищу в школе, прямо за своими партами. Они могли наслаждаться этим перерывом до часу дня, после чего занятия продолжались. Проведя такой учебный день в школе, Петер шёл к Дяде – в гости к Хайди.
Когда сегодня после занятий он вошёл в просторную комнату их дома, Хайди сразу бросилась к нему, потому что его-то она и поджидала.
– Петер, мне надо что-то тебе сказать! – крикнула она ему навстречу.
– Скажи, – ответил он.
– Теперь ты должен учиться читать.
– Я уже учился, – последовал ответ.
– Да-да, Петер, я имею в виду не это, – затараторила Хайди. – Я хотела сказать, что ты должен не только учиться, но и уметь читать.
– Я не могу, – напомнил Петер.
– Вот этому не поверит ни один человек, и я не верю, – решительно заявила Хайди. – Бабуня во Франкфурте уже давно знает, что это неправда, и она мне сказала, чтобы я в это не верила.
Петер очень удивился такому заявлению.
– Я сама научу тебя читать, и я очень хорошо знаю, как это сделать, – продолжала Хайди. – Ты должен научиться один раз и навсегда, и потом тебе надо будет каждый день читать бабушке песню или две.
– Ещё чего, – проворчал Петер.
Это ожесточённое сопротивление тому, что, казалось, было единственно правильным, привело Хайди в негодование. Меча глазами молнии, она встала перед мальчиком и с угрозой сказала:
– Тогда я скажу тебе, что будет, если ты ничему не научишься: твоя мать уже дважды говорила, что тебе надо бы поехать во Франкфурт, чтобы ты там всему научился, и я уже знаю, где там школа для мальчиков. Когда мы выезжали на прогулки, Клара мне показывала: это ужасно большой дом. Но туда ходят не только в детстве, а долго, до тех пор, пока не станут совсем взрослыми господами, это я сама видела. И ты не думай, что там всего один учитель, как у нас, да ещё такой добрый. Туда идут целыми колоннами, много мальчиков один за другим, и все в чёрном, как будто они идут в церковь, и на головах у них такие высокие чёрные шапки. – И Хайди показала размеры шапок от пола.
По спине Петера пробежали мурашки ужаса.
– И тебе придётся пойти туда среди всех этих господ, – с жаром продолжала Хайди, – и когда дойдёт черёд до тебя, а ты не умеешь читать и делаешь ошибки, когда разбираешь по слогам, вот тогда посмотришь, как господа будут над тобой насмехаться, это ещё хуже Тинетты, а ты бы только знал, какая она насмешница.
– Ладно, давай, – сказал Петер сердито.
Хайди моментально успокоилась.
– Вот так-то лучше, давай сразу и начнём, – обрадованно сказала она, деловито потянула Петера к столу и достала все необходимые принадлежности.
В той большой посылке от Клары была и книжечка, которая очень нравилась Хайди; про неё она и вспомнила первым делом ещё вчера ночью: это был букварь с короткими фразами и изречениями, он очень мог пригодиться Петеру для занятий.
Они оба сели к столу, склонившись над букварём, и урок начался.
Петер должен был разобрать по буквам первую фразу, а потом снова, а потом ещё раз, потому что Хайди требовала, чтобы всё было без ошибок.
Наконец она сказала:
– У тебя пока не получается, но сейчас я прочитаю тебе один раз как надо, по порядку. Когда знаешь, как должно быть правильно, тебе проще будет читать по слогам. – И Хайди прочитала: – «Если знаешь А, Б, В с трудом, то предстанешь пред школьным судом».
– Я не пойду, – упрямо заявил Петер.
– Куда? – не поняла Хайди.
– На суд, – ответил он.
– Ну так выучи эти три буквы, тогда тебя не поведут на суд, – убедительно произнесла Хайди.
Петер приступил к буквам ещё раз и упорно повторял их до тех пор, пока Хайди не сказала:
– Теперь ты знаешь эти три.
Но поскольку она заметила, какое действие возымел на Петера этот грозный стишок, то захотела проделать подготовительную работу для следующих занятий.
– Погоди, я тебе ещё другие поговорки почитаю, – продолжила она, – тогда ты увидишь, что там у нас впереди.
И она начала отчётливо читать:
– «Не будешь знать Г, Д, Е, Ё – забудешь, где твоё жильё». «Не вспомнишь Ж, З, И, Й, К – в тебе признают дурака». «Кто на Л, М, Н запнётся, тот на улице споткнётся». «Кто в тексте О, П, Р найдёт, тот сразу в оперу пойдёт». «С, Т, У на свете есть, без них на стул не сможешь сесть».
Тут Хайди прервалась, потому что Петер затих как мышка. Все эти угрожающие стишки подействовали на него так, что он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой и в ужасе таращился на Хайди.
Это тронуло её сострадательное сердце, и она принялась его утешать:
– Да ты не бойся, Петер, только приходи ко мне каждый день, и, если будешь учиться так же старательно, как сегодня, ты быстро узнаешь все буквы, и тогда ни одна из этих угроз не исполнится. Только заниматься надо каждый день, а не так, как ты ходишь в школу, – даже когда снег, тебе ведь это нипочём.
Петер пообещал так и делать, потому что устрашающее впечатление совершенно укротило его и сделало послушным. Таким он и отправился домой.
Петер в точности следовал предписаниям Хайди и каждый день ревностно заучивал очередные буквы, запоминая при этом и изречения.
Часто и дедушка сидел в комнате и слушал их упражнения, довольно попыхивая своей трубкой. Временами в уголках его губ подрагивала улыбка, как будто на него нападал приступ веселья и он всеми силами старался не выдать его.
После занятий от Петера, как правило, требовали, чтобы он остался поужинать с Дядей и Хайди, что щедро возмещало ему перенесённый страх перед очередной угрозой, заключённой в сегодняшнем афоризме.
Так проходили зимние дни. Петер появлялся регулярно и действительно делал успехи в освоении азбуки.