– Нет, подожди… – Хайо схватила скользнувшего было мимо Нацуами за рукав. Ощутила странное давление – на коже, над кожей. Если сила богини Врат казалась прикосновением волны, то эта была резко отступающим отливом, внезапной разверзшейся бездной, открывшейся гигантской пастью. – Он был моим другом. Дзун… должен был встретить нас здесь, на Оногоро. Здоровый и счастливый. Он единственный, кто еще мог бы вспомнить мои родные края процветающими. Даже мой брат уже не может. Мы столько всего потеряли с его гибелью. Столько всего! – Ее голос звучал слишком громко и напряженно. – Я прошу, покажи, что Дзун писал тебе, – а потом можешь исчезнуть, если тебе этого хочется.
И она разрыдалась прямо перед этим незнакомым перепуганным богом, пока небо продолжало брызгать в оконные стекла кровью и рыбьими кишками.
– Не могу, – всхлипнул Нацуами. – Если я покажу тебе письмо, есть риск, что мы вместе пройдем точку невозврата, и наши судьбы свяжутся навечно, и это очень мощная эн. А эн со мной… – Он склонил голову. – Пожалуйста, прости меня. Я сожалею. Если бы дело было не во мне, если бы речь шла не о нашей с Дзуном эн…
Он отцепил руку Хайо от своего рукава и в мгновение ока оказался у входной двери.
Там, снаружи, от тротуарных досок отскакивала гниющая требуха. Над улицей проплыл дирижабль – один из крепких ветроходов на солнечных батареях, – и до Хайо долетели обрывки сообщений: «…просьба жителям оставаться в помещениях до дальнейших объявлений… сохраняйте спокойствие… не выходить… Онмёрё приносит извинения за непредсказуемое божественное явление… за доставленные неудобства…»
Нацуами распахнул дверь. Сладковатое зловоние дождя заполнило хижину. Он захлебнулся воздухом, замер на пороге, попятился.
Потом обернулся, встретившись взглядом с Хайо.
Она увидела его решимость. Нацуами прижал рукав к носу, выскочил под ливень из рыбьих потрохов – и исчез.
Раздался раскат грома. Догонять беглеца не имело смысла – у Нацуами было преимущество божественной прыти и знания местности, и он уносил с собой в дожди Оногоро то, что было последними мыслями Дзуна.
Хайо затворила дверь. Запах дождя не особо отличался от ароматов того сада, в который превратилась ее деревня. Какой бы рвотный рефлекс ни сработал у Нацуами, у нее такой давно отключился.
Напряжение, которое помогало Хайо двигаться, думать, бежать – с того момента, как свеча Дзуна погасла в ее руках, – отхлынуло. Она тяжело опустилась на скамейку и вздохнула.
Ну вот. Присела. Какая дилетантская ошибка. Знала же, что лучше не надо. Хайо сконцентрировала внимание на прохладных слезах, струящихся по ее лицу, в надежде, что они смоют тягостную боль провала.
Шесть水神様
Если не можете определиться, какому из богов отдать свою мусуи, задумайтесь о Богах Столпов. Три наших верховных бога, «столпа» социума Оногоро – Полевица, Волноходец и Урожайник – ждут вас во всех святилищах острова.
– Эй ты! – Хайо разбудил окрик женщины, внезапно показавшейся на пороге хижины. Она даже успела проснуться нормально – и поймать брошенную в нее лопату, чтобы Мансаку не стал единственным оставшимся в живых отпрыском рода Хакай. – Некогда спать! Нам нужны руки!
Дикий дождь перестал, уступив место желтоватому вечернему свету. Из домов выбирались люди, доставая уборочный инвентарь из скрытых кладовок прямо в стенах. Жители Оногоро привычными жестами передавали друг другу швабры и складные тачки, убирая изгаженные волею богов улицы.
Точно. Хайо же теперь жительница Оногоро, с божьего позволения. Придется соответствовать. Она обвязала лицо платком и принялась сваливать требуху в тачки.
Однообразие склизкой вонючей возни позволило ее мыслям проясниться. Она отпустила Нацуами в дождь, ну и что с того? Хайо – адотворец из рода Хакай. Раз уж адотворческая эн связала ее с письмом Дзуна и Нацуами, то получается, что все они теперь часть одной паутинки, скрепленной смертью Дзуна. Нацуами никуда от нее не денется.
Хайо прислушалась к разговорам вокруг. Подобралась поближе к группе местных торговцев и их постоянных покупателей, стала грести лопатой грязь вместе с ними.
– Прошу прощения, – обратилась она. К ней обернулись. – Я кое-кого здесь искала перед дождем. Вы не видели случайно долговязого парня – со шрамами по всему телу и длиннющими волосами… – Она изобразила руками нечто вроде хаотичной кучи водорослей. – Он сказал, что приходит сюда примерно раз в неделю, проверяет хижину посланий.
– Большой, в шрамах и патлатый? – местные переглянулись, пошушукались. Потом какой-то старик сказал:
– Может, вы про новенького мордоворота из шайки Охне – Куматаро Мясобоя?
– Нет, он другой… – Хайо напрягла мозг. – Скорее крупный олень, нежели медведь.
Опять шушуканье и голос старика:
– Простите, девушка, такие нам не встречались.
– Ничего, – быстро ответила Хайо. Нацуами не преувеличивал, когда сказал, что с эн у него не клеится. Человек с такой внешностью обычно запоминается надолго. – А юноша примерно моего роста, в хакама и рубашке с высоким воротником не попадался? Он должен был заходить в хижину посланий не далее как вчера. Мог еще лицо прикрыть.
Старик почесал затылок:
– Газетой?
– Да! Вы его видели?
– Так он выходил из хижины вчера, за полчаса до полудня. Шатался как пьяный.
А через сорок минут Дзун оказался на мосту Син-Кагурадза. Вряд ли он куда-то сворачивал по пути.
– Вам больше ничего не показалось странным?
– Много чего. Та же газета, например. А еще у него на груди был талисман приватности – такие носят в Онмёрё, чтобы боги не лезли в их дела. Но у того парня он был совсем потертый, бесполезный. У него явно были проблемы с богами, так что я не стал его трогать. – Старик оперся на лопату. – А вы, любезная, сотрудница Онмёрё, только в гражданском?
– Я адотворец.
– А, складотворец. Это хорошо, это полезно. На фестивале очищения от меток все должно быть ладно-складно. Что ж, складотворец, если ты по личным причинам интересуешься своим другом, то я думаю, что с такими друзьями надо разорвать любую эн. – Он подвинул тачку к Хайо, чтобы она могла вывалить собранную на лопату требуху. – Пусть лучше с ним разбираются в Онмёрё. Это их работа, в конце концов, – следить, чтобы отношения между богами и людьми были спокойными, спокойными и ровными.
– Да только в Онмёрё даже с прогнозами погоды уже не справляются, разве нет? О сегодняшнем кишкопаде ни слова не было, – проворчала женщина, которая разбудила Хайо. – А что же с теми «инвестициями в новые технологии меткопрогнозирования»? Об этом писали все газеты после Падения Трех тысяч троих.
Старик кивнул:
– Точно. Если еще один бог совершит такое же падение, нас тоже вряд ли предупредят.
– Что за Падение Трех тысяч троих?
Все лопаты замерли.
Потом в ухе у Хайо прогудело:
– Я сам наведу порядок. Ну-ка! – На Хайо накатила вдруг такая легкость, словно она превратилась в желудь, упала в реку, и теперь вода несла ее, покачивая на поверхности. – Уборка окончена!
На лоб Хайо упала капля. Нет, не слизь – на этот раз пошел обычный дождь. Вот вторая капля, вот еще одна, и еще – пока всех не накрыло сияющим ливнем, льющимся с безоблачного неба.
Оставшаяся грязь сползла с тротуара, размокшая требуха потекла ручьями.
– Благодарим тебя, Волноходец, – сказала женщина, падая на колени в глубоком поклоне, и остальные последовали за ней. Старику тоже помогли склониться. – Футиха-но-Утанами-Томи-но-Микото, благодарим!
Вода заплясала:
– Всегда пожалуйста.
Женщина забрала у Хайо лопату:
– Ступай, милая. И береги себя.
– Ну что, дорогуша, давай теперь поболтаем с тобой? Может, свернем… вон туда? – В поле зрения Хайо показалась клешня, указывая вправо. Хайо перевела взгляд на плечо – там сидел маленький голубой крабик.
И в тот же миг полновесно ощутилось чье-то присутствие – совсем не так, как рядом с Нацуами. Крабик был только крошечной вершиной циклопического айсберга.
– Как богу будет угодно, – почтительно сказала она.
– Зачем же так подобострастно? Ты все-таки адотворец. – Ножки краба кольнули шею. – Разреши представиться: я Волноходец, старший из Богов воды. Я создаю дождь, исцеляю, я связан с кровью в твоих жилах и слежу за морями в недрах. Оногоро пьет воду из наполненных мною дождевых бочек и из нее же готовит синшу. Метки, болезни, проклятия – моя отдельная сфера интересов. Зови меня Футиха, если тебе нужно особое внимание, и Волноходцем – если не нужно. А как тебя звать, дорогуша? Назови свое имя, адотворец.
У Хайо защипало в носу и на губах, словно она вдохнула молнию.
– Хайо Хакай, Волноходец.
– Хайо-тян. М-м-м, в твоем имени слышится плеск воды. Мне нравится. – Что-то невидимое погладило Хайо по голове. Кончики волос приподнялись. – Что ж, ты спрашивала про Падение Трех тысяч троих… – Краб задумчиво потрогал свое ротовое отверстие. Хайо шагала в ту сторону, куда он велел. – С тех пор прошло три года, но мы все – и люди, и боги – помним его, будто это было вчера. Падение Трех тысяч троих, дорогуша, было последним ниспадением в истории Оногоро.
Нацуами рассказывал про «падение», но тут речь шла, похоже, о чем-то другом.
– Что такое ниспадение?
– Это когда бог набирает столько меток, что падает слишком глубоко – так, что его уже не вернуть. Он перестает быть просто «диким» богом. Он становится богом разрушения, – ответил краб. – В ту ночь погибли три тысячи три человека.
– Сколько?!
– Представь себе!
Сейчас налево, дорогуша. Да, об этом не расскажут на материке. Жителей Оногоро сдерживает проклятие печати молчания. Кошмар! – Краб рассказывал так, словно речь шла о скандале, а не о трагедии. – Такое, конечно, не для посторонних ушей. Очень компрометирующая информация.