Хайо кивнула, а Мансаку сказал:
– То слово, то полслова. Какая-то история про бога, который безвозвратно пал и разбушевался, да? И еще убил своих приверженцев?
Хайо вдруг вспомнила голос Волноходца, шуршащий в ее ухе морской пеной: «Мы стерли его духовное имя и его самого из этого мира».
А еще в памяти всплыли слова Нацуами: «Нацуами – это мое земное имя».
Духовное он ей не назвал.
– Правда вот в чем. – Тодомэгава вздохнул. – Нацуами Рёэн называет себя богом эн-мусуби. Это и правда, и ложь. Он был богом эн-мусуби, но его божественная часть, которая носит духовное имя и отвечает за настоящую силу, была отобрана у него Столпами в наказание за убийство трех тысяч троих человек. То, что от него осталось, не помнит этого факта. То, что осталось… Если честно, мы до сих пор не поняли, что именно осталось. Он считается аномалией. Без духовного имени Рёэн должен был исчезнуть, но вот он, живой, ходит среди нас – а в его тени остался тот самый бог, который убил три тысячи человек и еще троих. Почему-то, когда было стерто духовное имя, это не убило самого бога. Он просто был как будто заблокирован.
– Получается, Нацуами-бог, который сидит в тени, все еще может управлять эн? – спросила Хайо.
– Кое-как, но может, да. – Тодомэгава нервно поерзал. – У него еще получается едва заметно манипулировать сетями эн для собственной выгоды. А цель у него, разумеется, одна – вернуться. И проще всего управлять теми эн, которые связаны непосредственно с ним – с Нацуами Рёэном.
– С твоих слов получается, – Мансаку отхлебнул чай, – что эн с Нацуами – это такие веревочки, с помощью которых его божественная часть управляет людьми как марионетками, чтобы найти дорогу назад?
– Это сильное упрощение, но в целом да. – Тодомэгава наморщил нос. – Каждая эн Нацуами дает богу доступ к лишней паре глаз и ног, а целая сеть эн позволяет прочесывать мир и вести в руки Нацуами то, что ему нужно.
– Тогда почему люди, связанные с Нацуами, погибают, раз они так нужны этому богу? – спросила Хайо.
– Причина проще некуда. – Тодомэгава смотрел чуть ли не виновато. – Они ему наскучивают. Так что, когда на горизонте появляются страдание и смерть, он спокойно предает их этой судьбе.
Хайо стало дурно.
– Нацуами сказал, что он бессилен.
– Он так чувствует. Он не в состоянии осознанно управлять своей силой.
– А вы знаете, что стало причиной его падения?
Тодомэгава ссутулился:
– У нас есть теория. Вы же знаете, что такое хитоденаши?
– Что-то да знаем, – ответил Мансаку.
– Значит, вы в курсе, что, когда человек съедает грушу хитоденаши, он становится демоном. Но никто не знает, что будет с богом, если тот поступит так же. Мы думаем, что Нацуами Рёэн – именно такой случай. – Тодомэгава подул на чашку, и от остывшего было чая снова пошел пар. – Бог уничтожает своих приверженцев и все равно выживает, ему больше не нужны ни мусуи, ни духовное имя. Фактически этот бог освобожден от людей.
У Хайо по коже пошли мурашки.
– Получается, то, что ищет Нацуами, то, ради чего он управляет людьми через эн, – это…
– Груша хитоденаши. Он верит, что если добыть как можно больше груш, то он отыщет способ вернуться.
Чертовщина. Чашка Хайо обожгла ей ладонь.
– А им удавалось ее добыть?
– Почти, но нет. Пока – ни разу.
Хайо изо всех сил попыталась говорить спокойно:
– Получается, что на Оногоро выращивают хитоденаши?
Тодомэгава вспыхнул от возмущения:
– На Оногоро? Разумеется, нет!
– Но пытались выращивать, не так ли? – Хайо угрожающе повысила голос.
– Да, несколько недальновидных жадин. – Тодомэгава побарабанил пальцами по коленям. Потом сжал губы. – У них ничего не получилось.
Мансаку сложил на груди руки:
– Дзун был одной из марионеток Нацуами?
– Я пока не выяснил.
Мансаку кивнул, потом сказал:
– Отлично. Так что, теперь нам надо уничтожить самого Нацуами?
Одиннадцать大蛇の使者
Боги устроены не так, как мы. Их «тела» на духовном слое состоят из божественного потенциала, другими словами, из вероятности того, что каждый конкретный бог окажется в конкретное время в конкретном месте.
Тодомэгава стукнул кулаком по столу. В воздух взметнулись щепки.
– Нельзя просто взять и уничтожить Нацуами!
– Почему? Если его божественная сущность уничтожила три тысячи человек и еще троих, а то, что осталось, продолжает дополнять список тел с такой же эн…
– Даже не думай!
– Дружище, если Нацуами ищет способ по-настоящему вернуть свой статус бога, то, наверное, проще убить его сейчас, чем когда он добьется своего, разве нет? Главное – найти правильный способ это сделать…
Рухнул стол.
Точнее, Тодомэгава вроде бы только что придерживал рукой чашку, а в следующее мгновение уже сложил кулак и со всего размаху пробил столешницу:
– Даже не думай!!!
– Ладно, ладно. Мы поняли. Не думать, – проговорил Мансаку, отступая от того места, с которого вскочил, схватив чашку. Крекеры и арахис дождем осыпали его ноги. – Бедный невинный столик. Ему было всего четыре дня.
Тодомэгава заморгал. Медленно разжал кулак:
– Я прошу прощения за недостойное поведение и порчу имущества.
Вид у него был такой печальный и стыдливый, что Хайо лишь вздохнула. Мансаку поднял руки в примирительном жесте:
– Не парься. Люди только и делают, что постоянно крушат столы.
– У вас будет новый стол. Я позабочусь.
– Благодарю. Можно из драконового дерева, с лакировкой, инкрустацией латунью, допустимо еще позолоты добавить. Немного перламутра…
– Давайте приберемся, – предложила Хайо и отправилась в кухню за тряпками.
Когда она вернулась, Тодомэгава рассматривал обломки стола с глубоким самокритичным разочарованием, а Мансаку развязывал принесенный богом пакет с едой.
– Поешь, сразу отпустит, – сказал Мансаку, приоткрывая крышку деревянной коробочки с нарэдзуси. – Ты, похоже, довольно много на себя взвалил: и с Дзуном, и с этим бывшим богом, любителем массовых убийств и дерганья за ниточки эн, которого ты не намерен убивать.
Тодомэгава потер виски:
– Никто его не убьет.
– Да, да, не переживай, мы с Хайо и думать не посмеем о том, чтобы его как-то смертельно ранить. Честное слово.
Хайо бросила Мансаку тряпку. Они закончили уборку и устроились на полу возле Тодомэгавы. Мансаку передал по кругу коробочку с нарэдзуси, каждый взял себе по кусочку, аккуратно разворачивая блестящие листья, в которые были завернуты суши.
За едой Тодомэгава вдруг сказал:
– Надеюсь, теперь тебе ясно, почему ни в коем случае нельзя укреплять твою эн с Нацуами? И почему она должна ослабнуть?
Хайо кивнула. Мансаку пробубнил что-то, смутно напоминающее одобрение.
– Не говори о нем. Не думай о нем. И однозначно не ищи его. – Пристальный взгляд Тодомэгавы, направленный на Хайо, выглядел бы более убедительно, если бы не сопровождался жеванием соленой макрели. – Что до моего участия – я буду за вами следить, пока твоя эн с Нацуами не истончится и не разорвется.
Ох, проклятье, нет.
Хайо закашлялась:
– Это точно будет лишним.
– Я не отойду ни на шаг. Ни днем ни ночью.
– Нет, не надо.
– Я, может, и упустил Дзуньитиро Макуни, но вас двоих не упущу. Клянусь. – Тодомэгава свирепо вгрызся в нарэдзуси. – И в Онмёрё вас тоже не поведу.
– С чего вдруг передумал? В Онмёрё закончился чай? – Тон Мансаку был едким, как щелочь.
Тодомэгава бросил взгляд на талисман приватности над дверью, потом произнес:
– До того как стать специалистом по обрыву эн, я пять сотен лет был богом войны. Я с первого взгляда распознаю в человеке дух оружия. Меч, топор – чем бы ты ни был…
– Я не оружие, – спокойно сказал Мансаку. – Я лишь носитель.
– …Онмёрё сразу отправит тебя в Культурную коллекцию Харборлейкса. Любое режущее оружие, обладающее древним духом, которое попадает к ним в руки, мгновенно передается туда. Тебя назовут вкладом, – слово прозвучало как плевок, – и поместят в ящик, словно диковинный артефакт, заодно лишив тебя возможности самостоятельно рассказать свою историю. Тебя будут использовать для своей мифологии – той, которая им удобна. То же самое будет с тобой, Хайо-сан. Некоторым сотрудникам Онмёрё Харборлейкс до сих пор приплачивает за так называемых примечательных людей. Твое проклятие весьма примечательно. А взгляд… – Тодомэгава осторожно прикоснулся к своей груди в том месте, куда всматривалась Хайо, оценивая его жизненный потенциал в серебристом сиянии огонька божественной масляной лампы. – Сперва тебя вывезут с Оногоро. А через эн с тобой Нацуами получит доступ к сети эн внешнего мира. И его шансы найти грушу хитоденаши резко возрастут. – Он опустил руку и поежился. – Если честно, я бы посоветовал вам держаться как можно дальше от любых представителей Онмёрё, кроме меня и моего непосредственного начальника, Волноходца, пока я кое-что не проверю.
Мансаку нахмурился:
– Не расскажешь, что конкретно?
– Нет, – решительно ответил Тодомэгава. – На меня все еще давят из-за того, что я до сих пор не закрыл дело Дзуньитиро Макуни, хотя я так и не выяснил, что за бог его проклял. Довод такой: поскольку нигде в окрестностях не было обнаружено никаких признаков скопления меток, Макуни был проклят по Веской Причине.
Хайо отвлеклась от нарэдзуси:
– А ты, видимо, считаешь, что это не так.
Тодомэгава доел свою порцию и аккуратно сложил лист:
– Я уже сказал, нужно кое-что проверить. Боги должны осознавать всю тяжесть своих дурных поступков точно так же, как и люди.
В дверь постучали. Тодомэгава замер. Мансаку чуть откинулся назад и крикнул: «Открыто!»
– Доброе утро. – В дверях стоял офицер Онмёрё. – Мне нужен Тодомэгава Даймёдзин. Его божественный след обрывается как раз у этого помещения. – Он уперся взглядом в затылок Тодомэгавы. – Господину нужно вернуться в Онмёрё.