– Прямо сейчас? – К удивлению Хайо, голос Тодомэгавы дрогнул. – Зачем?
– У вас по расписанию дисциплинарные мероприятия.
– Но они позже.
– Уровень дисциплинарной ответственности был повышен. – На слове «повышен» Тодомэгава изменился в лице и весь сжался. Офицер это заметил. – Вы разрушили мост Син-Кагурадза и устроили несколько пожаров в округе, рискуя разрушением важных водородных каналов. Прошу вас, господин.
– Да, конечно. – Тодомэгава встал.
Хайо остановила его – она еще не закончила:
– Ты руки не хочешь помыть? Они грязные.
Офицер заглянул в квартиру. Не увидел ничего похожего на запасной выход, кивнул:
– Пара минут у вас есть. – И закрыл дверь.
Тодомэгава сходил в ванную, вымыл руки, липкие от рыбы, и вернулся. Потом достал из поясной сумки печать в лакированном футляре и красную чернильную подушечку:
– Протяните ладони.
– У тебя точно все в порядке? – спросила Хайо.
– Все штатно, он же сказал, – ответил Тодомэгава, не глядя ей в глаза. – И я ведь говорил, что боги тоже должны осознавать тяжесть своих нехороших поступков. Давайте. – Он поднял печать, оставив на их руках чуть поблескивающие контуры заклинания молчания. – Я понимаю, что вас очень беспокоит смерть Макуни и вы жаждете возмездия. Не лезьте в это. Вы люди. А на Оногоро притаился бог, который думает, что вышел сухим из воды, раз за страдания Макуни его не привлекли к ответственности. И сейчас он твердо уверен, что если получилось один раз, то получится и во второй.
– Учтем, – сказал Мансаку. – А что представляют собой дисциплинарные взыскания для богов?
– Я не сомневаюсь, что вы очень скоро встретитесь с Нацуами, – продолжил Тодомэгава, пропустив вопрос Мансаку мимо ушей. – Прошу вас не сообщать ему, что мы с вами виделись. Новый столик вам привезут. Благодарю за чай.
Тодомэгава поклонился, потом нахлобучил свой шлем и открыл дверь со словами «Прошу прощения за задержку, офицер Ойкэ, я готов идти».
Офицер жестом велел Тодомэгаве следовать вперед, поклонился Хайо и Мансаку и ушел вместе со Сжигателем.
Вдруг Мансаку ахнул и схватил Хайо за плечо:
– Смотри!
На детекторе призраков на двери расплылось темное красное пятно, похожее на засохшую кровь. Когда оно появилось? Когда офицер открыл дверь? Когда они поедали нарэдзуси?
Хайо мгновенно сунула ноги в ботинки и рванула на улицу.
– Дзун-сан! – кричала она, пугая гостей на террасе чайной госпожи Мэгуро. – Дзун-сан, ты здесь?
Ничего. Никакого давления на плечи. Никакого шепота в ушах. Никакого внезапного озноба.
– Я ничего не чувствую. – Мансаку высунулся за дверь, покрутил головой. – Он ушел. Опять. Или не опять, если это был не Дзун. Может, это предыдущий жилец заглядывал, решил, что все-таки стоит тут побывать.
– Это был Дзун.
– Уверена?
Она почувствовала натяжение адотворческой эн, ее крепкую и плотную хватку. Хайо ошалело огляделась:
– Не знаю. Но это определенно тот, с кем мне очень нужно поговорить.
– Хайо, стой… ох ты ж, смотри, куда идешь!
Мелькнуло что-то белое. Змея размером чуть ли не с предплечье Хайо выползла на дорогу. Хайо сделала шаг, и животное испуганно подняло голову, готовясь защищаться.
Вокруг Хайо невидимым холодком скользнуло острое лезвие водяной косы брата, тронув завихрением воздуха кончики волос, и рассекло змею надвое.
Посетители чайной вскочили с мест, когда змеиная голова отскочила от тротуара и приземлилась у их ног, задрав к небу обнаженные клыки.
Потом послышалось сухое шуршание, словно на мостовую посыпалась солома. Мансаку закричал.
Хайо обернулась и успела только увидеть, как из трещин в стене лавиной хлынули змеи и накрыли собой стоящего в дверях Мансаку.
– Мансаку!!!
Он упал, полностью опутанный змеями. А потом, так же быстро, как появились, змеи вдруг отползли, и на том месте, где только что стоял Мансаку, обнаружилась соответствующего размера куча спелых пшеничных зерен, наверху которой лежал белый конверт с пугающе черными чернильными иероглифами:
授呪布告
– Генеральная Декларация о проклятиях, – гулко произнес чей-то незнакомый голос. – Как ближайший родственник Мансаку-сан, вы должны принять ее от его имени.
Рядом с Хайо стоял священнослужитель Забвенника – или кто-то в его костюме. Он был лыс, бородат и сложен плотно, словно массивное камфорное дерево. Глаза будто вылезали из орбит, а ряса сидела из рук вон плохо.
Он перекинул край ситидзё-гэса через плечо, окинул взглядом лежащую на месте Мансаку кучу зерна и сложил ладони в молитвенном жесте:
– Хм-м… Как там правильно звучит сутра? Наму Амида?
– Мансаку не умер! – Хайо услышала, что ее голос звучит тоньше обычного.
– Профилактическая молитва никому не повредит, – сказал священник. – Возьми письмо, Хайо-сан. Оно не укусит.
Он произнес это так, как будто обычно письма кусаются. Трясущимися руками Хайо взяла конверт.
Змеи снова зашевелились. Хайо попыталась стряхнуть их:
– Нет!
– Не трогай их. – На плечи Хайо легли крупные ладони. Священник поднял Хайо так, что ее ноги повисли в воздухе. Она брыкалась, но он был сильнее. – Они просто унесут твоего брата в безопасное место.
– В безопасное?
– Безопаснее не бывает. К Полевице, которой Мансаку-сан дал Вескую Причину для проклятия. Его доставят в ближайший храм. Чтобы он объяснился, – будничным тоном сообщил священник. – И если это была случайность, то проклятие немедленно будет снято, а твой брат отпущен. В конце концов, он всего лишь следовал инстинктивному порыву духа оружия защитить своего хозяина.
– Ничего подобного, – огрызнулась Хайо. Пламя жизни священника отразилось в ее зрачках. Сверкнул черный бок масляной лампы. Она нахмурилась. – Ты…
– Монах Забвенника из Секты Чистой Земли. – Священник, он же бог, поставил ее на землю и опять сложил ладони. – Наму Амида. И все такое. Слава тебе, Амида Неисчерпаемая. Можешь звать меня Хатамото-сан.
Змеи собрали Мансаку, не обронив ни единого зернышка. Через несколько секунд от кучи не осталось и следа. С полными ртами зерна они, как единый организм, развернулись и уползли обратно в трещины в стене.
Хайо было дернулась вслед за рептилиями, но Хатамото остановил ее, коснувшись пальцем плеча:
– Э, нет. Сегодня с Полевицей встретится только Мансаку. А твоей компанией побуду я, старый Хатамото Яэмон. Честное слово, я друг. И твой, и Волноходца.
Хайо прекратила дергаться:
– Полевица что, нарочно спровоцировала Мансаку, чтобы получить Вескую Причину проклясть его?
– Она думала, что это склонит вас к сотрудничеству. – Хатамото расплылся в блаженной улыбке. – Разумеется, она надеется, что вы сложите о ней хорошее мнение, когда она разумно и милостиво снимет с твоего брата проклятие и вернет его. Я здесь ради нее. Передаю приветы от Ямады Ханако, также известной под именем Омононуши-но-Оками, Полевицы. Она предлагает вам свою дружбу.
Ямада Ханако. Земное имя, не духовное. Такое, на которое Хайо могла наткнуться в учебнике математики, решая задачки о фруктах.
– Если она хочет дружить, то почему не пришла сама?
– Она полагала, что вы оцените ее нежелание являться к вам лично, чтобы не давить своим присутствием, вынуждая принять ее предложение. – Хайо собралась было ответить, но Хатамото предостерегающе поднял руки. – Давай объясню проще: у Полевицы твой брат, Хайо-сан. Выслушай, что она тебе хочет сообщить и предложить, и тогда Мансаку вернется невредимым.
Хайо заскрежетала зубами. Заставила себя успокоиться:
– И чего же хочет Ямада Ханако?
– Она считает, что вы могли бы помочь друг другу.
– Каким образом?
– Дорогая моя, она была покровительницей Дзуньитиро Макуни. И хоть не в ее силах было помешать проклятию, но тот факт, что какой-то из богов убил его, не обозначив Веской Причины, очень сильно ее задевает. Она хочет найти виновного ничуть не меньше, чем вы. – Хатамото подошел поближе и зашептал, прикрывая рот ладонью: – Если ты, адотворец, тоже ищешь проклявшего Дзуньитиро Макуни, не кажется ли тебе, что вы могли бы сотрудничать?
Неловкое молчание Хайо развеселило священника. Он затрясся от смеха, позвякивая четками:
– Давай обсудим это за тарелочкой лапши. Есть тут одно местечко. У меня там скидка!
– Первого адотворца я встретил лет семьсот назад. Это была годзэ, слепая странствующая певица, ее сопровождал чужеземный священник Отца Разделенного. Она называла себя не «адотворец», а «дама несчастий», но у нее было именно такое проклятие, как у тебя, – и такая же печать на ладонях. – Хатамото хлебал уже третью порцию «луноликого пляжника» – удона с добавлением модзуку, ширасу и сырого яйца поверх лапшичной горки. – И в ней жили духи четырех орудий из семи изначальных: молота, пилы, боевого ухвата сасуматы и водяной косы, нагикамы.
– Это были духи не орудий, а ее братьев.
– Согласен. Ее братьев, да. Их бедные души. – Хатамото так щедро посыпал лапшу перцем, что у Хайо защипало в носу. – А ты так взялась за смерть Дзуньитиро Макуни ради того, что… что моя знакомая годзэ назвала бы «особый случай»?
– Особое поручение. Да, ради него.
Хатамото просиял:
– Ямада-сан будет счастлива об этом узнать. И много ли удалось разведать?
– Что-то удалось. – Хатамото не сводил с Хайо взгляда, так что она продолжила: – Если Ямада-сан была покровительницей Дзуна-сан, значит, она наблюдала за ним все время, пока он был под действием проклятия. Что я такое могу о нем знать, чего не знает сама Ямада-сан?
– Понимаю. Разумеется, Ямада-сан знает больше о том, как Дзун-сан жил до вашего приезда на Оногоро. – Хатамото похлопал Хайо по спине. – Но то, что происходит вне ее наблюдения или за пределами ее непосредственных эн-связей, для нее тайна, как и для всех нас. Как минимум для тех, у кого нет удивительного компаса в виде адотворческой эн, помогающего найти путь в хаосе.