– Привет, Хайо. – Мансаку оторвал взгляд от плиты, где Нацуами помешивал в кастрюльке мисо. – Ха-ха, вот это у тебя шикарные мешки под глазами, ты похожа на енота. Ты вообще, что ли, не спала?
– Ты вернулся! Ты в порядке? Ты что, правда в порядке?!
– Однако! Ты бы предпочла, чтобы я так и оставался кучкой риса?
– Это была пшеница. Когда он вернулся? – напустилась она на Нацуами.
– Пару часов назад.
– Почему вы меня не разбудили?!
Он виновато посмотрел на нее:
– Мы пытались.
– Ты пропустила, как я чуть не убил нашего гостя. Открываю я такой дверь в надежде на теплый прием, как вдруг из ванной выходит эта долговязая черная копна волос! Я, естественно, выхватил свою старую добрую косу и чуть не располовинил его. Думал, к нам вломился какой-то демон… Ух-х! – Хайо так стремительно бросилась обнимать Мансаку, что тот уронил полотенце. – Вот так-то лучше, – добавил он уже тише. – Хотя чересчур нежно. Ты меня пугаешь.
Она вцепилась в одежду на спине брата. Вот он: теплый, домашний, чуть вспотевший от возни с кипящими кастрюльками. Едва дыша, она тихо пробормотала, так, чтобы Нацуами не услышал:
– Ты должен рассказать мне все про встречу с Полевицей. Нам теперь вдвоем с ней разбираться.
Он еще раз прижал к себе Хайо: мол, спасибо.
– Нацу-сан уже рассказал, что вчера случилось со Сжигателем. Ты говорила с призраком Дзуна, а?
– Ему было что сказать.
– А бывало иначе? – Мансаку стиснул ее в объятиях еще раз и отпустил. – В общем, я тут объяснил Нацуами наши правила. Он может спать, плакать, злиться, но должен помогать со стиркой, а она всем приносит удовольствие, и чисткой овощей.
Хайо подняла руку, на которой красовалась печать молчания Токифуйю.
– Нацуами, я на десять минут уведу Мансаку, расскажу ему то, чего не могу говорить при тебе.
– Конечно, – отозвался он, нарезая батат. – Спасибо, что предупреждаете, когда собираетесь посекретничать.
– Пой, чтобы нас не слышать, – велел Мансаку, и Нацуами поклонился.
Хайо увела брата в их комнату над кухней. Когда Нацуами послушно завел новую длинную песню, Хайо спросила:
– Почему ты принял его за демона?
– Его так чувствует Кириюки. Он похож на нее, только хуже. Он крупнее и зубастее. – Они оба вздрогнули, понимая, что под «ней» подразумевается демоница. – Ты глянула пламя его жизни?
– Нет.
– У демоницы такое же. Ты бы ее пламя тоже не увидела. И на огонь Нацу-сан не смотри, а то кровь из глаз пойдет.
– Принято к сведению.
– Он рассказал, что ты договорилась с Волноходцем присматривать за ним, пока наш Огнеглаз в отключке. Это так?
Под старинные любовные напевы в стиле Тайва, звучащие где-то у них под ногами, Хайо вкратце поведала обо всем, что случилось после возложенного на Мансаку проклятия: начиная с визита Хатамото и заканчивая письмом, которое показал ей Нацуами.
К концу рассказа Мансаку уже стоял со сложенными на груди руками и прищуривался:
– Неужели Волноходец за просто так рассказал тебе про сожженную коллекцию рефлексографий Коусиро?!
– Как ни странно. – Хайо тоже одолевали сомнения. – А ведь мог потребовать у меня что-то взамен.
– Либо мы с тобой просто подозрительные засранцы, а бесплатного сыра в мире больше, чем нам кажется.
Они синхронно покачали головой:
– Да не-е-е…
– По словам Волноходца получается, что везение Коусиро по случайному совпадению полетело в тартарары почти сразу после того, как обнаружилась его коллекция рефлексографий. – Мансаку поскреб голову. – Он сообщает что-то подозрительное или…
– Мансаку, я думаю, Волноходец сам проклинает Коусиро, – сказала Хайо, внезапно сложив в голове все кусочки воедино. – И самое странное – мне действительно показалось, что он пытался себя разоблачить. Пытался сказать, что это его рук дело, – окольными путями, насколько это возможно. Он проклял Дзуна. Он проклинает Коусиро. И он хочет, чтобы я знала.
У Мансаку отвисла челюсть.
– Но зачем?!
– Без понятия! – Хайо всплеснула руками.
Мансаку встряхнулся и расправил плечи:
– Ладно, давай после обеда продолжим. Адотворение на голодный желудок не идет, и уж это-то Нацуами можно слышать. Согласна?
Хайо кивнула. Потом встрепенулась:
– Обед?!
– Вообще-то уже почти полдень. Как же так, Хайо. По идее, раз ты так хорошо умеешь видеть чужое пламя жизни, то должна бы следить и за собственным внутренним хронометром, отсчитывающим, сколько тебе осталось…
В ответ Хайо пихнула его так, что он чуть не полетел с лестницы.
За окном виднелся театр Син-Кагурадза; на стену как раз вешали новый баннер – полноцветную рефлексографию Китидзуру Кикугавы: Коусиро с подведенными красным гримом глазами в окружении цветов глицинии, а поперек – размашистая дата его последнего представления.
Внизу, на ступенях театра, стояли информационные знаки от Онмёрё. На них крупными буквами значилось:
ОПАСНО!
ЗОНА СНИЖЕННОЙ УДАЧИ И ПОВЫШЕННОГО РИСКА НЕВЕЗЕНИЯ.
БУДЬТЕ ВНИМАТЕЛЬНЫ.
ВЕРОЯТНОСТЬ СЕРЬЕЗНЫХ НЕПРИЯТНОСТЕЙ ЗА ЭТОЙ ЛИНИЕЙ ОСТАЕТСЯ НЕВЫСОКОЙ.
Их обед на троих состоял из парового риса, мисо-супа на ирико-даси, щедро приправленного зеленым луком и мизуной, тушеного батата с винно-соевой подливкой, маринованного редиса и остатков анчоусов с перцем сансё и соевым соусом.
Едва они приступили к еде, как Мансаку объявил:
– Кстати, Нацу-сан, у Хайо есть важное сообщение, и мы должны обсудить его прямо сейчас.
Нацуами поднял голову:
– Да?
– Я думаю, Дзуна-сан убил Волноходец. – Хайо решила не тянуть время. – И он сам пытался в этом признаться, когда допрашивал меня. Но не смог, потому что на нем лежит заклятие молчания. А теперь он взялся за Коусиро.
Нацуами уронил палочки:
– Дзуна убил Волноходец?!
– Именно это Дзун-сан пытался сказать нам на площади. Он назвал Токифуйю обманщиком и интриганом потому, что тот разговаривал с Волноходцем. Он увидел их вместе и потому ушел из храма Токифуйю. – Хайо вполне могла кожей ощутить чувство подлого предательства и страх при виде проклятолога и автора проклятия, которые стоят в сторонке и о чем-то перешептываются вдали от чужих глаз. – Призрак Дзуна-сан пытался изобличить Волноходца, насколько ему позволяло заклятие молчания.
Нацуами в ужасе распахнул глаза:
– Токифуйю ни за что бы…
– Я не обвиняю Токифуйю, – сказала Хайо. Его возмущение и шок там, на площади, были крайне убедительны.
– Хорошо, – твердо ответил Нацуами. – Но Волноходец – Бог Столпов и старший проклятолог Онмёрё! Он же все знает о правилах проклятия!
Мансаку рассмеялся:
– Значит, по-твоему, это не Волноходец только потому, что он не оставил записки?
– Он бы не стал так проклинать Дзуна. – Нацуами перевел взгляд с Хайо на Мансаку, потом обратно, будто умоляя их признаться в том, что они шутят. Но они молчали, и он опустил глаза. – Волноходцу совершенно не обязательно убивать человека тайно. При наличии Веской Причины это можно сделать открыто.
– Значит, у него не было Веской Причины, и он это знал.
Зернышко за зернышком Хайо доела рис.
– Дзун-сан должен был знать, кто его проклял, – скрепя сердце заметил Нацуами. – Про́клятый всегда интуитивно понимает, кто наложил проклятие. И при встрече узнал бы его.
– Именно. Тем вечером в храме Токифуйю Дзун-сан увидел их с Волноходцем, который его и проклял. Он слышал, как они обсуждают коллекцию рефлексографий Коусиро, и, полагаю, тогда-то до него и дошло. Нацуами, ты помнишь, что он тебе написал? Теперь я все понимаю. Он думал, что разобрался, почему кому-то нужна их смерть. Разгадка была в беседе двух богов о коллекции Коусиро. – Хайо положила палочки на миску. – И поскольку Дзун-сан больше не мог доверять Токифуйю, он покинул храм и отправился спасать Коусиро самостоятельно, понимая, что проклятие догонит его и убьет.
– Я готов поверить в то, что Волноходец убил Дзуна, но разве у Коусиро тот же случай? Боги говорят, что он невезуч от природы, – заметил Мансаку.
– Так говорит Волноходец, – ответила Хайо, вспоминая письмо от Коусиро, которое они обнаружили в первую ночь. – Наверняка Коусиро будет доверять мнению своего бога-покровителя.
– Его мнению все будут доверять. – Нацуами совсем скис. – Он Бог Столпов, остальные боги его слушаются.
– Значит, ты думаешь, что Дзун был прав, полагая рефлексографии мотивом для проклятия? И что именно из-за какого-то снимка их с Коусиро прокляли? – удивился Мансаку. – Я думал, задачей Сжигателя было выяснить ПОЧЕМУ. В том смысле, что Дзун не знал причин. Но если Дзун подслушал разговор и решил, что «вот оно», значит, у него были кое-какие соображения.
– Я уверен, он просто сопоставил факты. – Нацуами слегка улыбнулся. – Это же Дзун. Разгадать загадку собственного убийства? Ну как тут устоять.
– Мотив Дзун понял правильно, – проговорила Хайо вслух то, что так долго обдумывала, будто пробуя правду на вкус. – Я думаю, что именно на это Волноходец пытался мне намекнуть, когда рассказывал о связи коллекции Коусиро и его невезения. Дзун и так много всего выяснил, а тот подслушанный разговор с Токифуйю все окончательно подтвердил.
– Я одного не понимаю, Хайо: почему Волноходец вообще стал на что-то «намекать»? – Нацуами нахмурился. – Почему бы ему просто не признать свою вину? Я не пытаюсь принизить ни тебя, ни твои таланты, но ведь в его распоряжении все офицеры Онмёрё.
Адотворческая эн дернулась, но без конкретного направления. Хайо покачала головой:
– Не знаю.
– И Волноходец действительно позволил нам расследовать проклятие Дзуна в адотворческих целях?
Хайо кивнула:
– Ну да.
– Загадка.
Они помолчали. Несколько минут слышалось только сосредоточенное жевание, но переполненная мыслями тишина казалась громче любой болтовни.
Первым не выдержал Мансаку: