– Ничего. Я создаю персональный ад, Нацуами, который чувствует только обреченный. Больше никто не страдает, – объяснила Хайо и ему, и заодно себе. – Если тебе так будет легче, я не прошу верить в то, что Дзуна убил именно Волноходец. Я говорю, что его обвинил Дзун, причем завуалированно. Так что это только гипотеза, которую я пока не опровергла.
– Точнее, не подтвердила?
– Нет. Не опровергла. Когда думаешь, что прав, проще признавать неправоту.
Лифт вздрогнул и остановился. Первой вышла Хайо, Нацуами последовал за ней.
Утконосый бог воды за стойкой в бане улыбнулся и сверкнул зелеными акульими зубами, когда Хайо протянула ему талон.
– Отдыхайте! – Волноходец отметил посещение в абонементе Хайо, потом взял талон Нацуами. – Здравствуй, красавчик, мойся сколько пожелаешь. Да, дорогуша?
Хайо подождала, пока Нацуами уйдет за норэн, потом спросила:
– Как дела у Сжигателя, господин?
Воздух мгновенно стал плотным и холодным, тени сгустились. Звучащая из радиоприемника музыка превратилась в монотонный урчащий гул.
– Он не реагирует ни на какие предпринятые меры, – прошептал Волноходец прямо в ухо Хайо. Утиный нос за стойкой даже не шевельнулся. – Забудь ненадолго о Тодомэгаве, дорогуша. Сосредоточься на поиске того, кто поручит тебе отомстить за смерть бедного, несчастного Дзуньитиро Макуни.
– Полагаю, господин сильно занят, – осторожно сказала Хайо. – Сперва невезение Китидзуру, потом скандал вокруг Авано Укибаси и ее похищения, а теперь эта история с яшиори и отравлением Сжигателя.
– Кроме прочего, еще Ритуал Великого летнего очищения в Шестом месяце, который сам себя не организует. Да, весьма занят, – вздохнул Волноходец с явной жалостью к самому себе.
– Ритуал Великого очищения, господин?
– Ах да, ты же недавно на Оногоро. В конце Шестого месяца все храмы объединяются и проводят общую для людей и богов церемонию очищения от меток, собранных за год. – Волноходец подпер рукой подбородок и уставился на Хайо. – Уверен, тебе понравится. Приходи в мой храм в Фугаку. Моя Авано позаботится, чтобы там сплели самый большой венок на острове. Твои метки, мои метки – все смоется.
– Рада это слышать, господин, – ответила Хайо, пытаясь разобрать, на что он намекает, но тщетно. – Спасибо, что сообщили мне.
– Я бог удачи, дорогуша. Для чего еще я нужен, как не для помощи людям, которые приютили нашего аномального друга? – Волноходец открыл свежий номер «Уикли Буньо» и откинулся на стуле, качая перепончатой ногой. – Ступай, адотворец. В бане ты встретишь друга. К счастью, там сегодня тише, чем обычно.
– Что будет с господином, если вдруг Коусиро, то есть Китидзуру, погибнет из-за своей невезучести? – осмелилась спросить Хайо.
– Все, чего я заслуживаю, – ответил Волноходец, не выглядывая из-за журнала. – А до тех пор буду всеми силами стараться увеличить его шансы выжить. Всеми возможными силами. Я не могу упустить его, я должен спасти его жизнь.
Хайо оставила его. Он был для нее загадкой, этот бог. Она прошла за норэн в баню для людей. Там была только одна посетительница, она сидела в главной купели с обернутым вокруг головы полотенцем.
Когда Хайо с грохотом споткнулась о таз из шингласса, купальщица вскинула голову и помахала ей. На руке виднелась размытая синяя татуировка с изображением бога ветров.
– Хайо-тян! Присоединяйся!
– Нагакумо-сан! – Хайо помахала в ответ и повела вспотевшими плечами.
В этой бане никого не смущали отметины и татуировки. Ею частично владели местные крупные «ссудодатели». Хайо это устраивало. Значит, никто не станет жаловаться на ее шрамы.
За три прошедших цикла зимы Хайо и Мансаку поняли, что можно замедлить рост хитоденаши и облегчить боль зараженных односельчан, если поить их своей кровью. Руки брата и сестры с тех пор покрылись кривыми рубцами – в тех местах, где в них впивались зубы жителей деревни. Шрамы были рваными, грубыми, розовыми.
Дети оставляли нежные полукружия, взрослые вгрызались основательнее. Снег и кровь въелись в кожу Хайо.
Она провела по ним пальцами и вспомнила, откуда прибыла: Цукитатеяма, префектура Коура, та часть Укоку, которую боги отдали оккупантам; а теперь она явилась на Оногоро с важной миссией – собственными глазами увидеть, есть ли здесь фруктовый сад хитоденаши.
– Не-а. Никаких больше «Нагакумо-сан». – Нагакумо погрозила Хайо пальцем, пока та забиралась в купель. – После той ночи зови меня Массан или Сестра Масу и никак иначе. Мы с тобой пережили общий Опыт. Как у тебя дела? Волноходец на тебя не сильно давил при даче показаний?
– Нет. А на тебя?
– Ничего такого. Хотя он, конечно, был очень недоволен случившимся, – ответила Нагакумо. – Я слышала, Онмёрё избавились от призрака твоего друга… Забыла его имя.
– Дзуньитиро Макуни.
– Дзуньитиро Макуни, точно. Дзуньитиро, – повторила Нагакумо, словно фиксируя слово в памяти. – Он был не самым лучшим жильцом, но я желаю ему всех благ.
Хайо оперлась спиной на бортик:
– А ты не знаешь, что происходит с призраками, которых ловит Онмёрё?
Нагакумо выдохнула, развеяв клубы пара:
– Проводится специальный ритуал по сжиганию бумажной фигурки, который полностью очищает призрака от страхов и сожалений, помогая двигаться дальше. По крайней мере, в теории. На практике призраки просто исчезают. Мы толком не знаем, куда они деваются. Они не возвращаются в Онмёрё, чтобы рассказать об этом.
Хайо проглотила колючий ком:
– И как ощущается чужой дух?
– Тяжело. Всю душу напрочь выматывает. Сейчас даже отпуск взяла до конца месяца. – Нагакумо возвела глаза к потолку. – Так что, если в меня намерены вселиться еще какие-то призраки, им придется встать в очередь.
– И как давно ты умеешь…
– Впускать призраков? Этому пришлось учиться. И мне помогали. В духовном плане я человек весьма вместительный. В дом моей души все влетает и вылетает так, как будто я оставила окна нараспашку. – Нагакумо устроилась поудобнее. – Мне было, э-э-э, года три-четыре, когда в меня впервые вселился дух, причем кошачий. – Нагакумо изобразила лапки и мяукнула. Хайо улыбнулась. – Во втором классе мама водила меня к богу ветра. Просить защиты. – Она вынула из воды руку с вытатуированным грозным лицом среди облаков. – Он научил меня сдувать этих призраков до того, как они влетят вовнутрь, на этом умении я и держусь. Но мне все равно есть над чем работать. Я не умею становиться невидимой для призраков и не могу не слышать их.
– О чем они рассказывают, когда находят тебя?
– О том, что, по их мнению, может сильнее всего навредить их близким. Обо всяком, что живые вроде как игнорируют. А иногда сообщают что-то вроде «вон там, в воздуховоде, застряла монетка в пятьсот таллеров». – Нагакумо промурлыкала что-то себе под нос. – Ты видела Сжигателя, когда была у Волноходца?
Когда Хайо и Нацуами уходили из палаты для жертв яшиори, Токифуйю выглядел пугающе полупрозрачным, хотя Волноходец заверил, что это нормальное явление.
– Да.
– И как он? А, ой… – Нагакумо увидела выражение лица Хайо. – Настолько плохо? Ну хотя для такого курильщика…
– Ты не удивлена?
– Слухом земля полнится. Во время первых операций по борьбе с яшиори полиция работала вместе с Онмёрё, и поговаривали, что Сжигатель был отстранен от группы Онмёрё, потому что залез в запасы конфиската.
Хайо попыталась представить себе, как Токифуйю предается неге и расслаблению, и не смогла.
– Зачем ему был нужен яшиори?
– Наверное, чтобы спасаться в Межсонье от своих проблем. В этом главный смысл яшиори. Там вроде как происходят весьма мутные вещи, но иногда боги доходят до той точки, когда предпочитают разбираться с этой самой мутью, а не с людьми. До очень плохой точки. – Нагакумо обхватила себя руками. – Хайо-тян, Сжигатель – твой друг?
Хайо задумалась:
– Вроде того.
– В таком случае скорейшего ему возвращения.
– Спасибо.
– И я не советую тебе определяться. Пусть будет «то ли друг, то ли нет». Если бог не является твоим коллегой, лучше сохранять дистанцию. И не становиться его любимым человеком, как… Ты же знаешь Авано Укибаси? Вспомни ее и Волноходца. – Нагакумо повела рукой под водой, создавая волны. – Он послал ей какой-то дар, чтобы она смогла сбежать из плена. С тех самых пор с ней что-то не так. Глаз этот, болезнь, зависимость от Волноходца и его пилюль, в чем бы ни был их смысл. Крепкая эн с богом никогда не идет человеку на пользу.
И тут вдруг Хайо в ужасе вспомнила, что их с Волноходцем разделяет лишь норэн, и он наверняка ее подслушивает. Она настороженно посмотрела на воду в купели, словно ждала, что оттуда вот-вот выскочат крабьи клешни. Нагакумо рассмеялась.
– Расслабься. Бани не прослушиваются. Потому что они тоже здесь отдыхают. До них не доходят ни молитвы, ни ругань, ни прочий людской шум. – Нагакумо указала на стену, за которой располагались купальни для богов. – Тут можно говорить что угодно. Футиха-но-Утанами-Томи-но-Микото! – Она сложила ладони рупором, и духовное имя Волноходца эхом разнеслось по залу. – Лучше бы ты оставил свою принцессу Укибаси у похитителей! Весь остров теперь в курсе, что она влипла во что-то скользкое, и речь не о твоей чешуе!
Вода забурлила. У Хайо перехватило дыхание.
Нагакумо опустила руки:
– Видишь?
– А ты хоть раз просила призраков выяснять что-то для тебя?
Нагакумо развеселилась:
– Если бы я просила их шпионить за всеми подряд и доносить мне сплетни, в полиции мне бы платили больше. Нет, они рассказывают только то, что сами посчитают важным. Но знают, что я одна из тех духоприемников, на которых можно положиться и кто не будет вызывать наряд Онмёрё, если призрак интересуется чем-то… интересным.
Хайо чувствовала: вдоль адотворческой эн параллельной линией тянулась ниточка, цепляясь за узелок.
– Выходит, ты знаешь нечто такое, что, по идее, знать не должна?
– Ясное д