– Я с вами не пойду, – начала было Хайо, и тут верзилы зашевелились, громыхая припрятанным оружием (как будто отвертка и набитый фасолью носок могут заставить ее передумать). Она же продолжила: – Пойдет мой брат.
Изумленные гангстеры синхронно повернулись к Нацуами.
Мансаку помахал им:
– Она обо мне, если что.
Паники в их взгляде не убавилось.
Хайо добавила:
– Мансаку лучше меня чувствует духовные угрозы и обладает некоторым мастерством. Что касается талисманов, я продам вам и талисманы, и катасиро, из тех, что есть в наличии. Часов на тридцать вам хватит. Господа, мы договорились? Помощь моего брата и талисманы в обмен на эту бумагу от Полевицы и наличку. По рукам?
Уходили гангстеры Охне с набитыми рукавами, ремнями и сумками, прижимая к груди куколок катасиро. Мансаку они проводили до летательного аппарата, словно королевскую особу, и всё расшаркивались и кланялись перед ним, открывая двери ветрохода.
За те полчаса, что Охне мотались за наличкой, чтобы выкупить талисманы, Нацуами пропадал в кухне, а Хайо второпях показывала Мансаку, как управлять шикигами. Мама бы ни за что ему не разрешила, она бы сказала, что он, водяная коса, впустую тратит время.
Мансаку много раз видел, как Хайо делает шикигами. Ему это искусство далось легко, так что через четверть часа по татами с акробатическими трюками носились целых три бумажных человечка.
«Попадешь в неприятности – присылай шикигами, который должен сообщить, где ты, – велела Хайо. – Чем больше души ты в него вложишь, там дальше он сможет дойти и тем больше расскажет о тебе».
«Понял. – Мансаку сунул бумажную выкройку за складки пояса. Нацуами сидел в кухне молча, так что общаться приходилось жестами. – Я сделаю все, чтобы забрать свиток у Мясобоя».
«Только жизнью не рискуй», – просигналила в ответ Хайо.
«Ни за что. Я знаю ей цену».
Она подождала, пока Мансаку с некоторым волнением заберется в ветроход шайки Охне, а когда тот улетел, отправилась в кухню.
Нацуами сидел на скамейке перед полной миской пророщенной сои и в угрюмом молчании отщипывал корешки.
На появление Хайо он никак не отреагировал, и она спросила:
– А когда это мы успели купить сою?
Ей подумалось, что вежливость не позволит ему промолчать в ответ на прямой вопрос.
– Зеленщик вчера заходил, пока мы были в бане, – ответил Нацуами.
– Давай помогу. – Хайо была уверена, что Нацуами откажется. Он вроде и собирался, но потом подвинулся, уступая ей место на скамейке.
Она кое-как втиснулась между стеной и плитой, неуклюже пристроившись возле Нацуами практически спина к спине. Сунула руки в миску с соей и принялась обрывать корни.
– И что бы ты сделал с теми гангстерами, если бы мог?
– Я твердо убежден в том, что у меня была Веская Причина их проклясть, – ответил Нацуами. – Хотя, если честно, я не знаю, что бы с ними сделал. Не умею придумывать проклятия. И вряд ли умел, но я как минимум мог бы…
– Что?
– Устроить им выволочку. В грубой форме, – мрачно сказал он, и Хайо рассмеялась. С едва заметным удовлетворением он добавил: – Но зачем ввязываться в неприятности? У всех троих уже есть эн со мной, им этого вполне хватит.
– Я обещала Токифуйю, что не дам тебе вредить другим.
– Я знал! Вот знал же, что он не меня защищает от людей, а их от меня! Ох, Токи. Он старался. Старается, – быстро исправился Нацуами. Он прополоскал росток в воде, смывая кусочек корешка. – Но я не могу жалеть о том, что встретил вас с Мансаку.
– Твои эн плохо заканчиваются для тех, кто тебе дорог. Мои эн приносят мне мертвецов. Мы оба – не самая хорошая компания для остальных. Но мы можем быть хорошей компанией друг для друга, – сказала Хайо. – И хочу напомнить, что я сама тебя искала. Мне нужна была эн с тобой. По личным причинам.
– Это правда.
– Я ничуть не жалею о нашей встрече.
Нацуами посмотрел на нее и отвел глаза, но ей показалось, что она увидела улыбку.
– Если бы Мансаку-сан не пошел с этими дядьками, Полевица таким образом нарушила бы свое обещание защищать шайку Охне и получила бы метку. А так она этого избежала, посоветовав им обратиться к вам за помощью.
Хайо прищелкнула языком:
– Ох уж эти боги и их уловки…
– О да, они тренировались на всей человеческой цивилизации. – Нацуами посмотрел в миску. – А вот что делать с этой соей, я не придумал.
На обед они приготовили простую соба, посыпанную пророщенной соей, тертым имбирем и щедрой порцией зеленого лука, а потом Хайо сложила кукол катасиро в сумку и сунула туда же последнее письмо Дзуна. Прошло достаточно времени, чтобы Ритцу смогла понять, что случилось с теми репортерами, и признать, что способности Хайо вполне реальны.
Хайо с Нацуами вышли из дома, и она заперла дверь. Они направились к восточному входу второго этажа Син-Кагурадза.
Настало время встретиться с Коусиро Макуни.
Подъем на второй этаж Син-Кагурадза был завешен широкими баннерами с рефлексографиями Китидзуру Кикугавы. Огромная белая надпись гласила:
ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ!
ПОСЛЕДНИЙ ШАНС УВИДЕТЬ ЮНОЕ ДАРОВАНИЕ ДО ЕГО УХОДА!
У входа в театр было обескураживающе пусто – без вечной толпы репортеров, – так что Хайо и Нацуами беспрепятственно поднялись наверх. Администратор сразу ее узнал. На этот раз он спокойно и детально объяснил, как добраться до Сливовой двери.
Открыл им утомленный рабочий сцены; он бросил короткий взгляд на желтую шелковую ленту, которой Хайо перевязала волосы, и тут же позвал Ритцу.
Она вышла с длиннющей портновской линейкой, традиционно торчащей из-за пояса монпе, как меч. Под ее глазами лежали тяжелые мешки.
– Ни один из шести репортеров сегодня не добрался до своего офиса, уж молчу про осаду Син-Кагурадза. – Ритцу потерла лицо, будто пытаясь избавиться от остатков дурного сна. – Невезение. Я все прочувствовала. Опоздавший поезд, подвернутая лодыжка, пищевое отравление, плохие вести. Остальные репортеры прослышали о неприятностях своих вожаков и решили держаться от нас подальше. В следующем выпуске наверняка напишут, что невезение Китидзуру-сан распространилось и на них.
– Все это считается достаточным основанием для встречи с Коусиро?
– О боги, конечно! Я вас отведу. Он не в духе, но вас обязательно примет, я позабочусь об этом. – Ритцу сверлила Хайо взглядом. – И вы поймете, сможете ли ему помочь?
– Пойму, – подтвердила Хайо.
Ритцу посмотрела на Нацуами:
– Кто с вами?
– Мой помощник. И друг Дзуна-сан.
Ритцу всмотрелась в тень под капюшоном Нацуами. Тот отшатнулся, но Ритцу все же кивнула:
– Да, вы похожи на того друга Дзуна-сан. Как будто у вас есть целая история, которую Дзун рассказал бы, если бы успел выведать. Такой был любознательный, вечно подмечал всякое и влезал в такие ситуации, в которые другие люди даже и не подумали бы влезать.
Из кармана фартука она достала планшет с документами:
– Распишитесь тут, и я отведу вас к Китидзуру-сан.
Какой-то список на голубой бумаге. Хайо спросила:
– Что это?
– Отказ от ответственности, – пояснила Ритцу. – Если с вами произойдет какая-то неприятность, вы берете всю вину на себя и таким образом освобождаете Китидзуру-сан от какой-либо вины за случившееся.
– Включая «членовредительство» и «потрошение»? В театре?!
Ритцу подала Хайо коротенький белый карандаш:
– Да, был бы весьма неприятный инцидент.
Их окружало бесчисленное количество талисманов: приклеенные к потолку, к стенам, пришпиленные на дверях гримерных и хозблоков. Большинство оказались защитными оберегами, отгоняющими невезение и угрозы с духовного слоя. На всех дверях красовались также талисманы приватности.
– Лавируем среди них, как мухи среди липучек, – заметила Ритцу.
За кулисами пахло опилками и еще чем-то приторно-сладким. Ритцу объяснила, что это запах костюмного клея, плотной субстанции на рисовой муке, которой костюмеры фиксируют форму ярких бумажных нарядов для актеров син-кагура.
Декораторы сновали из гримерки в гримерку, таская мотки искусственной глицинии и ящики с инструментами с видом занятых сотрудников контрольно-пропускных пунктов зоны Оккупации Укоку. Какая-то девушка вышла из комнаты, где длинными рядами сидели люди, согнувшись над блестящими прядями волос. На сцену вывозили и увозили костюмы, хрустела бумага.
– Заходите как можно тише. – Ритцу распахнула двойную дверь, и в воздухе лунным лучом разлился протяжный звук флейты.
Китидзуру Кикугава танцевал в центре сцены. На нем был репетиционный костюм в приглушенных оттенках индиго и цыплячье-желтого.
В отличие от мягкого повседневного трикотажа, этот костюм был жестко проклеен, как бумажные, что использовались во время выступлений. Края брюк тянулись за ним, подчеркивая твердую и плавную поступь. Руки двигались уверенно и сильно. Трое юношей направляли на него бутафорские копья, а актер постарше, с суровым лицом и выпученными глазами, размахивал алебардой, но Хайо смотрела только на Китидзуру Кикугаву, потому что едва она увидела его, как сразу все поняла.
Именно он был той фигурой на мосту, окутанной облаком невезения. Это он несся вниз по перилам, с высоты восемнадцатого этажа к нижнему ярусу Оногоро.
Коусиро Макуни. Хайо была уверена.
И при взгляде на него адотворческая эн запела, вздрогнув всеми своими нитями, соединившимися в одну струну.
Восемнадцатьカミモドキ症候群
Ты узнаешь своего заказчика с первого взгляда.
Послышался скрип. Актеры замерли. Их взгляды обратились к мягко качающемуся над сценой колоколу. Это был не настоящий храмовый колокол, не металлическая громадина, и тем не менее он, высотой в два человеческих роста, был достаточно тяжел, чтобы при падении сломать хребет оказавшемуся под ним неудачнику.