танцулек?!
– Да! – не то выдохнул, не то выкрикнул Коусиро. – Ради сцены Син-Кагурадза, ради моей труппы, которая мне как семья, ради моих зрителей – да! Син-Кагурадза – мой дом! И вообще, почему я не могу поручить тебе месть за смерть Дзуна? Ритцу же нанимала тебя, а с ней все в порядке!
– Она мстила не за мертвых.
– А какая разница?
– Разница в цене. Ты не готов ее заплатить, так что нет.
– Китидзуру-сан, – вмешался Нацуами, потому что Коусиро побагровел от ярости. – Твой брат просил меня защищать тебя, так что позволь предостеречь тебя от особых поручений. В качестве оплаты Хайо может попросить твою жизнь. Пожалуйста, – добавил он мягко, – прислушайся.
Молчание.
Коусиро сберег снимки, которые Волноходец, его бог-хранитель, велел сжечь. Похоже, он не очень хорошо умел прислушиваться к советам других – кроме Дзуна, которого больше нет.
– Ты друг Дзуна, Хайо-сан. – Коусиро сложил на груди руки, и у Хайо замерло сердце. – Неужели ты не хочешь, чтобы он был отмщен?
– Хочу, – честно ответила она. – Но по своей воле не могу. Таков мой удел.
– Почему ты занимаешься этим своим адотворчеством? – Интонации Коусиро были пружинистыми, как его шаги на сцене. Он то ли пытался произвести впечатление, то ли хотел затянуть ее в свой ритм. – Моя жизнь за жизнь Дзуна? Разве это справедливо?
Хайо вспомнила, как читала при свете фонарика бабушкины архивы, как голоса древних предков успокаивали ее. Как во время каникул перечерчивала талисманы и заучивала заклинания вместе с Хатцу, пока горло не начинало саднить, а запястья – ныть. Вспомнила каждую сшитую катасиро и каждого вырезанного шикигами в руках соседей, которые забирали их в свои дома для защиты.
– А почему ты танцуешь, Китидзуру-сан? – ответила Хайо, выдержав его взгляд. – Справедливость тут ни при чем.
Коусиро замолчал, потом тихонько рассмеялся себе под нос. Хайо услышала боль в этом смешке, но его лицо смягчилось.
– Вы с Нацу-сан теперь тоже увидели этот снимок. Не боитесь за ваши жизни?
– Ты видел наши стеллароиды, сделанные Дзуном. Мы с Нацу-сан настолько прокляты, что ничего страшнее заклятия молчания нас не возьмет. – Она указала на снимок пляжа. – Ты знаешь, что это за место?
– Юго-западная часть острова. Хаманоёкохо, – ответил Коусиро, внимательно рассмотрев карточку. – Там одни пляжи и бухточки, но до них еще поди доберись. Вокруг скалы и утесы.
«Мой храм в Хаманоёкохо, – сказал Токифуйю, погружаясь в Межсонье. – Нацуами туда нельзя».
– Я могу забрать все снимки?
Она думала, Коусиро станет сопротивляться. Он потянулся к уголку снимка с фермером на рисовом поле, в отчаянии потрогал его, потом швырнул стеллароиды Хайо:
– Забирай.
Хайо поблагодарила и сложила карточки в поясную сумку:
– Как ты сейчас справляешься с невезением?
Ей нужно было понять, каким образом Волноходец пытается сохранить Коусиро жизнь.
Актер показал ей амулеты и талисманы, приклеенные на стены и вшитые в одежду, а потом достал из той же шкатулки, где хранились снимки, несколько пакетиков с пилюлями.
– Вот что мне дает Волноходец, – сказал он, вытряхивая черную пилюлю из одного и красную – из другого. Черная выглядела точно так же, как «выжигатель кошмаров», который Волноходец давал и ей. – Это помогает мне уснуть, а это – отводит невезение и рассеивает то, что ко мне уже прицепилось. Называется «красный ловкач».
– Кто-то еще такие принимает?
– Их все принимают. Чтоб хоть до конца дня дотянуть.
Что бы там ни затеял Волноходец, его лекарства от невезения не вымысел. Хайо попросила блокнот, начертила несколько новых талисманов. Едва она закончила, по листу расплылось кровавое пятно. Потом она быстро сделала тридцать три бумажных катасиро, обвязав шею каждой прядкой волос Коусиро и написав на груди его имя.
– Это твои дублеры, – пояснила она. – Будут принимать на себя твое невезение.
Конечно, для полного избавления понадобились бы несколько тысяч катасиро, да и то эффект был бы временным.
– Слушай, почему бы нам не объединить усилия? – предложил неожиданно Коусиро.
– В каком смысле?
– В том смысле, что вы ведите себе расследование, ищите того, кто убил Дзуна… а когда найдете, – Коусиро взмахнул руками, словно раздирая что-то пополам, – скажете мне, и я сам отомщу за Дзуна, безо всяких специальных поручений, от нашего с вами имени. Собственными руками заставлю убийцу страдать.
И что же он сделает Волноходцу? Разгневанно для него станцует? Хайо сделала вид, что обдумывает предложение:
– Возможно. Если отменишь спектакль.
Лицо Коусиро осталось непроницаемым.
– Я подумаю.
В дверь постучали.
– Да-да? – крикнул Коусиро.
За дверью оказалась Ритцу:
– Кити-сан, вас хочет видеть Авано Укибаси. Она ждет в фойе.
– Я сейчас подойду. – Коусиро встал. – Мы с Хайо-сан закончили. Ты была права, Ритцу. Она очень мне помогла как специалист – наверное, больше, чем некоторые из богов.
Он бросил на Хайо короткий взгляд и исчез за ширмой, чтобы переодеться. Что-то мрачное мигнуло в его глазах, и Хайо вдруг осенило.
Все это время Коусиро знал, что запечатлено на стеллароиде. Он отдавал себе отчет, что голубая точка – это глаз его покровительницы. Он просто ждал, пока Хайо подтвердит, что именно этот снимок смертелен.
Она вполне могла представить, какие выводы он сделал о роли наследницы в гибели брата – и о роли Волноходца тоже.
– Не надо.
– Что – не надо? – невинно отозвался Коусиро. – Не волнуйся, Хайо-сан. Я так активно репетирую и просто стараюсь выжить, что до спектакля у меня вовсе нет времени на конфликты. – Он вышел из-за ширмы, поправил на плечах хаори, разгладил шиферно-серую хакама. – И желания тоже. Идемте, провожу вас до фойе.
А в фойе, в компании Мацубэя, здоровяка, который махал на репетиции алебардой, ждала Авано Укибаси.
Ее лазоревый наряд струился тяжелым натуральным шелком. Всем своим видом она излучала величие и уверенное спокойствие, словно никакие воды никогда не могли бы сдвинуть ее с места. Лицо своей точеной выразительностью напоминало череп; в глубокой глазнице жуком-бронзовкой блестел правый глаз, а левый все так же был закрыт наглазником в форме ракушки, тем самым, который был на ней, когда Хайо впервые увидела ее в подзорную трубу.
В одной руке она держала перчатки с белой кружевной отделкой, а другой поглаживала нечто, показавшееся Хайо керамической брошью, но при ближайшем рассмотрении оказавшееся уже знакомым голубым крабиком.
Волноходец заметил Хайо и Нацуами прежде Авано. Воздух зашевелился, словно невидимое течение вдруг сменило направление, устремившись к Хайо, и Авано Укибаси повернулась к ним.
– Китидзуру, наконец-то! – Мацубэй всплеснул руками. – Где ты был? Уважаемой даме пришлось ждать!
Коусиро поклонился:
– Я прошу прощения, Укибаси-сама, руководитель Мацубэй.
– Китидзуру-сан, познакомьте меня со своими друзьями. В нашем театре нечасто увидишь новые лица. – Авано Укибаси говорила со спокойствием человека, которому никогда не приходится повышать голос, чтобы быть услышанным. Она тихонько щелкнула каблуками полуботинок, сшитых по моде Харборлейкса. – Если, конечно, они не представители прессы, которые вынюхивают не предназначенную для них информацию.
– Они не репортеры, Укибаси-сама. – Коусиро был исключительно любезен. Не знай Хайо истинного положения вещей, ей бы даже в голову не пришло, что он в чем-то подозревает гостью. Он очаровательно улыбался и всем своим видом выражал благодарность за последний шанс после всех отмененных шоу, которые ему никто не ставил в вину. – Это Хайо Хакай и ее помощник, Нацу-сан. Они друзья моего покойного брата. Я пригласил их обсудить неоконченное либретто, которое писал брат, «Двенадцать колец». Мне хотелось бы показать пару этюдов из него на Ритуале Великого очищения.
– Замечательная мысль! Макуни-сан старательно работал над ним, нельзя убирать такой проект в стол.
– А это Авано Укибаси, которая не нуждается в представлении, – сказал Коусиро. Авано кивнула Хайо. – Все служащие Син-Кагурадза очень ценят и ее, и щедрость казны компании «Укибаси Синшу».
– Китидзуру! – взвыл Мацубэй.
– Зато на сцене – сама деликатность. – Авано игриво хлопнула Коусиро перчатками. К недоумению Хайо, тот рассмеялся. – Хотя я бы тебе и не поверила. Если бы ты вдруг начал лебезить, как все остальные, я бы решила, что тебя прокляли по-настоящему.
Авано встала лицом к лицу с Хайо. Кончиком мизинца приподняла наглазник, на долю секунды пронзительно сверкнув голубым огнем своего удивительного – водяного, как выразилась Нагакумо, – глаза.
Потом отпустила повязку, отпрянула.
Крабик у ее воротника что-то булькал. Авано наклонила к нему голову, будто прислушиваясь, а потом накрыла краба перчатками, спрятав его от Хайо, а Хайо – от него.
– У тебя что-то в волосах застряло. – Авано потянулась к Хайо. – Позволишь?
Хайо наклонилась, чтобы Авано могла ее коснуться:
– Легко.
– Девица, ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь? – вскинулся Мацубэй. – Это Авано Укибаси из компании «Укибаси Синшу»! Тебе стоило бы выбрать более уважительный тон!
– Все хорошо, Мацубэй-сан. Она не знает меня, я не знаю ее. Из общего у нас только обширное «незнание». – Авано Укибаси провела пальцами по волосам Хайо, заправила за ухо выбившиеся пряди. Под другой рукой запротестовал прикрытый перчатками краб. – Все. Убрала. Что-то прицепилось, но не оставлять же. – Она коснулась лица Хайо. – Свечной воск и копоть жизни.
Хайо сглотнула пересохшим горлом:
– Благодарю.
– Не за что. – Авано убрала руку с краба и сжала ладонь Хайо в своих. С виду они были ровесницами, но болезненная худоба Укибаси сбивала с толку. Хайо показалось, что ее собеседницу как будто растянули – между печалью и отчаянием. – Будь осторожнее.
В сплетении рук, закрывающем пальцы от взгляда Волноходца, Авано торопливо произнесла на языке жестов харборсайн: «Помоги, пожалуйста. Мы нужны Волноходцу».