– Пилюли.
– Какие?
– Которые я показывал, отгоняющие невезение. Мы перед спектаклем, как всегда, пустили скляночку по кругу. – Он закрыл глаза. – Оставалось только подбросить туда отравленную, и я со своим невезением обязательно ее бы и подцепил. – Он задрожал, на его лице мелькали эмоции, которые Хайо не успевала толком разобрать. – На Оногоро нет места демонам.
– Что с ним будет? – спросила Хайо змейку на шее.
– Его уничтожат, насколько это возможно. – Полевица показала бледный язык. – Его обезглавленного доставят в Онмёрё, его сознание запечатают пятью гвоздями: изо льда, глины, аниса, железа, солнечного света, – пробив ими череп, потом зальют раскаленным металлом и повторять это будут до тех пор, пока его тело не перестанет восстанавливаться.
– Нет! – Нацуами притянул к себе Коусиро, заслонил рукавами. – Это жестоко! Он не какое-то безмозглое чудовище, которое можно просто… истязать до полного уничтожения!
– Я пока не безмозглое чудовище только потому, что у меня во рту кровь Хакай-сан, – снова рассмеялся Коусиро, и это выглядело уродливо.
– А демонизация правда необратима? – Нацуами умоляюще переводил взгляд с Полевицы на Хайо. – Неужели ее нельзя отменить, как проклятие?
– Коусиро стал демоном не из-за проклятия. Он сам теперь – проклятие в адрес мира. Вот что хитоденаши делает с людьми. – Хайо повторила то, что ей рассказывала демоница, и внутри у нее росла отчаянная пустота – как будто она проиграла в игре, в которой участвовала, сама того не зная. Потом повернулась к Коусиро: – Ты сегодня решил играть другой спектакль. На что ты рассчитывал?
– На личное удовлетворение, – ответил Коусиро и ухмыльнулся, показав золотые клыки. – Мне хотелось ткнуть в лицо Авано и Волноходца тем, что я в курсе их причастности к смерти Дзуна. Я хотел показать им, что над ними тоже можно посмеяться.
Нацуами улыбнулся:
– Дзун был бы в полном восторге.
– Естественно. Сёгун-людоед – это как раз для него. – Они все вдруг застыли, услышав откуда-то сверху сирены Онмёрё, доносящиеся из летающих в вышине ветроходов.
– Мне бы присесть, – сказал Коусиро.
У него дрожали ноги.
Нацуами сел и помог Коусиро опуститься в длинную траву, прижав его спиной к своей груди – теперь это в меньшей степени было похоже на задержание. Хайо устроилась возле них, с удовольствием ощутив прикосновение мягкой и влажной почвы.
Нацуами отпустил руки и шею Коусиро и обнял его:
– Должен же быть какой-то способ тебе помочь.
– Рискну предположить, что его нет. – Коусиро закашлялся, облизнул губы. Хайо подалась вперед, протянула изрезанную руку к его рту и сморщилась, когда он коснулся открытой раны шипастым языком. – Мой брат мертв, мой театр сожжен, а Волноходец, которому я молился сколько себя помню, покинул меня. – Он впился золотыми когтями в землю. – Неужели именно Волноходец проклял Дзуна за тот стеллароид? Неужели он стоит за моим невезением? За всем вот этим?
– Думаю, да, – с горечью ответил Нацуами. – Я все-таки бог эн-мусуби, пусть и странный. Я вижу, когда рвется эн, откатываясь к тому, кто хотел причинить тебе зло. Режиссером сегодняшних событий в театре был Волноходец, и ваша эн разорвалась невыразимо трагично.
– А как сюда вписывается Авано Укибаси? – спросил Коусиро.
– Этого я не знаю. – Нацуами крепче обнял Коусиро, словно пытаясь сдержать его демонический голод. – Сети эн для меня слишком сложны, я не могу увидеть всей картины сразу.
– Если я использую свою демоническую сущность, чтобы отомстить Волноходцу, – сказал Коусиро, – то могу сделать больно Авано и тем самым наказать его.
– Голодный демон и ночи не протянет на Оногоро, – прошипела Полевица за плечом Хайо. – Он станет думать только о насыщении и забудет о своих амбициозных планах мести, став легкой добычей для Онмёрё.
– Что мне тогда делать? – огрызнулся Коусиро. – Зачем было вытаскивать меня из театра, если вы не можете мне помочь?
Что-то легло на лоб Хайо – ошметок горелой бумаги, один из множества сыплющихся сверху, с пепелища. Это был кусок талисмана, весь грязный от впитавшегося невезения. В истрепанных контурах угадывалась фигурка человечка.
Хайо поймала ее пальцами, и нить эн дрогнула.
Она вспомнила сказанное Полевицей в театре. «Ты вникла в информацию о шикигами из моего свитка?»
Богиня давала ей подсказку.
Полевица свилась кольцами вокруг ее горла.
– Я могу помочь. – Хайо произнесла это раньше, чем успела осознать. Она подняла взгляд от бумажного клочка. – Если ты дашь согласие, я могу спрятать тебя так надолго, как ты пожелаешь, и сдержать твой демонический голод.
– Согласие? – повторил Коусиро, опасаясь подвоха.
– Именно. – Хайо уселась прямо перед ним и прижала кровоточащую руку к его рту: ей нужно было, чтобы он соображал ясно и трезво, как человек. – Коусиро Макуни, во имя покойного Дзуньитиро Макуни, желаешь ли ты заказать рукотворный ад?
Двадцать четыре餓鬼
Закон регулирует общие правила мести. Он обезличенно возлагает на совесть легкое бремя мести. Мы же даем то, чего закон дать не может.
– Будь ты человеком, за особое поручение тебе бы пришлось заплатить оставшимися годами твоей жизни, – объяснила Хайо. – Но демон живет вечно. Я не могу отмерять гонорар той же мерой. За особое поручение от демона я должна назначить другую цену.
– Чем я должен заплатить?
– Всей своей вечной сущностью. Телом, душой, силой жизни. Всем тем огнем, благодаря которому ты живешь, – Хайо перечисляла, нисколько не сомневаясь в истинности сказанного, – пока не найдется способ дать демону мирно умереть или пока не вернем тебе прежнюю природу.
Нацуами с ужасом прошептал:
– Хайо, нельзя просить его о таком. Это же вечное служение – его жизнь будет всецело принадлежать тебе, пока ты сама от нее не откажешься!
– Он станет шикигами, – продолжила Хайо, и Полевица сдавила ее горло. Благодаря свитку стало ясно, что делать дальше. – Это Третий уровень. Как Мансаку.
– И как соглядатаи Онмёрё, – побледнев, выплюнул Коусиро. – Идите на хрен. Лучше сдохнуть.
– Демону-то? Сложновато, – сухо ответила Хайо. Коусиро молчал. – Я не намерена пользоваться тобой, если ты этого боишься. Ты будешь спать столько, сколько захочешь сам. Но, просыпаясь как шикигами, ненадолго, ты с моей помощью сможешь не испытывать демонического голода.
Коусиро задышал быстро и судорожно. Он поднял взгляд к просвечивающему свозь листву далекому небу с лиловым и красным огненным заревом, с вездесущими пятнами лунного света и силуэтами ветроходов пожарной службы.
– Напомни, что такое рукотворный ад? – спросил он.
– Это татари, которое обращает все мироздание против адресата, – ответила Хайо. – Неизбежность. У такого человека ничего не получается. Но никто из непричастных при этом не страдает.
– Этот ад длится вечно?
– Нет. Ровно столько, сколько необходимо. Я не устанавливаю правила.
– Он должен решать быстро. – Полевица проскользнула под подбородком Хайо, показался раздвоенный язык. – Люди ищут Китидзуру Кикугаву. Они направятся сюда.
Нацуами бросил на нее свирепый взгляд:
– Ему предлагают отказаться от всего – не будьте так настойчивы, госпожа.
– Все хорошо, Нацу-сан. Все в порядке. – Коусиро немного откинулся и потрепал Нацуами по щеке, оставив красные кровавые отпечатки. – Я никогда не оставался в долгу, адотворец. Не нужен мне вечный сон. Если я буду в твоем распоряжении как шикигами – что ж, готов помогать. Но с некоторыми условиями.
– Какими?
– Буди меня, когда понадобится помощь, но всегда давай мне выбор – помогать или нет. Таким образом я не превращусь в прислугу на побегушках. – Коусиро поднял голову. – И пробуди меня сразу же, как только узнаешь, какое отношение Авано и Волноходец имеют к стеллароиду Дзуна. Не держи меня в неведении.
Хайо кивнула:
– Это все?
– Взамен на мое тело и душу? Маловато. Я надеюсь, что Волноходцу будет очень больно, когда ты проклянешь его. Пусть его тайны станут доступны тем, кому меньше всего стоило бы знать эти тайны. Пусть он горюет и не сможет подобрать слов для этого горя. И да – пусть он испытает невыразимую боль. – Коусиро схватил Хайо за рукав. Когти кольнули кожу. – Это выполнимо?
– Выполнимо.
– Значит, я согласен. – Он взял ее руку и прижал к своей груди, где слишком медленно по человеческим меркам билось сердце и где тошнотворная яркость пламени жизни демона пошла темными точками перед глазами Хайо, когда та пристально на него взглянула. – Дух, тело – забирай все. Я согласен стать твоим шикигами и поручаю тебе обрушить ад на Волноходца – за моего брата и меня самого.
Хайо посмотрела на Нацуами, выглядывающего из-за плеча Коусиро с полными от слез глазами.
Он коротко кивнул. Давай.
Хайо коснулась кончиками пальцев теплого пламени Коусиро:
– В счет твоей вечной сущности, передаваемой мне в собственность, Коусиро Макуни, я принимаю твое поручение.
Смотреть на пламя жизни Коусиро было незачем – она ведь забирала вообще все, а не десятки лет. Она вцепилась в его жар, впитала его сквозь тьму и вобрала в свою печать.
Письмена и талисманы исчезли с ее ладоней, невезение замельтешило перед глазами скоплением черных звезд, и мощь древних богов несчастья хлынула в ее вены.
Заклинания из свитка Полевицы были сложны своей последовательностью, но просты по сути. Хайо водила руками, не видя печатей, выдыхала, не слыша сутр, и бормочущие слова невезения слетали с ее языка, рассеиваясь дикими семенами, из которых прорастет тень.
– Хайо, – позвал Нацуами. – Хайо, уже все. Смотри.
Коусиро пропал. Трава, на которой он сидел, выпрямлялась, его след исчезал.
В руках Нацуами держал лунно-серебристую бумажную фигурку. На груди фигурки красовались символы – темные, выжженные в основном огнем Хайо, но если она сделала все правильно, согласно записям в свитке, то по большей части – самим Коусиро.