Я ловил с жадностью ловил каждое слово, вылетавшее из накрашенных губ этой дамы.
«Неужели все, – думал я про себя, – неужели я наконец-то на верном пути?»
– Юрка тогда мне помогал слегка, волосы выметал после клиента, – продолжала Лепко. – Ну, Роза его и взяла к себе. Вроде, не жалуется.
– Кем же он работает?
– Хотели грузчиком, – ответила Лепко, – да Юрка ногу ломал в семнадцать лет, месяц загипсованный ходил. Да и срослись кости вроде не фонтан. Так что на грузца мой малец не потянул. Так, бумажки себе перебирает да цифорки записывает.
– То есть, в армии он не служил? – уточнил я очень важную деталь.
– Нет, конечно, – подтвердила Лепко. – самое смешное, что хотел, да не взяли.
– Сам хотел? – удивился я. – Обычно от армии бегают, как от огня.
– Ну да, нормальные-то люди, – согласилась Лепко. – А этому Афган подавай. Смех один да и только. Представляете, по инстанциям ходил, заявления какие-то дурацкие писал, чтобы добровольцем. Балда, что тут говорить. Люди деньги платят, чтобы не служить, а этому втемяшилось в башку, и все тут.
– Можно мне посмотреть его комнату, – понялся я с кресла.
– Это направо, – указала мне Лепко. – Я пока с прической закончу, а вы там побудьте. Только ничего не трогайте, а то Юрка разорется.
– Пальцем не прикоснусь, – пообещал я и прошел за желтую штору.
Первое, что бросалось в глаза с порога – идеальный порядок, царивший в комнате.
Каждая вещь знала свое место и была определена на него раз и навсегда.
Особо мое внимание привлекли письменные принадлежности – ручка с позолоченным пером и стопка конвертов на краю стола.
Над этим набором, на стене были прикноплена бумажка с адресами Гагариной, Андрея и Лиды.
Напротив всех стоял крестик. Присмотрешись, я обнаружил, что самый свежий украшает тщательной выписанное имя Лидии. Этот знак был проставлен явно не так давно.
– Юра давно был дома? – спросил я через занавеску у Лепко.
– Утром забегал, – донесся до меня ответ. – Перехватил что-то на кухне и снова куда-то убег.
В углу стоял старый советский видик, в тумбочке аккуратно размещались кассеты. Здесь были представлены все художественные и документальные фильмы об Афганистане, как русские, так и американские.
Книжная полка держала на своих досках книги по той же тематике. Отдельная папка была заполнена подшивками статей из газет на афганские темы.
Довершали картину три портрета: Бабрака Кармаля, Бориса Громова и Александра Лебедя.
Причем у последнего из лба торчала стрела – очевидно, Юра тренировался в дартс.
– Ну что, осмотрелись? – заглянула Лепко. – Мне вообще-то пора.
– Да-да, я зайду как-нибудь в другой раз, когда Юра будет дома, – засуетился я.
Уже на пороге я обернулся и решил все же внести последнее уточнение.
– Вот что еще. Знаете... боюсь, что неприятности могут быть у вашего старшего сына.
Лепко искренне удивилась.
– Да нет у меня больше детей. Только Юрка. Один-единственный. Мне хватило.
– А кто же тогда Лепко М.М.?
– Как кто? Да я и есть Лепко М.М. – Майя Михайловна. А Юрка вообще-то не Лепко, а Стингер. Он, когда паспорт после школы получал, взял фамилию моего второго мужа. Очень она ему нравилась, говорит, на ракету похожа. Я его отговаривала, как могла. Намучаешься, говорила, с такой фамилией в жизни. А он нулем. Хочу и все. Ну, я и согласилась. Это как раз с переездом совпало...
– Значит, вашего сына зовут Юрий Стингер, – задумчиво проговорил я.
– Не-ет, – покачала пальцем Майя Михайловна. – По паспорту он Георгий. Он и имя сменил. Как узнал, что Юрий и Георгий – одно имя, так и загорелся. Говорит, хочу, чтобы меня звали как маршала Жукова.
– И глухотой он не страдал, – подытожил я.
– Ни в жисть, – подтвердила Лепко.
– И плейер слушает, не переставая, – заключил я. – О Господи, как все просто.
– Слушает, преимущественно военные марши... Так когда вы заглянете?
Майя Михайловна Лепко свесилась через перила, с удивлением глядя, как я лихо сбегаю вниз, прыгая через три ступеньки.
Выскочив на улицу, я рванулся к автомобилю. Дверца заела, и я чуть не выдрал ее из корпуса.
«Стоп, – приказал я себе. – Не надо нервничать. Ты все равно не знаешь, куда тебе сейчас ехать. Лучше немного пройтись и освежить мозги».
Я внял голосу разума и двинулся вперед по Новостроевской вдоль шоссе.
Понемногу мысли в башке улеглись – или встречный ветер привел их в соответствующее расположение? – и вся картина преступления встала у меня перед глазами. Теперь я уже знал – кто и почему.
Но от этого было не легче.
Чем дольше я живу на свете, тем сильнее убеждаюсь, что большинство бед у наших сограждан происходит из-за почти полного отсутствия среди сферы услуг разветвленной сети психотерапевтов.
Казалось бы, посети Юрий-Георгий разок другой приличного психоаналитика – мир снова принял бы в его глазах реальные очертания.
А так – парень остается зашоренным в своем полубезумном мире и убивает людей.
Картина складывалась, действительно, на редкость безотрадная.
Юрий Лепко не имел друзей, у него не было девушки. Зато он придумывал себе какую-то мифическую платиновую фотомодель Виолетту.
Представляю, как реагировали на его рассказы те люди, с которыми он пытался завязать дружеские отношения. Даже Лида его раскусила!
Комплекс неполноценности усугубился раздвоением личности. Юрий Лепко «расслоился» на себя – такого как есть, со всеми своими проблемами и своего «старшего брата» Марка – выдуманный им персонаж.
Марк стал, так сказать, вторым идеальным Я, которое мало-помалу стало облекаться в его сознании плотью и стало более реальным, чем сам Лепко.
«Марк» был наделен всеми достоинствами, которых был лишен Юрий.
А тут еще подкатил призывной возраст, и Юрий делает попытку как-то самоутвердиться в этой жизни. И снова его ждет провал.
Тогда он наверстывает упущенное – афганскую романтику – через книги и видеофильмы.
Слушает по плееру военные марши, не вынимая наушники из ушей.
Черт, как я мог спутать банальные наушники со слуховым аппаратом тогда на кладбище!
Вот уж не везло, так не везло. Мне ведь даже не удалось содрать черные очки с его физиономии. Тогда бы я уже наверняка узнал в незнакомце парня Жору из розиной фирмы. Да-да, то самый тип, что узнавал про Лопухова. Роза тогда еще пыталась перекричать его плейер...
Добавим сюда еще и неупорядоченный образ жизни Майи Михайловны, которая, судя по моему впечатлению, не очень-то занималась своим чадом.
Но Юрия кое-что было и в активе. Всего один-единственный плюс.
Лепко умел неплохо стрелять.
Правда, и тут ему светили не больше, чем вторые и третьи места на соревнованиях – более удачливый во всех отношениях Андрей Князев обходил его и всегда поднимался на одну степньку пьедестала выше.
И мне, в общем-то, понятен азарт, с которым Лепко использовал предоставленную законом возможность смены фамилии при получении паспорта.
Стингер – это звучит сильно.
Впрочем, я полагаю, что Юрий здесь подсознательно надеялся на то, что со сменой имени и фамилии он сможет пережить некое внутреннее изменение.
И, когда этого не произошло, психический конфликт только усугубился.
Тогда и начались письма.
«Марк» в сознании Юрия занимал еще более выигрышную позицию, будучи брошенным невестой, оскорбленным, мертвым, наконец.
В этом случае Юрия брал на себя невероятно благородную роль последовательного защитника памяти своего старшего брата и, тем самым, получал некоторые из положительных качеств идеального Марка.
Даже более того – униженность и неблагополучность Юрия лишь оттеняли его «подвиг». Юрий, такой униженный и неблагополучный, мстит за своего брата, которому он и в подметки не годится.
А значит, выходит, что и годится. И даже, оказывается, может то, чего не может Марк.
Жертвы были намечены последовательно, хотя выбраны, судя по всему, случайно.
Во-первых, Виктория Петровна Гагарина.
Казалось бы, чем досадила старушка мальчику, который когда-то подметал за ней волосы в парикмахерской, где работала его мать?
Но когда Юрий узнал, что Виктория Петровна всю жизнь проработала судьей, то у него со временем сформировалась определенная мания, которая переросла в миф. Гагарина, наверняка имела среди скамеечников, как она называла подсудимых, каких-то парней, получивши срок за уклонение от воинской повинности.
Почему бы среди них не оказаться Марку?
И Юрий бомбардирует Викторию Петровну письмами, где угрозы чередуются со слезливой историей Марка. Недаром Виктория Петровна даже всплакнула над каким-то письмом. А то, что Юрий был дока в мелодраматических эффектах, я смог оценить по письмам к Лиде.
Пуля поставила точку в придуманной воспаленным сознанием Юрия истории.
Вторым был Андрей Князев. Постоянный соперник по стрельбе, причем, более удачливый, он в представлении Юрия сформировался как коварный обольститель, который увел у Марка любимую им девушку – Лиду. Да еще потом и бросил ее, чем подтвердил репутацию злобного ловеласа.
Разумеется, по логике Лепко, он заслуживал смерти. Это произошло.
Третьим адресатом...
Господи, неужели он убьет Лиду!
Дрожащими руками я вынул «сотку» и набрал номер телефона Лиды.
– Валерочка? – откликнулась Лида. – Солнышко, знаешь, какие мне цветы сегодня прислали? Не ты, часом?
– Господи, какие еще цветы? – ужаснулся я.
– Почему-то белые хризантемы, – ответила Лида. – Князев говорит, что не присылал, ты тоже отрицаешь... Значит, это он, мой таинственный поклонник!
– Какой ужас! – прокричал я. – Он что, тебе уже звонил?
– Еще нет, но я чувствую, что вот-вот должен позвонить, – игриво произнесла Лида. – Кстати, он мне еще и денег прислал.
– Почтовым переводом? – удивился я.
– Письмом! – воскликнула Лида. – Правда, почему-то мало, всего десять марок.
Я меня задроджала рука.