И на западном, и на восточном побережьях продолжали разбирать код. Вслед за духом сотрудничества в оба коллектива просочился элемент соперничества. Каждая группа в глубине души надеялась первой прийти к финишу. Кроме того, поскольку обе команды предпочитали работать в собственном ритме, намного легче было идти собственным путем, чем приспосабливаться к чужим методам.
Кейт Бостик помогал в работе, когда не был занят, отвечая на панические телефонные звонки или получая электронную почту. Минимум раз в час звонили люди из разных отделов Министерства обороны и спрашивали, кончили ли уже в Беркли дизассемблировать код. Бродячая программа могла содержать любые команды, и это порождало тревогу и напряжение. В какой-то момент Паре занервничал: он увидел, что код содержит таймер.
– Эй, парни, – окликнул он остальных.
– Каждые 12 часов она что-то делает.
– Что? – в один голос закричали все.
– Она вызывает подпрограмму под названием Н_С1еаn.
Н_С1еаn? Значит ли это Host (Host – центральная машина локальной сети) Clean? А если так, не собирается ли она чистить файлы компьютера, на котором работает? Все, что было хронометрировано, являлось дурным знаком. Они понятия не имели, что может произойти, если таймер выключить. Скрывая панику, Бостик сказал: «Дэвид. Времени нет. Займись этим. Сейчас». Паре работал над H_Clean, а остальные заглядывали ему через плечо. Оказалось, что Н_С1еаn стирала в вирусе внутренний список станций, которые он заразил за предыдущие 12 часов. Беспокоиться было не из-за чего. Обнаружился также участок кода, предусматривавший посылку небольшой информации – сигнала через определенный интервал времени – на Эрни Со VAX, компьютер в Кори-Холле, использовавшийся аспирантами факультета для отправки и получения почты. Скорее всего, эту часть программы задумали, чтобы запугать следы и создать видимость того, что программа шла из Беркли. Но в этом месте программы была ошибка, так что никаких сообщений не отправлялось. Ошибка, как выяснила команда Беркли, оказалась не единственной. Ошибки были какие-то беспечные, явно результат невнимательности. Например, автор программы один раз забыл присвоить значение переменной, другой раз неправильно адресовал сообщение и т. д. Больше всего Дэйва Паре обескураживала неоднородность кода. Одни куски были написаны просто великолепно, а другие сляпаны так небрежно, что казались написанными кем-то другим.
Группа из МГГ нашла куда более значительный просчет: диалог между копией-старожилом и вновь прибывшей неминуемо приводил к катастрофе, так как первая копия не всегда «слушала» новичка достаточно долго для того, чтобы признать его и, поскольку каждая копия считала, что только она одна находится в компьютере, в большинстве случаев до «орла-решки» дело не доходило. Это была главная ошибка. Совершив ее, автор программы сделал неизбежным засорение сети, ибо в одном случае из семи обе программы продолжали существовать. Программа с таким дефектом неминуемо привела бы к затору, даже если бы N равнялось не 7, а 100 000.
К 4 часам утра структуру программы реконструировали. Теперь стало ясно, что вирус, по сути, был безвредным. Так что в пятницу рано утром Бостик отправил по сети свой четвертый и последний постинг. Это был список мер по уничтожению вируса как такового. Теперь можно было и расслабиться, и в сообщении команда Беркли шутливо грозила пальцем автору этой ушлой, но все-таки неряшливой программы. После этого Бостик пошел Домой, чтобы впервые за двое суток отоспаться. Покончив с дизассемблированием, берклийцы тут же послали копию изволновавшимся пентагоновцам.
Не успели поставить последнюю точку в полученном исходном тексте вируса, как тут же разгорелся спор: регистрировать ли декомпилированную версию в сети. Бостик и другие берклийцы были против, аргументировав это тем, что они не хотят, чтобы какой-нибудь студент попробовал запустить ее снова. Противники Бостика обвиняли его в том, что он занимает снисходительную, «папа-лучше-знает» позицию. Бостик стоял на своем: «разослать исходный код – все равно, что разбросать по сети мины». В то же самое время, сказал он, Беркли не пытается скрывать никакой информации о том, что делала программа. Кроме того, хотя официально Пентагон ничего не требовал от Беркли, тамошнее начальство поставило Бостика в известность, что им будет очень приятно, если он не будет рассылать дизассемблированный код.
В четверг утром Роберт в Апсон-Холл не пошел. Весь день он провел дома, пытаясь заставить себя заниматься. Вечером он пел в хоре, и на обратном пути из капеллы зашел в Апсон, чтобы посмотреть электронную почту. Большинство компьютеров работали нормально В его почтовом ящике оказалось сообщение от корнеллских сотрудников, что в сети вирус, но в Корнелле ситуация под контролем. На BBS была информация из Беркли о том, как заделать дыры, через которые проникает вирус. И еще было сообщение от Пола с просьбой позвонить. Энди и Пол обедали с Давидом Хендлером, который только что вернулся из долгой поездки.
– Ну так, ты слышал?– спросил Пол у Дэвида.
– Что слышал? – переспросил Дэвид
– О вирусе, который ходит по Internet, – затараторил Пол.
– Энди всю ночь не спал. Вирус вышел на свободу.
– О, – улыбнулся Дэвид – Робертовы дела?
Ответа не последовало. Ребята вернулись к работе, и когда часов в 11 вечера Дэвид зашел к Полу, тот разговаривал с Робертом по телефону, рассказывая, какой колоссальной новостью стал вирус. У Роберта не было телевизора, и он пришел в ужас, услышав, какой тарарам поднялся по всей стране. Пол пытался поднять ему настроение и стал читать лимерики. Роберт попросил передать трубку Дэвиду. Дэвид ожидал шумных приветствий, но Роберт разговаривал односложно и вяло. «Это моя штука», – пробормотал он. Он был совершенно разбит.
Для Дэвида это не было неожиданностью, но он все еще был настроен шутливо. «Хочешь встретиться в Монреале?» Монреаль, помимо всего прочего, был ближайшим к Итаке городом за границей США. Роберт не засмеялся. Дэвид перестал шутить и стал реалистичнее:
– Что ты собираешься делать?
– Понятия не имею.
Десять минут спустя Роберт перезвонил. Он успел поговорить с отцом и собирался на следующий день покинуть Итаку. Он не сказал, куда едет.
За ужином Боб и Энн обсуждали вирус, который ходил по Internet. Утром Клифф Столл звонил Бобу и рассказал о вирусе, но Боб был слишком занят другими делами, чтобы задуматься о происхождении вируса.
В 23.30 зазвонил телефон. Боб уже спал. Трубку подняла Энн и с удивлением услышала голос Роберта, который никогда не звонил так поздно.
– Могу я поговорить с папой?
– Он уже в постели. Что-нибудь серьезное?
По голосу сына она уже поняла, что дело серьезное, и позвала Боба. Разговор отца и сына был коротким. Услышав, что натворил Роберт, Боб встревожился, но без гнева воспринимал случившееся. Роберт сказал, что у него есть билет в Филадельфию на завтра, поскольку он планировал провести уик-энд со своей подругой Джанет. Боб велел ему лететь в Филадельфию и ни с кем не разговаривать. Вероятно, потребуется консультация адвоката.
Когда Энн на следующий день пришла на работу, персонал толокся в кафетерии, оживленно обсуждая компьютерный вирус. Сотрудники слабо представляли, чем зарабатывает на жизнь ее муж, и еще меньше знали о ее детях. Столы были завалены газетами, и все газеты вовсю трубили о вирусе. Энн мутило, она не могла сосредоточиться и рано ушла с работы. В вечернем выпуске New York Times вычислили, что Роберт – автор вируса, и обещали подробности в завтрашнем утреннем выпуске. Энн и Боб искали адвоката. К концу дня у них было несколько кандидатур. Если бы Пол не названивал в New York Times, у них оказалось бы больше времени, чтобы сообразить, что делать. Но после того, как Пол сболтнул пароль Роберта, события ускорили свой ход.
В субботу New York Times вышла под заголовком: «Автор компьютерного вируса – сын эксперта Агентства национальной безопасности». Журналисты не успели вовремя раздобыть фотографию Роберта, но уже на следующий день появились снимки и отца, и сына Боб выглядел как самый настоящий сумасшедший гений. Его длинная, бесформенная седеющая борода закрывала чуть ли не все лицо.
Хотя в будущий вторник должны были состояться выборы президента, средства массовой информации с жадностью набросились на историю компьютерного вундеркинда, который напустил бандитскую программу на всеамериканскую компьютерную сеть. В воскресенье утром толпа журналистов оккупировала подъезд к дому Моррисов, где и шлялась туда-сюда до следующей недели. Телефон в доме звонил непрерывно. Звонили из газет. Чувство юмора не изменило Бобу. Когда позвонил один из друзей семьи и начал разговор словами «Это не пресса», Боб ответил: «О, ну в таком случае вы ошиблись номером!».
Самым разумным для Роберта было оставаться в тени и не высовываться, так что в воскресенье Боб и Энн поехали в Филадельфию, чтобы подбодрить его. На обратном пути они остановились заправиться, и Боб вышел из машины. В это время с бензоколонки выезжал красный спортивный автомобиль, и его водитель увидел Боба. Он присмотрелся повнимательней и расплылся в улыбке. «Эй, – завопил он. – Так это ты тот ученый?»
Американская пресса увидела в этой истории золотую жилу. К понедельнику каждая газета в стране уже дала редакционную статью. Майк Ройко, славившийся своей резкостью обозреватель Chicago Tribune, требовал сурового приговора. Часовая информационная программа MacNeil/Lehrer взяла интервью у Кена Олсена, президента корпорации Digital Equipment. Хотя компьютеры Digital уже стали жертвами не только этого инцидента, но и куда более злонамеренного хакинга, Олсен настоятельно призывал компьютерное сообщество не отвечать на случившееся усилением защиты компьютерных сетей. «Будет гораздо хуже, если мы перекроем свободный поток научной информации, ибо он должен поддерживаться любой ценой».
Когда выплыло имя Роберта, многие из тех, кто хорошо его знал, не слишком удивились. Старый друг Боба по Bell Labs Дуг Макилрой узнал новость в субботу утром. Сладко спавшее семейство Макилроев разбудил рев «Угадайте, кто это сделал!». Ходили слухи, что когда вирус штурмовал Bell Labs, старые корифеи UNIX хихикали и шушукались «Должно быть, Моррисов парнишка».