Как быть? Наш посол в Париже академик Юрий Рыжов, впоследствии председатель жюри «Триумф-наука», нашел помещение для показа и устроил обед, на который пригласил Клода Шаброля, других знаменитостей, официальных лиц из дирекции Венецианского кинофестиваля.
Было очень шумно, весело. Мы уже выпили хорошо, все рассказывали веселые истории о том, что, где и с кем происходило. Я рассказала, как у нас Горбачев объявил антиалкогольную кампанию. А у меня в это время шла повесть в издательстве «Советский писатель». Цензура моментально обнаружила крамольный эпизод: в вагон, набитый пассажирами, вошли трое пьяных и устроили там дебош. Мне сказали: «Какие пьяные? Сейчас водка, слово и понятие „пьяные“ исключаются. Надо, Зоя, это вычеркнуть». Я думала-думала и не без помощи моего редактора Толи Жукова придумала и написала: «В вагон вошли трое трезвых». Формально я все поправила, но получилось: если в вагон вошли трое трезвых, то, значит, вагон был набит пьяными!
В общем, все хохотали просто до колик в животе. Я у французов стала своя в доску. И так мы договорились с официальными лицами, что будет показ фильма, но не публичный, без прессы, а как бы домашний. А это вроде как можно.
Фестиваль шел своим чередом. Потрясающе интересными были лекции Ирины Александровны Антоновой о Пушкинском музее, потом состоялся ее персональный вечер. И у меня был свой персональный вечер, я рассказывала о моих последних встречах с Лилей Брик и Татьяной Яковлевой, раскручивала всю историю отношений Маяковского с Татьяной Яковлевой, Лилей Брик и Осипом Бриком, историю с ВЧК-ГПУ…
Мы отчаянно веселились, отмечая каждое фестивальное событие. Была какая-то волшебная атмосфера праздничной эйфории после первых спектаклей Евгения Колобова («Мария Стюарт», романсы Глинки, «Реквием» в память Андрея Тарковского), фильмов с Инной Чуриковой, Олегом Меньшиковым, Олегом Табаковым, феерических концертов Юрия Башмета, Владимира Спивакова, ансамбля Игоря Моисеева, Арво Пярта, концерта Бориса Гребенщикова[59], выступлений Михаила Жванецкого. Миша ликовал, он потом долго меня полушутливо попрекал: «Зоя, а вы говорили, что в Париже не поймут моих подтекстов, юмора». И все это пиршество в лучших залах Парижа – Комеди Франсез, Габо, Одеоне, Пале-де-Конгресс. Демократичным жестом выглядела неделя фестиваля в Сорбонне, где партнером «Триумфа» выступала ректор университета профессор Ирен Сокологорская. После выступлений мы все «оттягивались» на Елисейских Полях, чаще всего в ресторане «Эльзас» или на Монпарнасе, в La Coupole («Куполь»).
Рассказ об одном из фестивалей в российском популярном еженедельнике «Аргументы и факты» в 1998 году вышел под заголовком «„Триумф“ в Париже больше чем триумф».
Показательны первые строки: «За шесть лет фонду „Триумф-ЛогоВАЗ“, финансируемому Борисом Березовским, удалось на удивление основательно и счастливо „раскрутиться“. А одноименной премии, вручаемой фондом и его „звездным“ жюри, – стать сегодня, пожалуй, самой престижной и самой независимой в России. Все, с чем связана марка „Триумфа“, имеет неизменный привкус интеллигентности и знак качества. При этом он не переродился в еще одну столичную элитарную тусовку…»
И далее: «Все программы шли при постоянных аншлагах, даже показы фильмов, а уж этот вид нашего нынешнего искусства для парижан – настоящая „терра инкогнита“. На вечере поэзии Андрея Вознесенского и вовсе была такая толпа, что Зураб Церетели с трудом провел сквозь нее грузинского посла. А концерты Бориса Гребенщикова[60] и Жванецкого так и не смогли вместить всех желающих: у дверей образовалась самая натуральная, „нашенская“ давка… А ведь мероприятия „Триумфа“ конкурировали ни много ни мало с гастролями Чикагского симфонического оркестра с Даниэлем Баренбоймом, не говоря уже о ежевечерних представлениях в Гранд-опера, в Опера Бастиль».
Конечно, критически настроенные граждане могут сморщить носы: «Ну, это наша пресса…»
Как раз наша пресса, может быть, была сдержанней в оценках, чем французская.
«Монд» о «Новой опере»: «Эта труппа счастливо сочетает солидную оркестровую базу и лиричность, смелость задумок и артистический героизм, энергию в исполнении малоизвестных в России произведений, таких как „Мария Стюарт“…» Колобова назвали «взрывным и стремительным маэстро», а Нину Ананиашвили – «виртуозной, изысканной, удивительно выразительной».
А «Фигаро» как бы подвела итог: «Все артисты „Триумфа“ – это эквивалент лауреатам „Оскаров“».
Триумфовский фестиваль во французской прессе был назван современными «Дягилевскими сезонами», с каждой новой премьерой он набирал обороты. И сегодня, когда я приезжаю в Париж, французы спрашивают: «Неужели не будет больше фестиваля „Триумф“? Когда вы приезжаете, Париж оживает».
Возможно, это ностальгическое преувеличение. Но ведь так и было.
Борис Березовский под угрозой ареста эмигрировал из России в 2000 году. И тем не менее 11 лет (!) продолжал финансировать российскую премию, то есть поддерживать российскую литературу и искусство.
«Триумф» прекратил свое существование в 2011 году. В 2013 году жизнь Бориса Березовского трагически оборвалась.
С 2000 года мы с Березовским работали дистанционно, последняя премия была вручена в 2011 году. Не скрою, что велико было разочарование очень многих людей искусства. Нам присылали эсэмэски, поступали телефонные звонки, письма с вопросами: «Почему никого не выдвигают, идет ли перестройка команды членов жюри» и т. д., и т. п. Но, к сожалению, ничего хорошего впереди уже не маячило, и, по существу, этот год стал последним.
После этого года «Триумфа» уже не существовало. Очень много сожалений было по поводу того, что с радаров телеэкранов исчезло понятие премии высших достижений в области литературы и искусства, оставались отдельные вздохи надежды. Поступали предложения издать книгу о премии «Триумф», переназвать ее или перестроить, но нельзя дважды войти в одну и ту же реку не только потому, что исчезает финансирование или шансы другого рода, а потому, что из-под ног уходит время – еще слабые отзвуки сожалений то и дело звучат, но бал уже окончен. Время «Триумфа» ушло, как и те возможности, которые существовали в начале «лихих 90-х». В том числе исчезла и возможность открыть новые направления в искусстве или возобновить ушедшие, запрещенные и отмершие по материальным причинам направления. Не помогла ни зашкаливающая потребность в них, ни реальное существование носителей этих возможностей и талантов. И как показал опыт моей жизни, лишь в редчайших случаях что-то могло заново подняться из-под камня рухнувшего здания.
«Триумф» рухнул в 2011 году, но искры славы и удивительного интереса к премии сохранились до сих пор. Стойкую славу этого звания лауреата премии «Триумф» не порушили ни годы, ни репутации выигравших.
Глава 3Борис БерезовскийИзвестен всем, но на самом деле – никому
Осень 2016 года
Владимир Высоцкий в интервью Уоррену Битти, американскому актеру, кинорежиссеру и продюсеру, сказал о себе: «Я известен всем, но на самом деле – никому». Однако то же самое каждый может сказать о себе. С оговоркой, что «известен» не всей стране, но своему кругу уж точно. «И в то же время – никому».
Я знала Бориса Березовского только по делам фонда «Триумф-ЛогоВАЗ» и премии «Триумф». Разговоры наши были откровенными. Но мы никогда не дружили семьями, я никогда не бывала в его компаниях, мы встречались только в Доме приемов ЛогоВАЗа. И тем не менее могу убежденно сказать: очень многое, что сегодня говорится о нем, пишется, показывается в телефильмах, – ложь и клевета. Например, в одной из телепередач утверждалось, что в Доме приемов ЛогоВАЗа обычных людей никогда не было – там собиралась одна мафия. Насчет мафии не знаю, не могу сказать, но мы – писатели, художники, музыканты, режиссеры, артисты, ученые – встречались там регулярно. Еще, кстати, там я познакомилась с Людмилой Нарусовой, потом мы виделись с ней и Анатолием Собчаком в Петербурге. Они устроили ужин в честь нашего с Андреем приезда.
В той же передаче говорилось, что освобождение наших солдат из чеченского плена – ловкая рекламная кампания Березовского. Дескать, он в Чечне не был, никого не вызволял, а где-то на половине дороги «перехватывал» уже освобожденных солдат и представлял дело так, будто это он их вызволил из плена.
Клевета. Он там был. Мало того, он вел серьезные переговоры об окончании чеченской войны, ходили слухи, что ему удалось завоевать доверие у первых людей Чечни – и все это завершилось Хасавюртовским перемирием. Какой ценой было это достигнуто, что уступили, почему они поверили Березовскому, я не знаю. Один раз мы сами все видели, все каналы телевидения показали, как он в Грозном выходил из самолета, и это было потрясающе страшное зрелище, которое говорило о его мужестве. Он шел один, как сегодня идут спокойно сквозь десятки рядов охраны главы разных правительств. Но никакой охраны не было. Было ощущение, что сейчас снайпер его просто уберет, и все. А он шел, без шапки, в распахнутой куртке, без бронежилета.
Как он вызволял пленных, может, выкупал, не знаю. Но освобождал наших мальчишек, возвращал их мамам и папам.
Так что говорить о трусости Бориса – значит клеветать. То же самое – об эгоизме. Мало кто знает, что Березовский и известный наш актер, путешествуя по Франции на машине, перевернулись. Березовский, сам контуженый и раненый, вынес тяжелораненного товарища на руках.
А уж про жадность его так и вовсе чудовищная ложь. Я не говорю про спонсорство культурных проектов, вплоть до фестивалей российского искусства в Париже. Это вроде бы всем известно, и в то же время это никто как бы и не замечает. А есть еще десятки его тайных благотворительных дел.
Я была на его похоронах в Англии.
23 марта 2013 года Борис Березовский был найден мертвым в своем лондонском доме.