Мне кажется, вокруг него было очень много людей, которые страдали от его долгов, от его необязательности денежной, от его шальных проектов, которые потом не имели опоры финансовой. Они не понимали, зачем нужен дорогостоящий «Триумф», с такими большими премиями. Были еще очень дешевые для него, а для меня очень трудные проекты, которые стоили по сравнению с основным бюджетом недорого. Почти все в них участвовали, не спрашивая у меня никогда гонорара. Мы все были как бы добровольцы, волонтеры и служители этой большой идеи.
Он очень хорошо относился к тем, кто в этот момент осуществлял с ним какую-то его идею. Я не могу назвать это любовью, потому что это не было привязанностью к человеку. Но ради тех, кого он точно любил, готов был на все, на любую помощь, на участие в любом проекте. Причем никогда этим не хвастался, не упоминал. Меня даже обижало, что он никогда, ни в своих отчетах, ни в разговорах, ни в интервью не упоминал о «Триумфе». Объяснить это я не могу. Притом что ежегодно, пока жил в России, обязательно участвовал в церемониях награждения, поздравлял лауреатов.
Происходило это в январе, иногда в начале февраля. Сохранилась пленка, запись первого нашего вручения в Большом театре, где Борис Абрамович произносит свое первое, историческое поздравление лауреатам премии – Сергею Аверинцеву, Нине Ананиашвили, Дмитрию Краснопевцеву, Льву Додину, Татьяне Шестаковой, Альфреду Шнитке. Он был постоянно вовлечен в текущие дела «Триумфа», приходил на некоторые наши действа, приезжал в Париж на наш фестиваль, приходил на встречи Нового года.
Миллениум мы праздновали в Большом театре. Предложил это мне Володя Васильев, который тогда был там главным человеком, денег с нас не взяли, так как это было почетно и для Большого театра. Это был один из самых памятных Новых годов, я не думаю, что в Большом театре часто устраивались такие праздники – был освобожден большой зал, расставлены столики, все дивно украшено, сцена тоже открыта. Сохранилась видеозапись, по телевидению показывали, как мы с Володей Васильевым танцуем вальс, потом меня перехватывает Олег Меньшиков. Мне звонили из многих стран мои друзья, которые наблюдали этот Новый год по телевизору. Они говорили, что Зоя вальсирует на сцене Большого театра с разлетающимися легкими волосами.
Борис Абрамович с Леной приехали уже после боя курантов – они до этого побывали еще в трех местах. К тому времени скромная еда, которую организовал Большой театр, уже закончилась, все выпили. Мне было очень неловко, что он, привыкший к другим ресторанам, сидит здесь в Новый год за таким скромным столом.
Если же говорить о любви к женщинам, то… У него очень долго, до последних времен была одна женщина и в то же время очень много… других. Есть такие мужчины, у которых одна непререкаемая любимая женщина, составляющая его жизнь, и другие увлечения… Пусть это рискованная аналогия, но скажу: в центр торта кладут самое вкусное, яркое лакомство-украшение, а вокруг – мелкие. Долгими ли, краткими ли были увлечения, но я не помню ни одной женщины, которая бы впоследствии отреклась от Бориса Абрамовича, порочила его или судилась с ним. Все, кем он увлекался, рыдали, когда его не стало.
Притом что он воспринимал женщин не как равных существ, равных его уму, его проектам, не принимал их как партнеров, не пускал их в эту сферу своей жизни. Если он любил женщину, он любил ее как бы другими клетками своего организма. Наверно, некоторое исключение Лена Горбунова, его последняя жена и самая любимая. На суд с Романом Абрамовичем рядом с ним шла Лена, ясно было, что она знает все детали.
Я не знаю, кого он любил так, чтобы хотел этого человека видеть все время, беспрерывно быть с ним. Может быть, в какой-то мере это был Миша, его помощник, в какой-то мере это мог быть охранник.
У нас три раза менялся состав попечителей «Триумфа». Первыми были сам Борис Березовский, Владимир Каданников (генеральный директор и председатель совета директоров АвтоВАЗа в 1988–2005 годах), Юлий Дубов, товарищ Бориса с давних лет. Потом Сергей Филатов, Юрий Рыжов и Бадри Патаркацишвили.
Однако Борис никогда не привлекал их ни к каким заседаниям, мероприятиям, кроме торжественных вручений премии. Я как-то спросила про одного из них, очень уважаемого, креативного, творческого: «Куда он исчез из попечительского совета?» Березовский ответил: это не имеет никакого значения, это клерк. Я думаю, что даже обидные высказывания не определяли его истинного отношения к человеку, он мог в этот момент не придавать значения словам, быть раздраженным каким-то поступком этого человека. Но все равно меня это очень возмущало. Я другая, очень обязательная, и вот так отмахнуться от кого-то могу, только если меня предадут, сделают мне что-то очень плохое.
Борис очень чтил, уважал, цитировал Андрея. Однако их близкие отношения длились ровно столько, сколько они сотрудничали в рамках неудавшегося проекта народного автомобиля, которому Андрей придумал название – АВВА. И получил гонорар за заказанную скульптуру. Это было один раз. Больше никаких денежных отношений, тем более никаких даров не было. И еще был заказ на две видеомы для Первого канала ТВ.
Поскольку я человек, абсолютно лишенный желания нравиться вышестоящим, неспособный поддакивать, если я с чем-то не согласна, то я довольно запальчиво говорила ему, что он делает, на мой взгляд, неправильно. Такого больше не позволял себе никто. Может, мне многое прощалось в силу моего возраста. И, конечно, он понимал, ощущал, что в моих словах и поступках не было и нет какого-либо корыстного мотива.
Никогда я ничего не брала от него, кроме того, что получала как обычный менеджер и работник. Я никогда его ни о чем не просила, но всегда отвечала на его просьбы придумать, сделать что-то. Он же меня никогда не просил о чем-то, что бы мне не подобало. Очень многие наши знакомые не могли понять, удивлялись, почему на протяжении стольких лет Борис Абрамович продолжает тесно сотрудничать со мной. Может быть, поэтому и родился миф, что мы родственники.
Я по радио услышала, что совершено покушение на Бориса Абрамовича Березовского, он ранен, в него попало чуть ли не 30 пуль, его машина прострелена насквозь, взорвана, убит охранник, тяжело ранен водитель…
Никто поначалу поверить не мог, что такое возможно, да еще в центре Москвы, возле Дома приемов ЛогоВАЗа, на Новокузнецкой улице, 40.
Итак, услышав по радио эту весть, которую передавали во всех новостных программах, я кинулась звонить. Он сказал очень коротко, что все обошлось, сейчас он находится внутри здания ЛогоВАЗа, что ему оказывают помощь.
А все происходило так. Он выезжал из ворот ЛогоВАЗа на какую-то свою следующую встречу, и в этот момент взорвалась машина, припаркованная на улице. Осколками убит охранник, сидевший сзади, водитель тяжело ранен, ему впоследствии ампутировали ногу, он стал инвалидом.
Бориса Березовского спасли два абсолютно случайных и судьбоносных обстоятельства. Первое – он впервые сел не на привычное заднее сиденье, а рядом с водителем, на место охранника. Охранник, севший на заднее сиденье, погиб. Второе – у ворот, на выезде, оказалась колдобина, то есть автомобиль задержался на доли секунды. В это время дистанционно и включили взрыватель.
Так что Борис Березовский остался жив только чудом. На шею и голову ему наложили 36 швов.
Впоследствии ББ всю жизнь содержал семью покалеченного водителя и семью убитого охранника.
«Считаю, что Господь дал мне феноменальную жизнь, – говорил Борис в одном из интервью. – Она реально феноменальная. Она даже для меня феноменальная, а ведь я живу в этой шкуре. Я тут недавно посчитал, сколько раз я должен был помереть. Из случайностей: автомобиль переворачивался через крышу, взрывали меня – погибал водитель, напился и ночью на снегоходе при скорости 150 километров упал – сломал себе позвоночник».
Было это в 1998 году, кажется. То есть человек, которого называли крестным отцом Кремля, олигарх, богач, гонял на снегоходе как безумный.
Как только я узнала, позвонила ему по прямому телефону. Он лежал в госпитале. Рассказал, что травма очень серьезная, есть опасность полного паралича, нужна немедленная операция, наши специалисты хотят удалить что-то в позвоночнике, вставить что-то искусственное, но врач из Швейцарии говорит, что сохранит позвонки. В тот же день он вылетел в Швейцарию, ему сделали операцию.
С этим врачом судьба свела меня чуть ли не через двадцать лет. У меня начались невыносимые боли в спине. На операцию я не соглашалась, делала гимнастику, принимала обезболивающие и так протянула год. Ничто не помогало, и я согласилась на операцию. Это был 2013 год. Я поехала туда с помощью Ольги Пивоваровой, она помогла многим нашим гражданам, устраивала их в клинику «Сесиль» в Лозанне. Оля узнала, что оперировать будет гениальный профессор фон Хаузер, тот самый хирург, который в свое время спас Бориса Березовского от паралича. Леонид был очень недоволен, сказал, что гением он был двадцать лет назад, а сейчас… Но я, поговорив с самим фон Хаузером, поняла, что это человек абсолютно моего плана, мы понимали друг друга, говоря то по-немецки, то по-английски, с полуслова, и я доверилась ему. Однако на консилиуме специалисты выступили против операции вообще, пришли к выводу, что в моем возрасте (а мне было 89) это очень опасно.
А фон Хаузер заявил, что я моложе их всех, у меня прекрасные анализы, я подвижный и очень разумный человек, и настоял на операции. На пятый день я ходила с медсестрой по лестнице, провела я в клинике две недели и еще одну неделю ходила из отеля на процедуры. Из этой эпопеи вышла как новенькая.
Но вернемся к Березовскому.
У него было много таких травм, таких историй. Он был, с одной стороны, очень разумный человек, математически расчетливый и одновременно с бешеной интуицией, как сказал о нем Олег Меньшиков. Он проворачивал безумные авантюры. Однажды сказал, что нужно выкупить все «Жигули» у АвтоВАЗа, потому что скоро они будут стоить в два раза дороже. Громадное состояние, рухнувшее в одну минуту, он нажил благодаря точному расчету. И в то же время сам с собой творил что-то безум