Жизнь моя всегда была настолько перенасыщена событиями, уходом людей, стрессами, драмами, преодолеваемыми позитивностью моей натуры и характера, умением дойти до дна, до психического расстройства, до галлюцинации и потом выплыть, вынырнуть от сознания, что ты нужна еще кому-то, что ты еще не все на этой земле доделала, еще можешь помогать другим, – вот это сознание долга, помноженное на чувство сострадания и сопричастности, и довольно глубокой сопричастности тем событиям и людям, с которыми ты что-то придумываешь, осуществляешь какие-то проекты, позволяло мне выплыть.
И в этот день я все-таки села и поехала, купила подарки. Подарила Табакову кувшин, позолоченный, из бронзы, очень тяжелый, что было моей ошибкой. Марина Зудина, жена Олега Павловича, очень часто каменеет и ощеривается сквозь улыбку приветливости, не слезающую с ее лица публично, ласковости, любви при роли, которую она исполняет рядом с мужем, великим артистом, будучи сама очень хорошей актрисой. Я ей всегда не то что сочувствовала, но я понимала и никогда не обижала ее, не трогала, не участвовала в разговорах, когда начали люди сетовать, почему она играет главные роли, почему она то, почему она это. Потому что она – жена, она – мать его детей, и она научилась его понимать и продлевать его жизнь и при этом не хотела оставить и выбросить за борт жизни свою профессиональную идентификацию. Она – актриса, и она это сама знала, и знали те, кто ходил на спектакли. Она для меня была человеком с таким знаком плюс жирным.
Ей я купила коробочку у очень известного коллекционера и художника, который вложил внутрь подвески и кольцо, все сложила в один пакет, но когда я приехала туда, я поняла, что толпа в Камергерском переулке вокруг МХТ, количество людей, несущих какие-то дары, стремящихся хотя бы увидеть его приезд в театр, абсолютно зашкаливает. И я, которая с трудом еще ходит после всех своих падений, конечно, донести это не могла сама, поэтому я передала подарки с какой-то маленькой открыточкой, в которую еле успела текст написать.
И вот как раз кончилась часть, связанная с капустником, приветствиями, официального почти не было, все это вел Верник – большой мастер держать публику в состоянии веселья, интереса, умеющий заканчивать фразы в тот момент, когда ясно, что какой-то один зритель уже отвлекся. Все подходили к Олегу Павловичу, целовали, обнимали, а он как во сне принимал все это и ответствовал. Я видела, поскольку меня очень почетно посадили за первым столом, наиболее близким к столу его с родными, с любимыми актерами. Видела, как Верник целовал Табакова, и такой восторг был, я видела эти глаза, когда он показывал свою любовь, и как искренне было все. Отношение к этому пожилому человеку, как к ребенку, как к какой-то драгоценности, которую надо беречь и которая составляет не его личное, а достояние публики.
Важно, что все люди, которые имеют отношению к прошлому «Триумфу», и сейчас остаются вместе и рядом со мной. Продолжается и его дело, пусть немного в другом качестве, в качестве фонда Андрея Вознесенского «Парабола». Первые стипендии начали выдавать уже в этом году. Например, уже на этой неделе девочка из Петрозаводска получила первую стипендию имени Вознесенского. Таких стипендий учредили десять штук, которые посвящены литературе и поэзии.
Когда я вернулась в больницу к сыну, операция еще не была кончена, и мы попали к нему в палату, когда отошел первый наркоз. Это происшествие с Леонидом не давало мне не то что думать, сочинять, но и просто складно говорить, я могла только делать то, что необходимо, чтобы спасать в этот момент все, разруливать ситуацию, которой нет названия.
Глава 3Итоги
Октябрь 2015 года
Сегодня 25 октября 2015 года. Я вдруг осознала, что мне нужно на чем-то закончить, поставить точку в писании этой долгой-долгой книги, долгой жизни. Но каждый раз, когда я принималась писать конец, эту итоговую главу, оборвав повествование на том дне, в который я это делала, я осознавала, что итогов нет и я не могу их подвести. Поэтому пусть она будет «Без итогов». У меня был вечер «Без купюр». Я люблю эти неопределенности.
Я по-прежнему живу на той же даче, где мы прожили с Андреем Вознесенским последние двадцать лет из наших совместных сорока шести. У меня большой сад, сейчас осень, необыкновенная красота вокруг. Эта пора очей очарованья, как у Пушкина, золотая. Мой дубово-лиственный участок разросся за годы моей жизни, поэтому солнце просачивается только там, где я поместила свою грядку, на которой растет лук, укроп и листья салата. В этом окружении, которое я люблю до беспамятства, я живу одна после ухода Андрея. Пять лет, как его не стало. Он умер в 2010 году, 1 июня, и я уже много рассказывала об этом, оборачиваясь назад с диким ужасом и вместе с тем необходимостью все-таки зафиксировать последние дни и минуты его жизни, чтобы люди знали об этом.
Чувство, что он нужен не только мне, всегда доминировало. Очень многое в жизни, что я переживала, я переживала ради него. Потому что ему это будет интересно, и я ему это расскажу. Скорее всего, клочки моих оборачиваний назад, ощущений сегодняшнего того, к чему я пришла, и составят эту главу. Быть может, если сформулировать в одной фразе, чем была для меня эта долгая жизнь, что я любила больше всего, то я скажу, что больше всего я любила людей. Только они мне и были интересны. Я не склонна копаться в прошлом, делать генеалогическое дерево, не буду заниматься глубинными событиями, которые породили мою фамилию. В отличие от меня мой сын Леонид ужасно интересуется предками, спрашивает меня о своих бабушках и дедушках, он всегда очень любил семью.
Этот интерес к людям и породил одно из основных свойств моего творчества: я стала писать невымышленные рассказы о моих встречах, увлечениях, где всегда много фактов. Надо сказать, что моя любовь к людям, очевидно, инстинктивно привлекала и самих людей ко мне. Второе мое свойство, связанное с людьми, заключается в том, что я очень хорошо понимаю людей. Мне хватает десяти минут разговора с человеком, чтобы воспроизвести в моем сознании то, что сейчас волнует собеседника, или понять, чем он может быть интересен. Чаще всего я пытаюсь помогать. Я не создавала благотворительных учреждений, но создала два фонда, которые поощряют артистов и людей искусства, чтобы занять этот уголок тонущего пространства, который ныне убывает год от года, и заполнять его тем, что я знаю и могу. Речь о фонде «Триумф», который был создан в 1992 году и стал одним из самых заметных культурных явлений ХХ века. Когда «Триумфа» не стало, я везде объявила, что повторение такого же проекта невозможно, потому что жизнь ушла далеко вперед: политика, власть, сами способы существования далеко ушли вперед. Но это одно из моих благодеяний, как пишет Олеша про весы злодеяний и благодеяний. После смерти Андрея я создала фонд его имени и тоже по мере своих возможностей ввела там премии, в этом меня очень поддержал мой сын Леонид.
Почему я решилась на этот разговор? Причиной тому стало удивительное количество бед, которые посетили меня за последний год. Я жила очень счастливой жизнью. Наша жизнь с Андреем, несмотря на смертельную болезнь Андрея, крик Хрущева, гонения на книги и строчки, – нельзя сказать, что проходила на фоне депрессий. Так получилось, что я всегда вызываю у моих друзей и знакомых ощущение верности и преданности. Не могу сказать, как я это создаю, но люди мне доверяют то, что не доверяют иногда самым близким людям, и мне это иногда тягостно, потому что я не люблю ни разделять, ни владеть чужими тайнами, я не люблю нести эту ответственность. Я не люблю быть арбитром в чужих конфликтах или ссорах. Я люблю быть с людьми, разделять эту кипучую лаву, которую составляет жизнь среди интересных событий и времени. Как-то Андрей сказал, что я живу взахлеб, и это действительно так. Завтрашний день всегда расписан: какой-то спектакль, вечер, или мне предстоит встреча, свидание. Это и есть счастье моей каждодневной жизни. На самом деле трагически я переживала только уход людей. Потеря людей и составляет главную потерю моей жизни. Это каждый раз вынимание куска из меня. Я не могу объяснить, не могу понять, почему это так.
Старость. Что такое старость? Это понятие очень разное для каждого человека. Старость – это и качество жизни, это и физическое состояние, и возможность что-то продолжать в том, чему ты предназначен: можешь ты это делать или старость что-то убрала из твоей жизни. В какой-то момент я видела, как уходят люди, как они стареют, как меняются на глазах. Я помнила, что еще три года назад это был солнечный искрящийся человек, у которого все получалось, и вдруг идет человек, который никого не хочет видеть, унылый, не хочет даже минуту посвятить своему здоровью, выпрыгнуть из ситуации, победить свою судьбу, которая, как он считает, обрекла его на преждевременную старость. Внутри меня всегда все протестовало против этого. Я кидалась на помощь, пыталась вернуть к жизни, поручив что-то, дав что-то делать, не забыв. И вот тогда я стала спрашивать себя, что такое старость. И стала спрашивать других об этом. Спрашивала многих актеров и тех, кто востребован сейчас больше, чем раньше, и тех, кто уныло поставил на себе крест. Среди женщин потухла одна из самых ярких звезд и женских встреч моей жизни, Галя Евтушенко, она ничего не хотела в конце жизни. Хотела одиночества, говорили, что купила какой-то домик или квартиру в Прибалтике. Упомяну последнюю встречу: когда я сделала фильм «Андрей и Зоя», позвонила вдруг Галя, это было незадолго до ее кончины. «Спасибо тебе, Зойка!» – сказала она. Я удивилась, спросила, за что. А она ответила: «За то, что ты меня вспомнила в фильме». Меня тогда это потрясло. Потому что ее влияние на Евтушенко, одну из ярчайших звезд 60-х, нельзя преуменьшить.
Вообще женщина имеет колоссальное влияние на поэта, я уже много раз об этом говорила, но Галя в какой-то период формировала сознание, политическую ауру поэта Евтушенко. Она очень скоро после этого звонка умерла, но успела несколько эпизодов своей жизни и своих убеждений передать в интервью прекрасной поэтессе и моей подруге Ане Саед-Шах. Это захватывающее интервью раскрывает Галю как личность, которая никогда не хотела поддаваться ничьему влиянию, она была сформировавшимся сильным человеком, до неприличия, до потери вежливости и интеллигентности, стоящим на страже своего мнения. Она могла оборвать, могла нагрубить, когда полагала, что что-то было иначе. Она была потрясающе красивой, у меня сохранилась ее фотография с Евтушенко со спектакля «Антимиры» у Андрея Андреевича. И тот и другой красивы. Пара – налюбуешься.