смотрел какие-то свои бумаги.
Комбат указал на сомон и сказал:
— Это и есть Номан. До сего времени там находился штаб монгольского погранотряда. Заставы охраняли границу, которая обозначена на карте. Впрочем, японцы никогда не признавали ее, считали, что она проходит по реке. Из-за этого случались частые кровопролитные конфликты. В результате применения японцами авиации и пехоты, возможно, отрядов особого назначения, монгольские заставы понесли большие потери, утратили способность осуществлять охрану своих рубежей. Посему и было принято решение об отводе застав к Номану и расформировании отряда. Из отличившихся монгольских пограничников уже должна быть сформирована стрелковая рота. Ее состав меньше нашей, в ней три взвода, в каждом четыре отделения по восемь бойцов, всего сто восемь человек. На вооружении она имеет пулеметы Дегтярева, винтовки Мосина. Понятно, что опыта боевых действий в составе стрелковой роты у монголов нет, но застава, которой руководил капитан Гандориг, назначенный командиром, проявила себя достойно. Кстати, ты имя запомнишь?
— Запишу, — ответил ротный, достал блокнот из планшета, сделал заметку. — Гандориг.
— Да, капитан Амгалон Гандориг.
— Ну и имена с фамилиями у них, язык сломаешь.
Батальонный комиссар усмехнулся:
— Это еще сокращенные имена. Если называть полные, то точно не выговоришь, а уж запомнить — гиблое дело.
— У вас нет списка личного состава роты? — спросил новоиспеченный капитан Новиков.
— Нет, — ответил начальник штаба. — Рота только сформирована. Ее окончательный состав известен начальнику погранотряда подполковнику Гэлдэру, который занимается и этим подразделением, и инженерной подготовкой рубежей обороны твоей тактической группы.
— Тактической группы? — переспросил командир роты.
— Да, — ответил капитан Сагидов. — Ведь тебе придается монгольская рота с нашим военным советником старшим лейтенантом Шагаевым Алтаном Дураговичем, в прошлом начальником заставы в Средней Азии.
Капитан записал фамилию и имя советника.
— К тому же рота усиливается танковым взводом, состоящим из пяти Т-26, таким же количеством бронеавтомобилей БА-10 и двумя огневыми артиллерийскими взводами, — продолжал капитан. — Мы планировали передать группе еще и медико-санитарное отделение, но отказались от этой идеи. У тебя есть санитарное отделение, у монголов — санинструктор, да и штаб батальона с санитарным отрядом близко. Этого вполне достаточно.
— В огневых взводах какие орудия?
— Эти взводы правильнее было бы называть противотанковыми, так как они вооружены сорокапятимиллиметровыми пушками.
— Это хорошо. Исходя из того, что сейчас услышал, могу предположить, что моей тактической группе придется не только обороняться, но и наступать. Я правильно оцениваю обстановку?
Батальонный комиссар сложил свои бумаги в планшет и вступил в разговор:
— А вот оценивать обстановку, товарищ капитан, вы будете позднее, когда получите основную задачу. Мы доведем ее до вас дополнительно.
Комбат взглянул на ротного:
— Да, Новиков, пока твоя задача такова: убыть с подразделением в Номан, там принять в подчинение роту капитана Гандорига и рассредоточиться на временных позициях вдоль реки. По окончании инженерных работ занять основные рубежи обороны, схему которой прямо сейчас передаст тебе начальник штаба. После этого я поставлю группе конкретную ближайшую задачу.
Начальник штаба батальона передал ротному уже готовую схему. Новиков решил, что сможет изучить ее в спокойной обстановке, не стал рассматривать, положил в планшет.
— Вопросы, капитан, есть? — спросил Филатов.
— Порядок формирования группы в батальоне?
— Начальник штаба передаст. Командиры взводов и отделений назначены, проинструктированы, ожидают выдвижения в район Номана. Время убытия — шесть ноль-ноль завтра, посему завтрак, Анвар Рустамович, надо организовать на пять утра.
— Есть, товарищ майор! — сказал Сагидов.
— Еще вопросы?
— Пока нет, товарищ майор. Скорее всего они будут при постановке основной задачи.
— Тогда у меня все. Товарищ батальонный комиссар, у тебя есть что сказать?
— Есть. — Ефремов присел на край стола. — У тебя, Новиков, во втором взводе есть два бойца, Сергушин и Гусев. По данным, которые поступают мне из подразделений, эти товарищи склонны к лишним разговорам. Не буду конкретизировать, к каким именно, но смотри за ними внимательней, если не хочешь, чтобы ротой занялись особисты.
— Не понял, — заявил командир роты. — При чем здесь особисты?
— Поймешь, когда узнаешь, о чем говорят бойцы.
— Нет уж, товарищ батальонный комиссар, если у вас есть претензии к красноармейцам, то прошу объяснить, в чем они состоят.
Комиссар повысил голос:
— Я не обязан отчитываться ни перед кем в батальоне, это ясно, капитан?
— Так точно!
— Если я сказал, что ты обязан приглядеться к подчиненным, которых должен знать как свои пять пальцев, то сделай это, обрати на них внимание. Я не хочу, чтобы в боевой обстановке у нас возникли неприятности. А такое может произойти. У меня все!
Новиков покачал головой, но ничего не сказал. Комиссар обладал властью не меньшей, чем комбат, а в отдельных вопросах и большей. Значит, кто-то докладывал батальонному комиссару о том, что происходило в подразделении, иными словами, банально стучал, а таких персонажей командир роты на дух не переносил. Но он понимал, что смотреть за бойцами придется, хотя ни в чем особом они замечены не были. Тем более в том, что могло бы заинтересовать комиссара и особистов.
Да, Сергушин балагур, любит поболтать, возможно, и покритиковать власть. Так, между прочим, без каких-либо намеков на недовольство. Ничего похожего на антисоветскую пропаганду не было.
Напрасно Ефремов заявил, что ротный должен знать своих подчиненных. Новиков их знал. Но такая вот должность у комиссара. Чего скрывать, паскудная, конечно, однако, наверное, и необходимая в армии, состоящей из разных слоев населения. Когда военкоматы призывали народ на срочную службу, они не разбирались, кто есть кто.
В стране шла беспощадная борьба с врагами народа. За последние два года их извели немало. Однако Новиков видел, что под каток репрессий попадали и ни в чем не повинные люди.
Сейчас в его роте служил бывший командир бригады, некогда полковник. Еще молодым прапорщиком он был у Деникина, перешел на сторону Красной армии, вырос в звании и должности, затем, когда стал особо не нужен, угодил в ряды врагов народа, но отделался очень легко по сравнению с другими военнослужащими. В лагерь его не отправили, разжаловали и оставили служить. Сейчас бывший полковник Максимов — сержант, командир отделения. Мог бы и уволиться, но остался на службе. Семью и жилье он потерял, но был военным до мозга костей, лучшим сержантом в роте.
На нем почему-то комиссар не заострил внимания. Видимо, стукач не нашел повода докладывать по сержанту.
— О чем задумался, капитан? — оборвал мысли Новикова батальонный комиссар. — Я сказал, у меня все! Или пытаешься понять, откуда я получаю информацию по твоим подчиненным? Не надо, не советую.
— Начальнику штаба и командиру роты заняться подготовкой группы! — приказал командир батальона. — Да, по довольствию. Этим занимается заместитель по тылу совместно с монгольскими товарищами. Вам следует сухой паек на пару дней получить. Не помешает.
— Есть, товарищ майор! — ответили начальник штаба и командир роты.
После этого они вместе вышли во двор штаба.
Новиков, поддерживающий с начальником штаба хорошие, дружеские отношения, сказал:
— И чего комиссар домотался до бойцов? Мало ли кто как воспринимает власть. На носу большая война на Западе, да и тут еще подраться придется, а он ерундой какой-то озабочен.
— Это не ерунда, Серега. Два года назад за простой анекдот на зону отправляли, а в голодные годы и за колосок пшеницы запросто можно было сесть. Мол, воры так вот и растащат все зерно, а его и так не хватает, за золото страна хлеб покупает.
Новиков кивнул и сказал:
— Ладно в голодные годы, а что в тридцать седьмом творилось?
— Ты прекрати, не будем об этом, а то комиссар быстро бумагу в особый отдел отправит. Тогда нас в лучшем случае разжалуют, как твоего Максимова. Рядовыми красноармейцами воевать будем.
— А мне без разницы.
— Прекращай, говорю! Делами надо заниматься.
— Тут не знаешь, о чем думать, о делах или таких вот кознях. Хотя у меня старший политрук Юра Семенов вроде парень неплохой, не копает.
— Они все хорошие до поры до времени.
— Это точно. Ну ладно, где и когда собираем группу?
— Да на выходе из райцентра после завтрака. Я поведу к Номану приданные подразделения, ты — роту.
— Договорились. И еще, Анвар, с замом по снабжению переговори насчет провизии.
— Само собой.
— Значит, до завтрашнего утра?
— Да.
Офицеры разошлись.
В то время как шло совещание в штабе, красноармейцы Сергушин и Гусев, упомянутые на нем, покуривали махорку за своей палаткой. Гимнастерки расстегнуты, ремни приспущены. На бревне удобно, солнце греет, но не припекает.
— Надоели эти сопки и степи хуже горькой редьки. Эх, оказаться бы дома, на рыбалке. Сейчас, к концу мая, на открытой воде подлещик хорошо идет. Эх, Петруха, занесло нас черт знает куда, — проговорил Сергушин.
— А что поделаешь? Служба.
— Представь, будто мы не в Монголии, а у меня в деревне. Сидим на берегу, рыбку ловим, самогонку под огурчик пьем. А ее у нас дед Пахом делал знатную, крепкую. Чекушку выпиваешь, и повело.
— Почему делал? Помер, что ли?
— Да посадили его перед самым моим призывом.
— За самогон?
— За него. У нас в Вологодской губернии, в нашем районе, как было. Колхоз организовали в селе Даново, там центральная усадьба, а отделение в деревне моей Белой. Хорошие места, и река рядом. На селе участковый был старшина Реньков Матвей Григорьевич. Председатель — нормальный мужик из местных крестьян, тоже гадости людям не делал. Жили тихо-мирно. Мужики да бабы самогон для себя гнали. Но особенно славился в этом дед Пахом, между прочим, весь из себя герой, орден Красного Знамени за Гражданскую имел. Ну а участковый, само собой, обязан пресекать такие дела. Вот он раз в неделю и появлялся на деревне. Заедет с утра на телеге и давай по избам шастать. Поначалу видно, как заходит — выходит, только с каждым разом походка все неуверенней. Любитель он был выпить, особенно ежели задарма. В общем, к обеду картина — лошадь тащит телегу, а в ней участковый спит. Гимнастерка в одной стороне, ремень с кобурой и наганом в другой, сапоги в третьей. Сам в исподнем, и храп стоит на всю улицу. А позади бидон. Проверил!.. На селе председатель его сразу домой, чтобы никто не видел, да напрасно все это. Что у нас на деревне знают, то и во всем районе известно. В общем, свой мужик участковый был.