— Ты прав. Я нахожусь на объекте двадцать два.
— Вот как? — удивился Куроки.
— Да, со мной две штурмовые роты резерва, третья только что, как мне доложили, вышла к позициям гаубичной батареи. Да, еще минут пять назад со мной связался капитан Одзава. Он также вывел свою усиленную роту на рубеж подготовки штурма.
— Мы можем начинать?
— Не торопись, майор. Все действия только по моим приказам.
— Я понял. Жду команды на штурм.
— Да, до связи!
— До связи!
Капитан Новиков получил сообщение о выходе противника сперва во фланг, а потом и фронт. Он передал командирам подразделений приказ приготовиться к массированной артподготовке и авианалету, но в этот день так ничего и не произошло. Солнце ушло за горизонт, после 20.10 стемнело. Японцы оставались на своих позициях. Никто не летал и не стрелял.
В 20.45, сразу после ужина, который так же, как и обед, был доставлен на позиции, Новикова на связь вызвал командир батальона.
— «Иртыш»! — ответил капитан.
— Я знаю, кого вызываю. Как дела, капитан?
— Хуже некуда.
— Чего так? — удивился майор.
— Да терпеть не могу ждать. Уж быстрее бы все началось.
— Понимаю тебя, но всему свое время. При артподготовке и авианалете противника проводная связь наверняка будет нарушена, посему говорю сейчас. Каковы бы ни были результаты огневой подготовки японцев, заставь санитаров бегать с носилками от рубежей к селению, придай им людей из рот. У Куроки должно создаться впечатление, что твоя тактическая группа понесла значительные потери. Подожги резину, горючку. Пусть японцы думают, что горит бронетехника.
— Сделаю, если потери действительно не окажутся большими.
— А вот этого, капитан, требуется избежать. Еще раз проверь позиции. Солдаты не должны располагаться кучно.
— Я знаю.
— Ну а знаешь, то ждем!
— Черт бы побрал это самое «ждем».
— Конец связи!
— Минуту, товарищ майор. Руководить батареями, расположенными за рекой, будете вы?
— А у тебя есть связь с ними?
— Нет. Батальонные связисты так и не смогли протянуть провода через реку, что-то у них не сложилось. Обещали с утра повторить попытку.
— Вот и ответ на твой вопрос. Все?
— Да.
— Конец связи. — Комбат отключился.
Ночь выдалась безоблачная, теплая. Видно было далеко, только вот смотреть обороняющимся, вернее, их передовым дозорам было не на что. Кругом буераки, балки, малые сопки, степь.
Все началось с рассветом.
Где-то недалеко прогрохотали артиллерийские выстрелы, раздался шелест, и позиции советско-монгольской тактической группы покрылись четырьмя грибами разрывов стопятидесятимиллиметровых снарядов. Тут же последовал второй залп, за ним третий и четвертый. В течение пяти минут японские гаубицы выпустили более шестидесяти снарядов.
Потери от обстрела сразу определить было невозможно. Однако план капитана Новикова был приведен в исполнение. Как только артподготовка прекратилась, на открытые участки вышли санитары и пехотинцы с носилками. Они бегали от траншей к зданиям и сараям, которые тоже пострадали от обстрела. Танкисты запалили бочки с горючим, экипажи БА-10 подожгли запасные шины.
Сразу после этого всех заставил залечь очередной залп. На этот раз снаряд угодил в замаскированный Т-26, второй разорвался рядом с бронеавтомобилем и повредил его. Поджигать больше ничего не требовалось. Подбитый Т-26 чадил куда хлеще всех бочек и покрышек. Экипажи находились вне машин, в укрытиях и не пострадали. После этого залпа японская артиллерия замолчала.
Линия связи оказалась не повреждена, и Новиков вызвал командира батальона.
— Капитан, что у тебя? — спросил тот.
— Насчет потерь личного состава пока не понятно. Японцам удалось поджечь один танк и повредить БА-10. Экипажи живы. А почему молчит наша артиллерия?
В это время загрохотали стодвадцатидвухмиллиметровые гаубицы, расположенные за рекой Халхин-Гол.
— Извиняюсь, батарея открыла огонь.
— А молчала она потому, что разведка уточняла координаты вражеской артиллерии. Рядом с ней, кстати, объявилась еще одна рота противника, но без танков, на грузовых машинах.
— Японцы и должны были подтянуть резервы.
— Ты вот что, Сережа, уточни потери и, пока действует связь, сообщи мне. Получив информацию о результатах ответного артобстрела, я передам ее тебе. И еще, капитан, ожидай появление самолетов противника.
— Уже ждем. Но мы бессильны против них. Если только они пойдут на малой высоте, то достанем их из «дегтярей», а так основной заслон — зенитные счетверенные установки, расположенные на противоположном берегу.
— Батарея готова принять гостей. Ты мне данные о потерях давай.
— Передам. До связи!
Новикову не пришлось отдавать дополнительное распоряжение. Командиры подразделений сами передали сведения о потерях.
Старший политрук Семенов свел их воедино и доложил:
— У нас, капитан, убитыми пять красноармейцев, четыре легкораненых, которые после оказания первой помощи смогут остаться в строю. У монголов убитых четверо, тяжелых один, двое легких, которые тоже останутся в строю. Итого по группе убитых девять человек, тяжелых один, легких шесть. Сожжен Т-26, повреждена БА-10. Экипаж танка переведен в роту вместо погибших бойцов, а вот что делать с бронеавтомобилем, не знаю.
— Как только закончится артподготовка и пройдет авианалет, соорудим для него канонир и устроим огневую точку. Если, конечно, до того времени он не сгорит.
Старший политрук кивнул и заявил:
— Решение поддерживаю.
Новиков улыбнулся, но ничего не сказал. Поддерживает политрук, вот и хорошо. Куда хуже будет, если он стучать в батальон комиссару начнет.
А советские стодвадцатидвухмиллиметровые гаубицы продолжали стрелять. Они замолчали через десять минут, и тут же сработал сигналом вызова телефонный аппарат.
Трубку взял сам командир роты.
— «Иртыш» слушает!
— Здесь командир!
— Да, товарищ майор?
— Потери определили?
— Так точно. Докладываю.
Комбат выслушал Новикова и проговорил:
— Не сказать, что особо большие, но жизнь каждого человека бесценна.
— Да, Александр Андреевич, особенно на войне.
— Война — особый случай. Убитых пока держи в селении, потом похороним в братской могиле и памятник поставим. По тяжелому раненому пусть определяется твой санинструктор. Не сможет помочь, прикажи санитарам перенести к реке. Но аккуратно. Легкие, говоришь, в состоянии вести бой?
— Так точно!
— Не забудь потом представить их к наградам в первую очередь.
Капитан усмехнулся и заявил:
— В первую очередь награды у нас получают политруки да актив.
— Юмор я оценил, но ты больше так не шути. По результатам ответного огня нашей артиллерии. Из восьми японских орудий уничтожены три, два повреждены, потери понесли и расчеты. Так что у японцев остались три гаубицы, способные вести огонь.
— А каковы потери их роты, подошедшей к батарее?
— Ее рубеж дальше. Если там и есть потери, то небольшие. Главное в том, что нам удалось значительно снизить огневую мощь самураев.
— У них еще три гаубицы, танки, броневики, станковые пулеметы.
— Но уже легче.
— Посмотрим, что будет после авианалета, а ждать его осталось недолго.
— Это да. После налета связь со мной. Если, конечно, она будет функционировать. Повредят японцы линию, отправь посыльного с донесением о потерях. Мне надо знать, сможет ли твоя группа отразить нападение наземных сил противника. Это понятно?
— Так точно!
— Удачи тебе, капитан.
— Взаимно! — Новиков положил трубку на аппарат и услышал характерный звук авиационных двигателей, который быстро усиливался.
На позиции тактической группы надвигалась целая армада вражеских самолетов.
Майор Куроки, ставший свидетелем артподготовки, довольно потирал руки. Он видел через бинокль, как разрывы снарядов накрывали весь район, занятый советско-монгольской тактической группой. В небо поднялся столб черного дыма, за ним второй и третий, куда более плотные. Так горит бронетехника.
Тут вдруг прогремели залпы орудий с противоположного, западного берега реки.
— Что за черт? — выкрикнул майор.
Его заместитель лейтенант Сасаки, тоже смотревший на позиции обороны противника, проговорил:
— Работает вражеская артиллерия.
— Какая артиллерия? Откуда она взялась, по каким целям бьет?
Лейтенант Сасаки перевел бинокль на сопки, за которыми дислоцировалась батарея стопятидесятимиллиметровых гаубиц. Мощная оптика позволяла ему видеть, как за небольшими высотами разрываются снаряды.
— Русские или монголы бьют по батарее капитана Кикути, — сказал он.
— Этого еще не хватало. Как наша разведка могла пропустить наличие артиллерии у тактической группы противника?
Сасаки вздохнул и сказал:
— Скорее всего батарея подчинена командованию советского батальона, руководство ею осуществляется из Хамтая.
Когда огонь прекратился, Куроки повернулся к связисту и приказал:
— Срочно дай мне капитана Кикути!
— Слушаю вас, господин майор, — ответил командир батареи.
— Что у тебя?
— Ничего хорошего. Русская артиллерия, предположительно батарея стодвадцатидвухмиллиметровых гаубиц, обстреляла наши позиции. Мы потеряли пять орудий с расчетами, пункт боепитания.
— Но как русские могли так точно накрыть твою батарею?
— Возможно, их огнем управляли корректировщики.
— Но ты в состоянии вести огонь из уцелевших орудий?
— Извините, господин майор, но я подчиняюсь полковнику Танаке. Только он может решить, что дальше делать моей батарее. Я свяжусь с ним. Думаю, полковник сам доведет до вас свое решение, — проговорил капитан и отключился.
Майор швырнул трубку связисту.
— Скотина! Он, видите ли, подчиняется полковнику.
— И это хорошо, господин майор, — сказал вдруг заместитель.
Командир первой ударной роты взглянул на лейтенанта Сасаки и спросил: