— Что хорошее ты видишь во всем этом?
— По крайней мере, нам не придется отвечать за поражение артиллерийской батареи.
— Да, в этом ты прав, Моку. Этот факт может нас хоть как-то радовать. Как, кстати, и тот, что русские тоже понесли значительные потери. Их санитары носили убитых и раненых десятками. Я сам это видел.
— А ведь русских и монголов еще ждет главный сюрприз.
— Ты о…
Офицеры услышали приближающийся гул самолетов.
— Да, господин майор, — продолжил заместитель. — Я о нашей доблестной авиации, во всем превосходящей русскую. Она на подходе.
Куроки припал к окулярам бинокля.
Над ударной ротой прошли двенадцать бомбардировщиков Kи-30, по три самолета в четырех линиях, прикрываемых сверху и флангов восемью истребителями Kи-43 «Накадзима».
— Хорошо. Сейчас русские и монголы получат все, что заслужили.
Бомбардировщики шли на высоте метров шестьсот на небольшой скорости. Они заходили по фронту, не предпринимая никаких маневров. Пилоты были уверены в своей полной безопасности.
Майор Куроки непроизвольно раскрыл рот, когда из-за реки ударили счетверенные пулеметные зенитные установки «Максим». Массированная стрельба захватила японцев врасплох. Три ведущих бомбардировщика рухнули на землю, так и не дойдя до передовой линии обороны. Ки-30, следовавшие сзади, резко пошли вверх и повернули на север.
Истребители открыли огонь из пулеметов. В траншеях раздались вскрики, но «дегтяри» успели вспороть брюхо двум «Накадзима». Пилоты пытались выброситься с парашютами, но не смогли. Истребители влепились в землю и разлетелись на куски от взрыва топливных баков.
Уцелевшие самолеты вышли из зоны огня и двинулись на север. Японцы в считаные минуты потеряли три бомбардировщика из двенадцати и два истребителя из восьми.
На КНП майора Куроки царило тягостное молчание.
— Летчики не могут так оставить это дело! Полный позор! Откуда у противника взялись зенитные установки? — заявил он.
Заместитель пожал плечами и проговорил:
— Русские обвели наше командование, сумели скрытно сосредоточить за рекой две батареи, гаубичную и зенитную. Но это, господин майор, неудивительно. Все наше внимание было сосредоточено на укрепрайоне у Номана и Хамтая. Мы своими силами не могли провести разведку за рекой. Но авиация возвращается.
На этот раз самолеты шли на высоте в две с лишним тысячи метров. Установки «Максим» теперь не могли достать до них. Заходили они с севера. Девять бомбардировщиков и шесть истребителей приближались к укрепрайону. Было видно, что три бомбардировщика нацелены на дислокацию батареи. По ней они и ударили. Остальные шесть машин сбросили бомбы на Номан и на линии обороны, в том числе на монгольскую роту.
Этот маневр разбил строй японской авиации. Она разделились на три группы, по три бомбардировщика в каждой. Истребители летели выше, стараясь прикрыть все Kи-30.
Куроки возрадовался и заявил:
— Вот это другое дело! Так надо было действовать с самого начала.
Но радость его оказалась преждевременной.
С запада единой группой вышли десять советских истребителей, шесть И-15 и четыре И-16. Они атаковали бомбардировщики, которые находились над западным берегом реки. Советские летчики имели численное превосходство. Они сбили эти три Kи-30, один «Накадзима», а потом набросились на японские самолеты, успевшие собраться вместе.
В небе над позициями тактической группы завертелась смертельная карусель. К земле пошли еще два бомбардировщика и два «Накадзима», но и японские летчики не стали мальчиками для битья. Загорелся один И-15, за ним второй, третий. Вошел в штопор и взорвался непосредственно у передовой линии И-16.
Задымил второй. Пилот этого самолета сумел выпрыгнуть и начал опускаться на парашюте между позициями тактической группы и роты Куроки.
Уцелевшие японские бомбардировщики отвернули и стали уходить. Два И-16 ринулись вдогонку, но им навязали бой истребители. Однако у самолетов закончились боеприпасы, и они разошлись.
Старший политрук Семенов метался по траншее. Надо было срочно считать потери и готовить солдат к бою. Среди монголов то же самое делал старший лейтенант Шагаев.
Командир же группы капитан Новиков проследил, где приземлился летчик сбитого И-16. От передовых позиций до него было метров четыреста.
Он тут же вызвал к себе командира третьего отделения второго взвода младшего сержанта Вербича и спросил:
— Миша, ты видел, как выпрыгнул наш летчик?
— Так точно!
— Надо его спасти, пока не достали японцы. Бери отделение и вперед! Он у сопки с нашей стороны. Вон подает сигнал, видишь?
Пилот выпустил в небо ракету.
— Вижу, товарищ капитан.
— Вперед, сержант, и чтобы летчик был здесь! Но учти, японцы тоже пошлют людей для его захвата. Так что готовься к бою!
— Я все понял, товарищ капитан.
— Давай, мы прикроем. Бегом, Миша!
Отправив отделение, капитан начал принимать доклады о потерях от бомбардировки. Благодаря успешным действиям нашей авиации, они оказались малочисленными. У монголов их совсем не было. В советской роте четыре бойца убиты, тяжело ранены трое, легко ранены двое. Санитары потащили тяжелораненых в Номан, где был оборудован медпункт.
Старший политрук вернулся на КНП и спросил:
— Доклады о потерях прошли?
— Прошли, Юра. А ты что бегал по траншеям?
— Бойцов поднимал, они попрятались от авиации, как мыши.
— А мы с тобой во время бомбардировки разве не прятались?
— Я привел их в чувство.
— А, ну если так, то ладно. Надо доложить о потерях от воздушной атаки в штаб батальона. Связист! Куда ты запропастился, твою мать?
— Здесь я, товарищ капитан, — ответил бледный и грязный красноармеец Зайцев.
— Ты ранен?
— Вроде нет.
— А что побледнел?
— Так побледнеешь, товарищ капитан, когда на голову бомбы летят.
— Согласен, ощущение не из приятных. Связь с батальоном есть?
— Не знаю.
— Так узнай, черт бы тебя побрал!
— Слушаюсь!
На вызов ответил начальник штаба батальона капитан Сагидов.
Командир тактической группы доложил ему о потерях и спросил:
— А у вас что?
— Есть потери от артобстрела, но незначительные. Авиация же японцев до нас не дошла.
— С И-16, сбитого в ходе боя, выпрыгнул пилот. Он в четырехстах метрах от нас, я послал отделение вытащить его.
— Ты ведь понимаешь, что и японцы постараются захватить пилота?
— Понимаю. Но не бросать же своего человека.
— Решение верное. Я доложу обстановку в районе подчиненной тебе группы командиру батальона. А ты сообщи, что получится с пилотом.
— Само собой. Да, еще вот что, Анвар. — Новиков иногда называл начальника штаба по имени, они были ровесниками, вместе служили взводными. — Каковы потери в гаубичной и зенитной батареях?
— По предварительным данным, потеряно одно орудие и две пулеметные установки с расчетами.
— Думаю, японцы не оставят в покое тот берег. Авиация вернется.
— Мы предусмотрели это. Сейчас батареи срочно перебрасываются к переправе у Хамтая. На аэродроме готовятся к вылету еще три звена истребителей.
— Японцы пять машин сбили.
— А мы уничтожили тринадцать. Из них восемь бомбардировщиков и пять хваленых Kи-43 «Накадзима». Уверен, это охладит пыл самураев. А там черт их знает. Они дисциплинированы, пошлют умирать, пойдут, не задумываясь. Сергей, ты давай там держись и будь готов ко всему!
— Я готов. До связи!
— До связи!
Приземление пилота у сопки между позиций видел и заместитель командира японской ударной роты лейтенант Моку Сасаки. Он доложил об этом майору Куроки, и тот тут же распорядился выслать на захват пилота второе отделение третьего взвода сержанта Судзо Утида.
Восемь японцев пошли к сопке. Они видели ракету, выпущенную пилотом, и двинулись на этот ориентир.
По прямой до пилота от рубежа тактической группы было ближе, но этот участок изобиловал множеством буераков, которые советским бойцам приходилось обходить. К тому же с востока ударил станковый пулемет. Отделение младшего сержанта Вербича вынуждено было залечь.
Пехотинцам помог экипаж танка Т-26. Он произвел два выстрела по позиции пулемета, замеченной наблюдателями, и разнес его в клочья вместе с расчетом. Очередь пулемета ДТ, спаренного с пушкой, прошлась по переднему краю японцев.
Старший политрук внимательно следил за обстановкой у сопки, где советский летчик ждал помощи. В том, что она ему требовалась, сомневаться уже не приходилось. Скорее всего он получил ранение или травму, иначе уже вышел бы к своим.
Семенов и заметил отделение противника, перебегавшее из одной балки в другую на пути к сопке.
— Японцы в трехстах метрах от нашего летчика! — выкрикнул он. — Они из одной балки в другую перескочили. Она тянется к сопке и обрывается в тридцати метрах от нее.
— Где наши? — спросил Новиков.
— Я их не вижу.
Командир группы припал к брустверу и проговорил:
— Отвернули вправо. Впереди довольно крупный овраг. По прямой им метров двести до летчика. С обходом оврага те же триста выйдут.
— Сержант Вербич не знает о японцах, приближающихся к летчику, — добавил старший политрук Семенов.
— Надо предупредить его.
— Как?
— Сейчас сделаю.
Капитан забрал у ближайшего красноармейца винтовку, перезарядил ее патронами с трассирующими пулями. Он клацнул затвором, прицелился в вершину сопки и выстрелил по ней пять раз подряд.
— И что?.. — спросил старший политрук.
— Вербич знает, куда надо идти. Он догадается, что мы стреляли трассерами не для того, чтобы обозначить сопку, а предупредили его об опасности.
— Сообразит ли?
— Ты бы понял?
— Нет, но задумался бы.
— Пусть хоть так.
Сержант Вербич понял, что означают эти неожиданные выстрелы в сопку, и крикнул за спину:
— Бойцы, ротный подал сигнал, что не мы одни идем за летчиком. Нам надо выйти к сопке быстрее японцев. Вряд ли наши стали бы стрелять по вершине, если бы самураи были близко от пилота. Тогда они открыли бы заградительный огонь, обозначили бы рубеж, за который нам выходить нельзя. Быстрее, ребята! На ходу примкнуть штыки!