Отстрелявшись, танки продвинулись еще на сто метров и перестроились. Теперь вся японская техника наступала двумя линиями по шесть машин, причем «Оцу» в основном находились во второй из них.
Из-за укрытия вновь появился Т-26, выстрелил и отошел. На этот раз снаряд не попал в цель. Впрочем, и японцы не успели дать по нему ответный залп. Лишь станковые пулеметы с господствующих высот обстреляли сопку, ближнюю к КНП, но никого не задели.
В ходе обстрела никто не заметил, как над укрепрайоном на большой высоте прошли два советских истребителя И-16. Они никого не атаковали. Пилоты проводили воздушную разведку, узнали все, что им требовалось, и быстро убрались на запад.
Две линии японских боевых машин пошли на укрепрайон.
По траншее пролетели команды:
— Приготовить противотанковые гранаты!
Появились подрывники, среди них сержант Максимов. Бывший полковник сам назначил себя смертником. У этих отчаянных ребят, которые готовились выйти на танки с ручными гранатами, шансов выжить практически не было.
Открыли огонь пулеметы ПД. Им удалось отсечь пехоту от второй линии танков, положить не менее взвода японцев. В ответ с сопок ударили станковые пулеметы противника.
Новиков на КНП взглянул на часы, на старшего политрука и проговорил:
— Ну что, Юра, прошло семнадцать минут, а комбат просил десять-пятнадцать. Мы продержались дольше. Видимо, что-то у Филатова не сошлось. Придется принять последний бой.
Политрук ответил спокойно:
— Что ж, последний так последний. Вместе пойдем?
— Вместе, Юра, и умирать веселей!
— Нашел тоже веселье.
Офицеры извлекли из кобур ТТ, приготовились к бою, собрались на выход и тут услышали нарастающий гул. Это работали моторы самолетов, но звук был какой-то странный, незнакомый.
Старший политрук выбежал в траншею, взглянул в небо.
— Ух, ты!
— Что, Юра?
— Гляди, наши бомбардировщики объявились!
Новиков подошел к политруку и увидел в небе, на высоте метров в пятьсот советские бомбардировщики с двумя двигателями на крыльях, АНТ-40. Эти самолеты имели по четыре пулемета ШКАС. Но главное состояло в том, что они несли в отсеках по шесть стокилограммовых бомб и развивали довольно высокую скорость — до четырехсот пятидесяти километров в час.
Советские бомбардировщики шли в две линии, по три в каждой. Их сопровождали пять истребителей И-16, которые ударили из пулеметов по господствующим высотам и сбили с них японцев.
АНТ начали класть бомбы в цели. Пять «Чи-Ха» были уничтожены почти одновременно. Вторую линию бомбардировщикам с первого раза зацепить не удалось. Они отвернули на восток, тут же возвратились и со второго захода уничтожили всю японскую бронетехнику. После этого крепкий удар был нанесен по остаткам артиллерийской батареи.
Усиленная ударная рота майора Куроки перестала существовать за считаные минуты. Сам он с заместителем, помощником и связистом остались в живых. Но надолго ли?
Куроки понял, что произошла катастрофа и приказал связисту соединить его с полковником Танаки.
Он думал, что линия повреждена, но командир батальона ответил глухим голосом:
— Слушаю тебя, майор!
— Господин полковник, операция провалилась.
— Что? — заорал командир батальона.
— Русские применили двухмоторные бомбардировщики. Два звена под прикрытием И-16. Уничтожена вся бронетехника и остатки артиллерийской батареи. Пехота рассеяна, огневые позиции станковых пулеметов уничтожены огнем истребителей. У меня огромные потери, солдаты бегут, резервов не осталось. Прошу разрешить отход.
Танака тихо проговорил:
— Единственное, что я не могу тебе запретить, это умереть так, как подобает самураю. Ты идиот, майор! Я проклинаю тот день, когда простил тебе потерю отряда, решил, что ты все поймешь и искупишь вину.
— Но при чем здесь я, господин полковник?
— Все! Мне больше не о чем с тобой разговаривать.
Куроки вдруг нервно рассмеялся и произнес:
— Вы ждете, что я сделаю харакири? Я не буду спешить с этим, подожду немного, господин полковник, пока вы не вспорете себе живот своим кинжалом. Ведь генерал-майор Кимура не простит вам поражения.
Полковник ничего на это не ответил и отключился.
Связист принял трубку, взглянул на командира роты и спросил:
— Извините, господин майор, что мы теперь будем делать?
С этим же самым немым вопросом в глазах на него смотрел и лейтенант Сасаки, и рядовой второго класса Юко Ясида.
— Что делать? — переспросил майор. — Уходить отсюда! — Куроки обернулся к солдату и приказал: — Бегом к машине, заводи, мы сейчас подойдем.
— А как же подразделение охранения? — спросил Сасаки.
Куроки ухмыльнулся и ответил:
— Если у тебя есть желание дождаться русских и поговорить с ними, то оставайся тут.
— Но бросить солдат?..
— Я же сказал, хочешь, оставайся.
— В штабе нас ждет трибунал.
— А кто сказал, что мы поедем в штаб или на объект двадцать два? Если уходить, то совсем.
— В Корею?
— Отставить вопросы! Чего стоишь? — закричал он на Юко. — Быстро в машину.
Майор Куроки явно торопился убраться отсюда, что немедленно и сделал.
Сержанты, оставшиеся в живых, смогли собрать за сопками солдат числом в два взвода, при них оказался расчет станкового пулемета. Советская авиация к этому времени ушла на северо-запад. Русские и монголы тоже понесли большие потери. Соотношение сил вроде бы позволяло продолжить бой. Да, бессмысленный, губительный для обеих сторон, но сохранявший честь мундира.
Лейтенант Энджар, принявший командование над уцелевшими солдатами, решил, что лучше смерть в бою, чем позорное бегство. Он был готов последними силами атаковать рубежи обороны тактической группы противника.
Красноармейцы с передовых позиций увидели, как из-за сопки вышли японцы. Они подняли на высоту станковый пулемет.
Капитан Новиков тут же узнал об этом и заявил:
— Вот, значит, как? Самураи решили умереть с оружием в руках? Что ж, это похвально.
Старший политрук с недоумением взглянул на него и сказал:
— Что похвально, капитан? У нас осталось солдат на пару взводов. Это вместе с монголами.
— Пулеметный взвод к бою! Первому расчету уничтожить огневую позицию станкового пулемета противника, второму вести огонь по пехоте.
Старший политрук вздохнул и произнес:
— Но у нас нет пулеметного взвода. Два бойца из второго расчета живы, но сам пулемет поврежден. У стрелков нет патронов.
Новиков повернулся к связисту и приказал:
— Связь мне с монголами!
Ответил старший лейтенант Шагаев:
— Да, командир?
— Сколько «дегтярей» у вас осталось?
— Два, у них по половине диска. У солдат по два-три патрона на винтовку.
— Где Гандориг?
— Погиб.
— Его заместитель?
— Погиб. Рота потеряла две трети своего состава.
— Черт! Японцев видишь, старший лейтенант?
— Вижу. Выходят на последний бой.
— У них станковый пулемет.
— Не думаю, что расчет имеет достаточный боезапас, чтобы в полной мере поддержать пехоту. Надо заставить его отстрелять ленту, потом выйти и схлестнуться с самураями в рукопашной!
— И это после того, как мы выстояли?
— Если ты можешь предложить что-то другое, то приказывай.
— Ладно. Огонь из «дегтярей» по станковому пулемету! Бойцам приготовить гранаты, быть в готовности вступить в рукопашный бой.
— Слушаюсь, командир!
Но не случилось этого последнего рукопашного боя, страшного и кровавого. Станковый пулемет только открыл огонь, как вершина сопки содрогнулась от разрыва снаряда. Следом прогремели второй и третий.
Новиков поднял бинокль, глянул на юг и увидел три танка Т-26. Они встали на боевом рубеже и обстреливали высоту. Открыли огонь по пехоте из пулеметов и три бронеавтомобиля БА-10. Дали залпы из винтовок солдаты советской и монгольской рот. Наступавшие японцы попали в огненный капкан и гибли один за другим.
Вскоре танки и броневики прекратили огонь. С головного Т-26 Новикову был передан такой же сигнал. Капитан приказал своим бойцам это сделать, хотя и не понимал, почему поступило такое странное распоряжение и кто его отдал.
Но все объяснилось быстро. С юга из-за танков на простор вылетела монгольская конница. Это был целый полк, никак не меньше. Кавалеристы быстро порубили японцев и пошли в сторону заставы Холар.
А на КНП роты зашел командир батальона майор Филатов.
— Приветствую тебя, капитан! — сказал он.
— Александр Андреевич? — удивился ротный.
— Странный вопрос. Ты плохо видишь, кто перед тобой?
— Нет, но это так неожиданно.
— Все идет по плану, ребята.
— Что? По плану? — воскликнул старший политрук. — Значит, в Хамтае знали, что против нас выходят дополнительные силы японцев?
Майор снял фуражку, присел на стул и осведомился:
— Ты, Семенов, считаешь, что мы специально подставили вашу тактическую группу под удар крупных сил японцев?
— Но как мне считать по-другому?
— Придется объяснить. Из штаба корпуса поступила информация о том, что из бригады генерала Кимура в район бывших застав Номанского погранотряда перебрасываются танковая рота, отдельный взвод и гаубичная батарея. Однако мы не знали, какую задачу имеет эта группировка. Все стало ясно, когда усиление осталось у Куроки. Я отправлял посыльных, хотел предупредить вас об опасности. Видимо, они не смогли дойти. Потом я перебросил на западный берег батареи.
— Дошел ваш посыльный уже после начала атаки и передал приказ продержаться десять-пятнадцать минут.
— Понятно. Это второй был. Значит, первый не дошел. Я рассчитывал, что наша артиллерия и зенитные установки, расположенные за рекой, сумеют остановить наступление противника, связывался с авиаполком… Впрочем, почему я оправдываюсь? Наш батальон сделал все, чтобы помочь вам. А передислоцировать силы, выделить в поддержку танки, бронемашины и пехоту я не мог. Слишком быстро японцы перешли в наступление. Сняв дополнительные силы с Хамтая, я оголил бы основной район обороны, против которого с восточного направления выдвигалась японская пехотная бригада в полном составе. А это вам не рота и не батарея.