— Тебе, может, и повезло. А ко мне не все вещи вернулись.
На следующее утро Харди просыпается с мыслями о Рори. Днем она посылает ему эсэмэс. После чего когда у кого-то пищит мобильный, она проверяет свой. Но Рори все не пишет и не пишет. Харди уже кается, что послала ему это жалкое сообщение («Твое белье все еще у меня!») и надеется, что по каким-нибудь причинам он его вообще не получит. Через несколько часов ожидание становится невыносимым, и она набирает его номер. Рори подходит к телефону и обещает «заскочить» попозже.
Вот уже полночь, а он так и не появился. Харди звонит еще раз, но он не отвечает. Около часа ночи он с широкой улыбкой появляется у нее на пороге. Она с намеком смотрит на часы.
— Сейчас принесу, — говорит она. — С открытой дверью очень холодно.
— Так что, мне зайти?
— Ну, наверное. — Харди находит пакет с его бельем. — Надеюсь, у тебя было что-то на смену.
— Конечно, — он берет пакет. — Я все гадал, зачем ворам мои трусы. Но теперь я вижу, что они вообще пользуются популярностью.
— Ну, вот, пожалуй, и все. Или, м-м-м, может, ты хочешь выпить или еще чего?
— О да, отлично. Будет здорово.
— Могу и накормить. Если хочешь.
— Супер, — и он направляется за ней на кухню.
Харди открывает бутылку вальполичеллы и разогревает лазанью, которую собиралась отнести на работу. (Она много и хорошо готовит, но почти никогда ничего не ест сама: она же видела, сколько туда ушло масла, сахара и жирных сливок, и все это готово отложиться у нее на бедрах. Так что в итоге Харди приносит все свои творения — «Картофельную Пизанскую башню», «Сиэтлские печенья-завитушки», «Лосося в кунжуте под лимонным соусом с эстрагоновым уксусом» — в контору и угощает коллег. Все это великолепие понемногу рассеянно съедают редакторы, частично роняя на ковер, а Харди смотрит на них из-за своего стола, поглощая исключительно их похвалы.)
Рори жадно поедает лазанью, выпивает почти все вино, продолжая при этом непрестанно болтать. «Класс. Супер». Он рассказывает о своем отце, владельце водопроводной компании, расположенной неподалеку от Дублина, и матери — она работает секретаршей в фирме, торгующей медицинскими товарами. Сам он недолго учился в университете в Ирландии, но бросил, так и не получив диплома, и поехал в Австралию, Таиланд и Непал. Потом он попал в Нью-Йорк, где работал в ирландских пабах. Там он прошел курс по комедийной импровизации и выступал на любительских вечерах в Ист-Виллидж. Потом совершил пешее путешествие по Европе, доплыл от Марселя до Неаполя на корабле, провел несколько месяцев на юге Италии, а затем оказался в Риме.
Харди подливает ему вина.
— У меня бы ни за что не хватило смелости что-то преподавать. У меня и образования-то нужного нет. Уж не говоря про то, чтобы взяться за это в чужой стране. Это довольно смело.
— Или просто глупо.
— Смело, — настаивает Харди.
Рори спрашивает о ее работе.
— Страшно сказать, конечно, — признается он, — но я, наверное, за всю свою жизнь ни одной газеты не прочел. Но там все так мелко.
— Мелко?
— Тексты. Надо печатать покрупнее.
— Ну, — отвечает она, — возможно.
— Так о чем именно ты пишешь, Харди?
— О бизнесе, — она отпивает глоток вина. — Прости, тут я за тобой не поспеваю.
— За мной не угонишься, — добродушно отвечает он.
— Налить тебе еще? — спрашивает она и подливает. — Вообще меня брали писать о личных финансах и предметах роскоши. Но теперь я, похоже, одна олицетворяю весь бизнес-раздел. Раньше на нас работал еще старикан из Парижа, Ллойд Бурко, и он периодически присылал материалы о бизнесе в Европе. Но теперь пишу практически только я.
— Прикольно, Харди, — Рори замечает, что у нее поменялось выражение лица. — Что смешного?
— Ничего, мне просто нравится, как ты говоришь «Харди».
— Но тебя же так зовут, разве нет?
— Так. Я имела в виду, как ты это произносишь.
— В смысле?
— Скажи еще раз.
— Харди.
Она улыбается, а потом продолжает:
— В принципе, финансовая журналистика — это как сливное отверстие в раковине. Сначала ты плаваешь кругами, а потом, к собственному сожалению, понимаешь, что больше не в состоянии бороться с течением, тебя затягивает в канализацию и выносит в бизнес-раздел.
— И это ужасно, да?
— Ну, не особо. Я просто все драматизирую. Печальная правда заключается в том, что втайне мне все это нравится — я даже в отпуске читаю биржевые новости на «Морнингстаре». По мне, любая статья — так или иначе о бизнесе.
— А, ну ясно, — говорит Рори.
— В этом плане я странная.
Он ставит грязную тарелку в раковину. Харди вскакивает.
— Нет, нет, не надо, — она спотыкается. — Ой, я, кажется, малость напилась. — Кухня маленькая, и они оказываются очень близко друг к другу. — Меня раздражает твой рост. Он меня дискредитирует.
— Ты не такая уж и низкая.
— Кто сказал, что я низкая? Я просто минималистка.
Рори наклоняется и целует ее.
— Харди, у тебя нос холодный.
Она дотрагивается до носа. Она уже не старается блеснуть умом.
— Можешь повторить?
— Что?
— То, что только что сделал.
— Назвать тебя Харди?
— Нет, то, что ты сделал после этого. Только что.
— Что именно?
Она целует его.
— Вот что. Продолжай, прошу.
Они перемещаются в спальню.
Потом они лежат рядом на кровати в темноте.
— Тебе что-нибудь принести?
— Нет, Харди, не надо. Все прекрасно.
— Это точно. Может, допьешь вино?
— Ну, капля не повредит.
Она уходит босиком, наливает целый бокал и поспешно возвращается в спальню. Перед дверью она говорит:
— Мне не было холодно, я просто нервничала, — она подает ему бокал. — Я про нос.
Рори делает глоток.
— Вкусно.
— Ты, похоже, пьян. Но в лучшем смысле этого слова. Это выглядит очаровательно. — Она наклоняется к нему. — Кстати, что у тебя тут за татуировка?
— Это волк. Мне его набили в Сиднее. Тебе нравится?
— Волк? Мне показалось, что это морской котик. Воющий на луну. Но красиво. — Она целует его в плечо. — Так приятно быть не одной.
На следующий день в эспрессо-баре Анника выспрашивает подробности.
— Ну что, твой ирландец починил окно?
— Вообще-то мы слегка напились.
— Да? Продолжай.
— Да ничего не было.
— Нет, что-то было.
— Ну ладно, что-то было.
— А окно?
Харди вызывает мастера: она не хочет, чтобы это давило на Рори всякий раз, когда он заходит. Но вот прошла неделя, а он больше не появлялся, не звонил, не отвечал на ее сообщения. Тогда она идет к нему, готовясь к худшему. Но, открыв дверь, он целует ее в губы и спрашивает, где же она была все это время. И в итоге она забирает его к себе, кормит, поит и укладывает спать, как в прошлый раз.
— Мне нравится у тебя, — говорит он на следующее утро, лежа в ее постели и опершись на руку, пока Харди собирается на работу. — У тебя отличная ванна.
— Она тебя тоже во мне привлекает? А мой душ ты не заметил?
— Я предпочитаю ванны.
— Ты же больше не исчезнешь?
— В каком смысле?
— В смысле исчезновения. Отсутствия Рори. Нехватки Рори. Квартиры без Рори.
— Не глупи. Я тебе звякну.
— Когда.
— Может, завтра?
— Говоря «завтра», ты имеешь в виду через две недели?
— Я имею в виду завтра. Реальное завтра.
— То есть через два дня после вчера?
Он не звонит. Ей хочется кричать. Но таков Рори: он беззаботен, а это значит, что забот полно у всех остальных. Харди уже не удивляется. Она снова забирает его из хибары в Трастевере. Он словно щенок, которого она в очередной раз вытаскивает из пруда. Увидев ее, он виляет хвостом, но все равно опять убегает, стоит ей отойти. Насколько она может судить, пока они не вместе, он читает романы о ЦРУ и пьет дешевое пойло со своими итальянскими друзьями-хиппи. Его уроки импровизации оказываются скорее потенциальной возможностью, нежели реальностью. Но у каждого должно быть какое-то занятие, думает Харди, особенно если они этим не занимаются.
Деньги Рори получает только от отца, и довольно нерегулярно, так что неделю он богат, а неделю — беден. Распоряжается он деньгами весьма странно: например, купил будильник цвета лайма, хотя ему незачем вставать по утрам, а в доме совершенно нечего съесть. Когда он сидит без гроша, Харди подкладывает деньги в карманы его куртки. Время от времени она пытается уговорить его начать давать уроки импровизации или поискать другую работу — может, преподавателем английского. Но он мечтает стать комиком и убежден, что слава поджидает его за углом. Ей же вообще непонятно, как он добьется чего-либо в Италии. Более того, он хоть и веселый парень, шутки у него не очень. Харди отказывается слушать заготовки его выступлений. Вежливо, но твердо.
Однажды в обеденный перерыв Анника спрашивает:
— А что, если я организую Рори выступление?
— Как это?
— Тебя, похоже, мое предложение не особо вдохновляет.
— Нет, нет. Расскажи.
Аннике попался флаер с рекламой вечера по случаю сбора средств в пользу футбольной команды «Ватиканского радио». Вечер состоится в местном пабе. Музыкантов организаторы уже подобрали и теперь ищут людей, которые смогут выступить с чем-нибудь еще.
— Ему не заплатят, но хоть попробует свои силы, — говорит Анника, — к тому же атмосфера будет довольно расслабленная, народу придет немного, так, кучка мирных пьянчужек.
— Даже тебя его карьера интересует больше, чем его самого, — говорит Харди.
— Я обратила внимание.
Харди и Рори встречаются в пабе с Анникой и Мензисом. Народу собралось много, и в пабе весьма шумно, в глубине сцены стоит барабанная установка, а перед ней — микрофон. Ребята находят свободный столик.
— Чудесно, просто чудесно, — восклицает Рори и убегает считать посетителей.
Харди хватает Аннику за ногу под столом.
— Я так нервничаю.
— Ты нервничаешь? — отвечает подруга. — Не тебе же выступать.