— Ты считаешь его красавчиком?
— Ну, он такой весь из себя мужественный военный корреспондент. Некоторым женщинам это кажется сексуальным, — говорит она. — А что касается Ирака, проблема в том, что никто не в состоянии понять, что он за птица. Американцы ему не доверяют, иранцы думают, что он из ЦРУ, иракцев он просто пугает. Никому не ясно, что он делает, ведь его не спонсирует ни одно издание.
— А почему его никто не спонсирует?
— Да с ним проблем не оберешься. Он успел поработать уже на всех, но везде ввязывался в какие-то разборки, и его увольняли, — объясняет Зейна. — Но давай на минуту забудем о Снайдере. Ты-то чем-нибудь занимаешься, пока его нет?
— У меня есть кое-какие идеи.
— Но ты еще ничего не написал, так?
— Пока нет.
— Ну, хорошо. Слушай, раз уж ты лишился ноутбука, приходи работать ко мне в офис, — предлагает она. — Так я смогу присмотреть за тобой.
Когда Уинстон появляется у нее в кабинете на следующее утро, Зейна поднимает на него глаза, продолжая тем временем печатать.
— Мне надо доделать эту сводку. Садись. Две минуты осталось. — Она заканчивает работу и встряхивает пальцами. — Идем, отведу тебя на твою первую в жизни прессуху.
Но все не так просто: у Уинстона нет аккредитации, чтобы попасть на эту пресс-конференцию, так что у дверей Лиги арабских государств его останавливают. Зейна делает все, что может, но протащить его с собой ей не удается. Через некоторое время она выводит к нему заместителя министра из Палестины. Он терпеливо пересказывает по-английски, что там происходит. Уинстон пытается записывать, но поскольку делать это ему приходится впервые, он совершенно не может угнаться за речью заместителя: на первых же трех словах каждое предложение рвет с места в карьер, ручка за ним не поспевает. Вскоре заместитель прощается и уходит.
— Ну, что записал? — интересуется Зейна.
Уинстон смотрит в блокнот, но там только вводные фразы: «мы считаем, что…» или «настоящая проблема в том…» или «вам необходимо знать, что…», после чего следуют неразборчивые каракули.
— Кое-что есть, — отвечает он.
Зейна усаживает Уинстона за свободный компьютер и оставляет его работать. Когда она вечером собирается домой, он все еще сидит.
— Позвони мне, если соберешься что-нибудь отправлять в газету, — говорит она, — хочу сначала проверить.
Но он не заканчивает и к следующему утру. После обеда он наконец показывает Зейне черновик.
— Ну, — говорит она, пробежав его глазами, — начало положено. Определенно. Хотя пара замечаний у меня есть.
— Да, пожалуйста.
— Во-первых, есть стандартное правило — я говорю это не для того, чтобы уничтожить на корню твое стремление к творчеству — в новостной статье необходимо указывать время и место действия. А также имена всех собеседников. И не следует так часто писать слово «это».
— А в остальном нормально?
— Ну, это пробная статья, будем к ней так относиться.
— Как ты думаешь, в газету ее возьмут?
— На данный момент она уже устарела.
— Это же было вчера утром.
— Да, со вчерашнего дня это уже не новость. Прости, я склонна подмечать негативные стороны, не принимай мои комментарии близко к сердцу. Но я должна сказать, что твоя заметка слишком многословна, ты не сразу переходишь к сути. К тому же мне показалось, что ты зря вставил описание бородки заместителя. Я, честно говоря, не стала бы этого упоминать.
— Мне показалось, что оно уместно.
— Только не в самых первых строках. Не пойми меня неправильно, я оценила твои попытки сделать статью повеселее. Но в некоторых местах ты переусердствовал. Например, вот здесь: «Пока он говорил, ярко светило египетское солнце, словно сверкающий золотой шар, полный надежды на мир на Ближнем Востоке, и такой же жар горел в сердце палестинского заместителя министра спорта, рыбалки и дикой природы».
— Это я хотел удалить.
— Я даже не уверена, что тут все нормально с точки зрения языка. И, к твоему сведению, весь палестино-израильский конфликт не «завязан на случившейся в древности ошибке в правописании». Я ничего подобного не слышала.
— Я подумал, что это может завлечь читателя.
— Но это неправда.
— Не знаю, Зейна, он слишком быстро говорил. Мимо проходил мороженщик. Такой шум стоял. Меня это отвлекало.
— Я знаю, мороженщика ты тоже в заметке упомянул.
— Я решил добавить местного колорита. Так что, не стоит отправлять ее в газету?
— Обязательно отправь.
— Может, лучше не надо?
— Приходи завтра. Найдем тебе еще материал.
Надо признать, что его первая попытка провалилась. Но Уинстон возвращается домой просто наэлектризованный — он впервые в жизни взял интервью. Как настоящий репортер. Вдруг раздается пугающий звонок телефона: может, это Мензис с требованием предоставить ему какой-нибудь материал. Но нет, ему повезло еще меньше.
— Ну как, брателло?
— Снайдер, привет.
— В долине Нила. Коммандос. Исламисты.
— Простите? Я слышу только какие-то обрывки. Как будто вы телеграмму диктуете. Можете повторить?
— Взял спутниковый у активистов. Поминутная оплата. Говори быстро. Как расследование?
— О котором вы меня просили? Честно говоря, времени у меня на это особо не было. Я тут как бы над своими статьями работал. Ладно, вы, похоже, спешите, не буду вдаваться в подробности. Суть в том, что с вашим расследованием я далеко не продвинулся. Отчасти потому, что мой ноутбук у вас.
— Кэтлин звонила?
— Нет, — отвечает Уинстон, — а что? Должна была?
— Прекрати свою работу. Займись моим расследованием.
— Она так сказала?
— Крупный проект. Заявка на награду. Со мной или нет?
— Вы серьезно?
— Со мной? Да или нет?
Уинстон сидит в библиотеке Американского университета. Поначалу его раздражает, что приходится выполнять указание Снайдера, но вскоре материал захватывает его. С неоспоримым облегчением он отмечает свою способность отфильтровывать информацию из серьезных научных изданий, и таким образом исполнять журналистский долг без необходимости просачиваться через охрану Лиги арабских государств или расспрашивать женщин на уличном рынке. На данный момент работа в библиотеке — любимая из его репортерских обязанностей. Он настолько увлекается, что продолжает сидеть там до тех пор, пока три дня спустя в город не возвращается Снайдер.
Они договариваются пообедать вместе в «Л’Обержине».
Снайдер появляется на двадцать минут позже назначенного времени, треща по телефону. Он садится и продолжает болтать. Еще через десять минут он наконец закрывает мобильный.
— Офигенно рад тебя снова видеть, брателло.
— Не проблема, — отвечает Уинстон, хотя Снайдер ни за что не извинялся. — Я провел расследование, о котором вы просили.
Снайдер тычет пальцем в хумус Уинстона.
— Там было просто супер. Я избавился от военного конвоя, кажется, прямо в первый день. Встретился с бедуинами. Просочился к моджахедам. Поездил на ослах. Поля сахарного тростника. Вертолеты. Противобункерные бомбы. Медресе. Тренировочные лагеря экстремистов. Зря ты не поехал.
— Мне показалось, что вы не хотели брать меня с собой.
— О боже, ты что, шутишь? Я лишь хочу, чтобы репортаж опубликовали в новостях.
— А террористов вы встретили?
— Еще каких, — он делает паузу. — Ну, они, правда, еще не в Аль-Каиде, но уже на очереди.
— Они там что, заявки подают?
— Да-да. С ОБЛ в этом плане засада.
— Кто такой ОБЛ?
— Осама, — отвечает он. — Я не так-то уж близко с ним знаком. Мы всего раза два виделись. Еще в Тора-Боре. Хорошие были времена.
— А какой он?
— Высокий. Это сразу бросается в глаза. Не ступи он на неверный путь, мог бы стать профессиональным спортсменом. В этом-то и трагизм — такой талант профукан. Ну да ладно. Что меня бесит в МВПТ, так это невежество. Не пойми меня неправильно — я против любых форм экстремизма. Я лишь скромно уповаю на то, что люди следят за моей работой и слышат крик души, рвущийся из каждой статьи.
— А о чем этот крик?
— Не против, я доем хумус?
Уинстон кладет на стол три папки бумаг.
— Тут почти все, о чем вы спрашивали. Там есть содержание и указатель.
Снайдер жует, не поднимая глаз.
Уинстон предпринимает еще одну попытку.
— Оставить их тут?
— Забери их себе, парниша. Мой тебе подарок.
— Вас что, не интересует расследование?
— Чувак, ты что, не читаешь газету? Статья уже вышла.
Уинстон пытается осмыслить услышанное.
— Я стал соавтором статьи, которую даже не читал?
— Ты же сказал не подписывать статью твоим именем. Ты же вроде писал это по мылу или что?
— Не было такого.
— Было. Поскольку, типа, очевидно, что это исключительно мой материал и все такое. — Его рука пикирует на баклажанную икру Уинстона. — Так что, ты теперь фрилансить будешь?
— Ну, я все еще надеюсь получить эту внештатную должность.
— Где?
— В газете.
— Они что, тебе не сказали? Мне так неловко, — говорит Снайдер, — типа, я теперь их человек в Каире. — Он открывает телефон, смотрит, не звонит ли он кому, и закрывает. — Entre nous, я за это взялся, только чтобы убить время. Где-то через год я свалю отсюда. «Нью-Йорк таймс» наверняка захотят отправить меня в Багдад. Мы пока не связывались, но за год-то они позвонят, зуб даю. В каком-то смысле так даже круче — Ирак к тому времени, возможно, развалится, и это будет шикарно смотреться в моем резюме. — Приносят счет. Даже не посмотрев на него, Снайдер спрашивает: — Кто заплатит?
Уинстон неохотно достает кредитку.
— Дружище, это так мило с твоей стороны. Я бы без проблем расплатился, но раз уж ты вызвался.
— Вообще-то для меня это проблема. Я же остался без работы.
— О боже, тогда особенно круто, что платишь ты.
Снайдер по-хозяйски направляется к дому Уинстона, отпирает дверь и плюхается на кровать животом вниз.
— Снайдер?
— Да?
— А что случилось с моим ноутбуком?