— Все ко мне, срочно! — истошно заорал я, надеясь, что в головах моих соратников осталось еще какое-то подобие разума. Через секунду они могут попросту меня не вспомнить. А то еще и прибьют… Неизвестно, что там поменял у них в головах Горчевский. Генерал, Слава и Сергей Валентинович кинулись ко мне, видимо они еще что-то помнили. Я коснулся их по очереди, удовлетворенно наблюдая, как они вновь оживают, выходят из под действия изменений окружающей реальности.
— Владимир Николаевич, вы в норме? — спросил я генерала.
— Да, Сережа, спасибо! — мотая головой, ответил Кузнецов. — Еще секунда… Тебе бы пришлось несладко!
— Я это понял! — произнес я, улыбнувшись. — Но второй раз этот прикол у Горчевского не получился.
— Зато получилось кое-что другое! — невозмутимо заметил Ашур Соломонович. — Таких глобальных и резких изменений инварианта я не помню. Он полностью выложился! — Азиат указал на неподвижное тело Великого Магистра.
— Я ничего не могу изменить, — признался я товарищам по несчастью. — Даже остановить эту волну не могу… Не знаю, почему?
— Я тебе ничем помочь не могу, — развел руками Ашур Соломонович. — Это только твое право… Ну и его тоже! — указал он на Магистра, из уголка рта которого на мраморный пол начала капать пена.
— Собери волю в кулак! — посоветовал генерал.
— Только не переусердствуй! — напомнил Асур. — Мир на грани… Если маятник раскачается, его уже никто не сможет остановить. Разве что сам Создатель. Но он предпочитает не вмешиваться…
— Вот дерьмо! — выругался я, безрезультатно пытаясь остановить волну изменений, вызванную Горчевским. Как лбом об стену — "фиг вам", как говаривал Шарик из Простоквашино. Не зная, что предпринять, я изо всех сил потянулся к перстню, в жалкой попытке хотя бы установить его местоположение. К моему изумлению артефакт отозвался на мой зов. Через секунду, пробив стекло большого стрельчатого окна, перстень влетел в тронный зал созданный волей Великого Магистра. Но в мои руки перстень не дался, он завис в воздухе на равном расстоянии между мной и лежащим деканом. Горчевский забился в судорогах, как умалишенный, а затем очнулся.
— Мое! — заревел он, протягивая руки к артефакту. Ну прямо Горлум из "Властелина колец" и "его прелесть"! Я в свою очередь тоже мысленно позвал артефакт к себе. Иди же ко мне, иди! Мне нужно остановить все это! Кольцо завибрировало и вдруг засверкало, словно маленькое солнце. В темечке заломило, словно кто-то влупил мне по башке молотком.
— Сергей, перестань! — закричал Ашур Соломонович, но было уже поздно. Артефакт под грузом разрывающих его противоречивых желаний взорвался и разлетелся мириадами искр. Меня с силой впечатало в стену, но краем глаза я успел заметить, как стремительно изменился облик Ашура Соломоновича — его кожа покраснела и пошла чешуей. Надбровные дуги ороговели, выдались вперед и покрылись шипами. Череп облысел и покрылся безобразными костяными наростами. Нос удлинился, заострился, из широких ноздрей вылезла жесткая щетина. А зубы! Мама дорогая, клыки в пол ладони!
— Я СВОБОДЕН! — громыхнул бывший азиат, взмахивая кожистыми крыльями, прорвавшими ткань костюма. — Я СВОБОДЕН! СВОБОДЕН!!!
— Если б я имел коня — это был бы номер! Если б конь имел меня — я б, наверно, помер, — почему-то билась в моей голове эта дурацкая присказка. — Похоже, что конь меня все-таки поимел, — подумал я, и провалился в темноту.
Очнулся я в каком-то сыром и мрачном каземате, лежа на жестком топчане, набитом чем-то колючим. Ныла каждая косточка — не каждый же день просыпаюсь на такой кроватке! К хорошему быстро привыкаешь, а вот отвыкнуть… Ноги застыли от промозглой сырости подземелья — по всей видимости, я босиком, нет даже носков. Я пошевелил замершими пальцами: точно босой! Помимо напрягающего меня холода в этой дыре чем-то жутко воняло. Такое ощущение, что разлагающейся старой мочой.
— Черт возьми, где я?
Никто не потрудился ответить на мой вопрос. Я поднялся на локтях и огляделся. Обстоятельства, которых я не знал, забросили меня в какую-то мерзкую тюремную камеру. Стены моего каземата были сложены из сочащихся влагой больших каменных блоков дикого камня. Грязный пол, застлан прелой соломой, а в углу — дыра, из которой-то и воняло мочой. Понятно, парашу здесь выносить не принято! Интересно, как же я умудрился вляпаться в это дерьмо? И кто меня сюда законопатил? Неужели Горчевский? Ладно, разберемся! Я уселся на лежанке. Хотел спустить ноги на пол, но передумал — слишком грязно, а я босиком. Оглядев себя, я понял, что и одет словно пугало в какую-то старую мешковину, жутко колючую и натиравшую подмышками. Жутко хотелось курить, жрать и пить. Не задумываясь, я выхватил из воздуха зажженную сигарету и глубоко затянулся. О! Мои чудесные способности никуда не делись! Здорово! Зажав сигарету в зубах, я скинул свое рубище и материализовал себе теплый треники с начесом, носки и кроссы на меху — уж очень у меня ноги замерзли. Одевшись, я сразу почувствовал себя лучше. Закурив вторую сигарету, я вытащил (интересно, а откуда все-таки все это берется?) большой шампур с горячим, еще шкворчащий жиром шашлык и впился в него зубами. Да! Да! Этого мне не хватало! В другую руку рюмку конины. Эх! Мать твою! Вот это дело! Настроение стремительно улучшалось! Перекусив, и влив в себя грамм триста горячительного, я попробовал изменить реальность. Но реальность не поддалась моим титаническим усилиям. Либо Горчевский был намного сильнее меня, либо это последствия нашего с ним противостояния. Ведь предупреждал же меня Ашур Соломонович… Я вспомнил, в какую отвратительную тварь превратился "безобидный" азиат и передернул плечами. Такая бяка может присниться разве что в кошмарном сне. Но, так или иначе, мы с Горчевским уничтожили древний артефакт и освободили демона от заточения в человеческом теле. Хорошо это или плохо я не знал. Время покажет. А сейчас мне нужно выбираться из этой клоаки. Вооружиться? Дельная мысль! Пистолет? Нет! Соображу себе пукалку покруче — например "Калаш". Сказано — сделано, через секунду я уже щелкал затвором укороченной модели автомата. Вот теперь и повоюем! Поставив оружие на предохранитель я уселся на топчане. Сейчас соберусь с силами, приму еще сотку "антидепрессанта" и буду долбиться в двери. Завалю охрану, если получиться, а дальше как попрет… Буду импровизировать на ходу. Я надеялся, что раз уж я сохранил способность материализовывать разные вещички, то и мое бессмертие никуда не потерялось. Я уже было собрался совсем вынести дверь, например гранатометом, как она сама отворилась. В мое мрачное узилище вошел абсолютно лысый сухощавый монах. Увидев меня, да еще и вооруженного автоматом, монах примирительно выставил вперед ладони и произнес знакомым голосом:
— Сережа, Слава Богу, с тобой все в порядке!
— Владимир Николаевич? — Лихо монаха скрывалось в тени, но я его узнал. — Черт возьми, что здесь происходит? Где это мы? — От обилия эмоций я мотнул стволом "Калаша". Мой палец на спусковом крючке ощутимо подрагивал. Нужно увеличить дозу "успокоительного".
— Сергей Вадимович, успокойся! — Замахал руками генерал. — А то пальнешь еще… Мне восстановиться потруднее будет!
— Чего-то я перенервничал, — признался я Кузнецову, бросив автомат на топчан. — Коньяк будешь, Владимир Николаевич? Или как там тебя сейчас? Батюшка…
— Феофан, — подсказал генерал. — Коньяк хороший?
— Обижаешь! Лучший, из тех, что пробовал!
— Давай!
Я протянул батюшке полную стопку:
— Ничего, что я на "ты"?
— Не до нежностей сейчас! — отмахнулся Кузнецов, принимая стакан. — Да и ты не мальчик… Будем! — Батюшка залпом проглотил коньяк, и даже не поморщился.
— Так что здесь происходит? — вновь повторил я вопрос, расправившись и со своей дозой спиртного.
— Не могу объяснить, — признался монах. — Какая-то ерунда…
— Но ты помнишь, что всего этого?
— Иногда помню, но в основном, как в тумане. В голове — каша, солянка образов, воспоминаний… Я пока не нашел тебя здесь, терялся… Не мог отличить истинных воспоминаний от надуманных, внедренных изменениями реальности… То я монах Феофан, то генерал ФСБ, то некая адская смесь того и другого. Окружающий мир плывет и меняется, принимает немыслимые очертания… Он сошел с ума! Или я сошел с ума… По крайней мере, я думал так, ведь никто кроме меня этих изменений не ощущал. Они меняются вместе с изменяющимся миром. Так было, пока я не поговорил с Сидоренко, а затем со Славой Петрушиным. У них были те же проблемы… Все кто был с тобой рядом, для обычных людей казались невменяемыми: видели, чего не было, помнили… Но когда я разыскал тебя, все встало на свои места — я вспомнил все. В подробностях!
— Вот и отлично! Сколько я валялся без памяти?
— Не знаю, — ответил Кузнецов. — Все так стремительно меняется. Но с тех пор, как я тебя нашел, и в моей голове немного прояснилось, прошло где-то около месяца.
— А Горчевский проявлялся?
— Мы искали, но… — Он виновато развел руками. — Никаких следов.
— Ему досталось поболе моего! — Я довольно улыбнулся. — Если уж меня вырубило… Надо же, больше месяца! — Я невольно цокнул языком. — И где мы сейчас? Или, может, когда?
— Интересный вопрос. — Кузнецов мило улыбнулся. — За прошедший месяц я был свидетелем нескольких изменений: сейчас окружающая нас реальность похожа на средневековье. Только…
— Что?
— Только те, кто хоть немного может соображать, понимает, что все вокруг неправильно, что ли…
— Например.
— Ну, — замялся генерал, — взять хотя бы численность населения…
— И что не так?
— Она такая же, представляешь?
— А-а, — начало доходить до меня. — В условиях средневековья прокормить такую ораву…
— И не только! А медицина? А… Да что говорить, сейчас на улицу выйдем — сам все увидишь! Такое ощущение, будто кто-то напялил на весь мир средневековый антураж, не меняя сути вещей! Такой мир просто не имеет права на существование!