И вот такого «монстра Франкенштейна» он смог представить на суд Калиновскому с Халепским уже в середине июня 1931 года. Причем, одновременно с доработанным в Ленинграде тяжелым танком, уже получившим индекс Т-24, что был отобран у изделия ХПЗ. Да, за плечами остались десятки поломок, не говоря уже о сумасшедших месяцах полнящихся 16-часовыми рабочими днями и кучами сожженных нервов в ругани с представителями многих заводов. Но результат, что называется, был налицо. Александр сам пока этого не знал, но в ожидании окончания работ над этими двумя проектами руководством УММ был даже перенесен на целый месяц показ перспективной бронетанковой техники высшему руководству страны. Что уже говорило о многом! Правда, ради прикрытия собственных тылов, сюда же, на территорию недавно заработавшего Научно-испытательного автобронетанкового полигона, оказались доставлены еще 3 машины — оба «англичанина»: 6- и 12-тонные Виккерсы, а также шасси танка американского конструктора Джона Кристи. Ведь, в случае провала машин отечественной разработки, всегда возможно было сделать ставку на зарубежную технику, лицензии на которые уже были выкуплены.
Глава 14Лучшее — враг хорошего. Часть 1
— Волнуешься, Саша? — поинтересовался у прохаживающегося рядом с новейшим общевойсковым танком Геркана его давний знакомец по учебе в Ленинграде — Евгений Кульчицкий. Не сказать, что они были дружны в те времена, поскольку обучались на разных факультетах, но шапочное знакомство свести успели, поскольку их всех вместе взятых не набиралось и на роту. А после еще не единожды встречались на обкатке разных образцов техники, когда Кульчицкий перешел на службу в УММ РККА старшим приемщиком.
— Совру, если скажу — «нет», — не стал скрывать очевидного факта Александр. Все же не каждый день ему выпадала возможность лично встретиться с Иосифом Виссарионовичем Сталиным и вообще едва ли не всем составом центрального комитета ВКП(б) и Реввоенсовета. Его и так можно было назвать приближенным к небожителям, поскольку о беседе с тем же Калиновским или Халепским, многие краскомы могли только мечтать. Теперь же судьба подкидывала вовсе уникальный шанс, как тогда с Ворошиловым.
— Вот и я волнуюсь, — согласно покивал головой Кульчицкий, которому ныне была отведена роль механика-водителя танков зарубежной конструкции, тогда как Александру достались в управление отечественные. — Вроде и знаю здесь уже каждую кочку. С каждой ямкой сроднился. Каждый холм, как старый знакомый. Машины, опять же, лично облазил от и до. Где надо подтянул, где надо смазал. А тремор все равно присутствует. Вдруг что случится при показе? — Оба сейчас находились на площадке совсем недавно организованного Научно-испытательного автобронетанкового полигона, который только-только начал обустраиваться, отчего смотрелся не сильно презентабельно. Точнее, вообще непрезентабельно! Трассу-то здесь успели более-менее наметить и даже накатать, а вот первые постоянные «жители» появились только в этот день, обустроившись в нескольких палатках, поскольку никакого иного жилья на территории новообразованной войсковой части, появившейся близ села Кубинка Московской области, не имелось совершенно.
— Сплюнь, — недовольно проворчал на подобное «карканье» Геркан. — А то сейчас товарищ Бокис услышит, обоим шею намылит так, что потом в баню год без мыла ходить сможем, — кивнул он в сторону направляющегося к ним одного из заместителей Халепского, который уже с раннего утра успел погонять их по намеченному маршруту на всех доставленных сюда боевых машинах, да погрозить персонально каждому кулаком, чтоб, значит, прониклись моментом. Будто именно от них зависело, сломается ли что-нибудь в каком-нибудь из танков в самый ответственный момент или нет.
— Так, товарищи, — ответив на воинское приветствие этих непростых механиков-водителей, достаточно проверенных, чтобы допускать их до столь значимого предприятия, снял фуражку и промокнул лоб платком Густав Густавович, — прибытие важных гостей ожидается точно в назначенное время. Потому у вас есть пять минут на то, чтобы покурить. А после расходитесь по местам и ждите последующих команд. — Следовало отметить, что прибытие точно в срок можно было посчитать за истинное чудо, поскольку дорога к полигону была, мягко говоря, отвратная даже после проведенного на скорую руку ремонта в виде засыпки камнем особо глубоких ям. Те, кто уже бывал тут прежде, предпочли не рисковать и прибыли сильно заранее, кучкуясь ныне по группам интересов. Так что тут надо было отдать должное, и охране, и водителям, и технике, что обеспечивали своевременную доставку первых лиц государства в такие, не сказать что дебри, но в труднодоступные территории — это уж точно.
И вот, момент настал! На удивление, никакой кортеж из десятков автомобилей не подкатил к месту стоянки техники. Сталин, Ворошилов, Молотов, Орджоникидзе, Халепский, Межлаук и десятки сопровождающих их лиц шли пешком по едва натоптанной дорожке, как раз ведшей по направлению к селу и находящейся при нем железнодорожной станции.
— Смирно! — рявкнул, что было сил, Бокис и, приложив руку к козырьку фуражки, четко печатая шаг, пошел навстречу остановившимся несколько поодаль гостям. — Товарищ народный комиссар, материальная часть танков для осмотра подготовлена, — доложил он, нет, не Сталину, а Ворошилову, который являлся главой всех вооруженных сил.
— Вольно! — приняв рапорт, подал команду наркомвоенмор. Однако никто не пошевелил ни единым мускулом, поскольку расслабляться было никак нельзя, ведь к выставленным в ряд машинам потянулись самые высокопоставленные люди страны.
— Здравствуйте, товарищи, — первым поприветствовал танкистов Генеральный секретарь ЦК ВКП(б).
— Здравствуйте, товарищ Сталин, — отдав честь, Александр пожал протянутую ему руководителем страны руку. — Здравствуйте, товарищ Ворошилов. Здравствуйте, товарищи, — обратился он к остальным обступившим их с напарником целой толпой в три десятка человек военным и политическим функционерам СССР. — Комроты Александр Геркан. Назначен механиком-водителем отечественных танков на сегодняшнем показе, — специально назвался он представителем командного, а не административного «сословия военных», естественно, не забыв прикрепить на форму вычищенные до блеска полученные им награды, которых у напарника не имелось. Ведь выделяться следовало с умом.
— Здравствуйте, товарищ Сталин. Здравствуйте, товарищ Ворошилов. Здравствуйте, товарищи, — в точности повторил его действия второй мехвод. — Исполняющий обязанности инженера высшей квалификации Евгений Кульчицкий.
— И тут Геркан, — не успел больше никто ничего сказать, как над толпой раздался голос Климента Ефремовича. — Что, не сожрал тебя еще товарищ Тухачевский? — с хитринкой во взгляде покосился он на Михаила Николаевича, что уже почти как месяц был возвращен Сталиным обратно в Москву из «ссылки» в Ленинград с предоставлением ему должности начальника вооружений РККА.
— Пожевал слегка. Было дело, — сохраняя стойку смирно, как-то умудрился всем своим видом изобразить смущение Александр, вызвав хохоток у наркомвоенмора. — Так ведь мы люди военные. Субординацию надо знать. А я немного снахальничал. Потому, считаю, что получил за дело, — едва заметно развел он руками, мол, что было, то было.
— Что, старый знакомый? — поинтересовался Сталин, повернувшись к своему давнему другу и соратнику, не забыв при этом зацепить взглядом сохраняющего на лице выражение невозмутимости Тухачевского, у которого неожиданно обнаружилась оппозиция не только наверху, в лице самого Климента, но и внизу — в среде танкистов.
— Это по его наущению были проведены натурные испытания всевозможных имеющихся противотанковых средств, которые продемонстрировали малую живучесть на поле боя столь приглянувшихся товарищу Тухачевскому танкеток. Я составлял письмо по их итогам о необходимости скорейшего внедрения в войска противотанковых ружей, — не стал скрывать народный комиссар известный уже многим из числа присутствующих лиц факт. — Так что товарищ Геркан у нас не только героический боевой танкист, но, как выяснилось, и весьма неплохой противотанкист тоже.
— Что же вы так, товарищ комроты? Играете против себя самого? — напоказ погрозил пальцем Александру генеральный секретарь, но появившаяся на его лице улыбка говорила, что это следует воспринимать исключительно как шутку.
— Для того, чтобы побеждать своего врага, необходимо понимать, что он может тебе противопоставить. А чтобы это понять, достаточно поставить себя на его место. Вот я и поставил, товарищ Сталин. Теперь мне прекрасно известно, как человек чувствует себя по обе стороны танковой брони. Так, полтора года назад, находясь внутри своего танка, я боялся, когда белокитайцы окрыли по нам огонь прямой наводкой из своих пушек. Не праздновал труса, отвечая им огнем орудия своей машины, чтобы прикрыть выведенный из строя танк командира, но боялся. Мне не стыдно это признать. Ведь признавшись самому себе в имеющихся недостатках, я начал искать пути, как с ними можно справляться, дабы в следующий раз оказаться подготовленным к новым испытаниям еще лучше, — действуя согласно истине — «Сам себя не похвалишь, никто тебя не похвалит.», очень так удачно вплел он свое относительно недавнее боевое прошлое в даваемое пояснение. — Оказавшись же в роли противотанкиста, я прекрасно осознал, насколько это страшно, когда на тебя ползет танк, как будто совершенно игнорирующий твой огонь. Потому, получив опыт, и тех, и других, я могу сказать, что у страха глаза велики в обоих случаях. Ведь мне танкисту чудилось, что абсолютно все вражеские пушки бьют только в мою сторону, а мне противотанкисту казалось, что все танки ползут исключительно на меня. Так что в данном противостоянии все решит сила духа того или иного бойца.
— Так вы полагаете, что сильная духом пехота сможет остановить танки? — вроде как совершенно нейтрально, просто проявляя обычное любопытство, поинтересовался Сталин. На самом же деле он внутренне негодовал от подобной мысли, поскольку она полностью шла вразрез с его личным представлением о возможности современной, моторизованной, армии. Вся его теория будущего противостояния с кем бы то ни было строилась на подавляющем техническом превосходстве Красной Армии в авиации, артиллерии и танках, при минимуме применения собственных пехотных частей. Можно было сказать, что он являлся адептом, так называемой ассиметричной альтернативы построения армии, что была актуальна для СССР по причине невозможности содержания советской экономикой миллионов солдат. В 1931 году её возможностей едва хватало, чтобы снабдить необходимым минимумом чуть более шестисот тысяч военных. Потому ставка на танки была высока. Очень высока! Иначе никто не посмел бы поставить в планы пятилетки столь громадные цифры по их производству, которые не снились военным ни одной прочей страны мира.