Не прошло и десяти секунд с открытия огня зенитчиками, как впереди и вокруг бронепоезда начали раздаваться взрывы бомб, а после раздался жуткий скрежет, и всё внутри боевой машины перекосилось — это не успевший затормозить состав сошел с рельс, влетев прямо в образовавшуюся на путях воронку. Сам состав при этом вообще не пострадал. Только вот возвращать его обратно на рельсы было нечем, как нечем было ремонтировать и пострадавшие пути, отчего дальнейшее продвижение Александру пришлось проделывать пешком. Благо имелось понимание, где он оказался, и куда вообще надо двигать, чтобы оказаться в расположении 33-ей танковой дивизии — ближайшей к месту аварии. Вот, находясь на её КП, он и встретил впервые сухопутные войска противника.
Точно так же, как это полагалась делать в соответствии с Уставом РККА, немецкие пехотные дивизии первой очереди ринулись в бой сразу по завершении артиллерийской подготовки и связали собой все охранявшие границу советские стрелковые части. После чего, уже ближе к полудню, свои прокалывающие удары нанесли сконцентрированные в местах прорыва танковые части Вермахта, мгновенно прорвав растянувшийся от Балтики до Черного моря фронт во множестве мест. Именно в эти самые прорывы и устремились разведывательные батальоны моторизованных, танковых и кавалерийских дивизий лишь для того, чтобы вскоре вовсе перестать существовать, с ходу влетев в заранее подготовленные позиции второй линии заранее выстроенной обороны.
Понятно, что устроить эту самую оборону вообще по всей протяженности границы, нечего было и мечтать. На это не хватило бы никаких ресурсов даже у СССР. Но вот на всех главных шоссе, проселках, лесных дорогах и близ железнодорожных путей сделать это оказалось более чем по силам. Ведь не могли же сами наступающие немцы снабжать свои войска исключительно по воздуху! Им, дабы не остаться без снабжения, требовалось брать под свой полный контроль все подъездные пути. Что они, собственно, и демонстрировали, прорываясь вглубь советской территории. Точнее говоря, попытались продемонстрировать. Однако в это воскресенье, что красные командиры, что красноармейцы, не встретили их с голыми руками и даже без портков. Нет. В этот раз встретили их, как надо.
Вот и полегли почти в полном составе разведбаты немецких дивизий, не обладающие вовсе никакой тяжело бронированной техникой. Они, натыкаясь тут и там на обстрел из 14,5-мм противотанковых ружей, 76-мм безоткатных орудий и старых 45-мм противотанковых пушек, не говоря уже о чём-то более солидном, полностью сточились уже на подходе к основным позициям второй линии обороны. Слишком уж сильно успели потрепать их бойцы выдвинутых вперед стрелковых батальонов, которым ставилась задача как раз мешать продвижению вражеских разведывательных подразделений. Германские колесные и полугусеничные броневики с бронетранспортерами попросту не предназначались для действий в условиях применения противником столь огромного количества противотанковых средств, сколько оказалось на руках у бойцов РККА. Потому дальнейшее продвижение немецких войск зачастую шло без проведения предварительной разведки. Либо же вели её линейные батальоны. Потому следом наступил именно их черед нести потери. В том числе и батальонам танковых полков.
В этой реальности никто не спешил кидаться на них в яростную, но откровенно глупую, встречную атаку. Нет. Что советские противотанкисты, что советские танкисты, действующие по совершенно новым уставам, встречали их исключительно огнем из тщательно подготовленных засад. Свыше 22 тысяч танков и самоходок, что своих, что трофейных, имелось у немцев к началу войны. Из них 14 тысяч лучших машин оказались брошены в бой против Советского Союза по всей линии фронта. Из них каждый десятый оказался уничтожен или же подбит уже на подступах к первой и второй линиям советской обороны. Естественно, к откровенному шоку немецкого командования. Не так, ой не так, они представляли себе нанесение первого неожиданного удара по «спящим русским». Да и наличие огромного количества 57-мм и 76-мм противотанковых орудий у РККА, способных поражать с солидной дистанции любой немецкий танк, стало для многих командиров Вермахта немалым шоком. Ведь льющаяся отовсюду пропаганда изо дня в день рассказывала им о том, что СССР вообще и Красная армия в частности являлись лишь колоссами на глиняных ногах, но никак не достойным противником.
Да, не любила германская верхушка доводить до рядовых исполнителей реальное положение дел в мире. Что ни говори, а заставить какого-нибудь среднестатистического Ганса или Курта, идти в бой против давным-давно устаревшего Т-26Э или Т-27 с его картонной противопульной бронёй, виделось куда более простым делом, нежели кидать их против вовсе непробиваемого Т-54. Но, пропаганда пропагандой, а реальность оказалась реальностью. И пошли потери! Ранее немыслимые вовсе!
— Ты смотри, что творят, что делают! — эмоционально воскликнул какой-то боец из комендантского взвода, который, как и все собравшиеся на КП дивизии, с азартом наблюдали за разразившимся в небесных высях сражением.
Если на протяжении всей первой половины дня красноармейцы и краскомы могли наблюдать лишь вражеские самолеты всех классов и размеров, с которыми время от времени вступали в бой советские истребители, то ныне в небесах гудели сотнями моторов не менее двух бомбардировочных полков ВВС РККА. И вся эта сила, прикрываемая не менее чем полусотней истребителей, направлялась в сторону границы, явно имея своей целью нанести встречный визит вежливости германским авиаторам. А может быть, они выдвинулись по душу немецких снабженцев, ведь при начале столь масштабного наступления командование Вермахта обязано было рискнуть выдвинуть дивизионные и армейские склады как можно ближе к границе. Иначе на не самых лучших польских дорогах образовался бы кромешный ад для сотен тысяч грузовиков и запряженных лошадками повозок.
Вот только пилоты Люфтваффе тоже не щелкали носом и выдвинулись на перехват явно предварительно обнаруженных советских бомбовозов. Причем было хорошо видно и слышно, что атаковали СБ-2 и Ту-2 немецкие реактивные Ме-262, которым не было суждено стать тем самым вундерваффе, что могло бы принести безоговорочную победу Третьему рейху. Да, они были очень шустрыми при нанесении первого удара. Да, они несли в носу по четыре автоматических пушки, что обеспечивали кучный, плотный и потому убийственный огонь. Но после совершения любого резкого маневра их скорость падала настолько, что поршневые истребители вроде И-25 и Ла-9 вполне себе могли сравниться с ними. Тогда как снова разгонялись эти мессершмитты очень нехотя. Изрядно привередливая камера сгорания их реактивных двигателей банально не позволяла пилотам подать рычаг газа до упора из-за огромной возможности возникновения пожара внутри мотора. Потому их главной тактикой являлось — ударил-убежал. Вступать в маневренные бои им было категорически противопоказано.
— Да-а-а, — подбив свою фуражку на затылок, чтобы не мешалась, протянул также смотрящий вверх Александр, внимательно наблюдавший за тем, как от пяти потянувших к земле дымящихся бомбардировщиков начали отделяться крохотные фигурки покидающих свои подбитые машины летчиков. — Не выйдет у нас быстрой и легкой победы. Увы.
— Вы что-то сказали, товарищ Геркан? — тут же поинтересовался стоявший сбоку дивизионный комиссар.
— Говорю, что лучшее средство защиты от вражеской авиации — это свой танк на их летном поле, — мигом «поправился» краском, недолюбливающий всю свою жизнь эту говорильную братию в рядах РККА, которую хотя бы в этом ходе времени не допустили до реального командования войсками. — Вот только подобные истребители взлетают лишь с бетонных полос, что расположены в глубине обороны противника. Стало быть, и пробиваться к ним в гости придется отнюдь не просто.
— Вот оно как! — как бы понимающе закивал головой собеседник. — А откуда у вас такие сведения? Ну, насчет бетонных полос, — продолжил политработник, как он себе представлял, легкий допрос неожиданно свалившегося на голову штаба дивизии высокопоставленного командира, имеющего в РККА очень неоднозначную репутацию.
— Так я такие машины еще в прошлом году помогал закупать для дальнейшего изучения нашей разведкой и авиаконструкторами. Потому и в курсе, как их сильных, так и слабых сторон, — махнул рукой Геркан, тем самым давая понять, что ни о чём таком стоящем сейчас не говорит. — Во-во-во! Смотрите! Одна четверка как подставилась! — внезапно перевел он всё внимание с себя на воздушный бой. — Если сейчас хоть один наш снаряд попадет, немецкая машина тут же вспыхнет! Уж больно не стойкие они к повреждениям. — По всей видимости, часть немецких пилотов являлись ещё новичками или только-только пересели на реактивную технику с поршневой, поскольку, проскочив строй бомбардировщиков, ринулись в стандартный боевой разворот и тем самым мигом лишились былого превосходства в скорости. А им уже прямо в лоб шла целая эскадрилья Ла-9.
Он оказался не прав в своих предположениях. Вспыхнули или же взорвались прямо в воздухе аж 5 самолетов. Три лавочкина и пара мессеров. Может в кабинах последних и сидели недостаточно хорошо подготовленные для управления Ме-262 пилоты, но храбрости им было не занимать. Отчего вышедшие друг другу в лоб крылатые машины понесли потери с обеих сторон. На чём бой и закончился. Летчики оставшихся немецких истребителей предпочли ретироваться подальше от столь зубастой охраны. Или же, что было хуже для советской стороны, пошли на соединение с более крупной группой своих самолетов, чтобы уже совместными усилиями вновь навалиться на бомбардировщики с красными звездами на килях и крыльях.
— Восемь — два не в нашу пользу, — проводив взглядом удаляющиеся по направлению к намеченной цели бомбовозы и оберегающие их ястребки, удрученно покачал головой Александр. — Такая арифметика нам точно не нужна.
Дальнейшую беседу двух краскомов прервал звук заполошной артиллерийской стрельбы, что, неожиданно началась примерно в паре километров севернее расположения штаба дивизии. Что было очень странно! Ведь в той стороне шло шоссе из Гродно в Белосток. А никаких сообщений о падении Гродно в дивизию не поступало. Хотя, стоило признать, что со связью уже творилась беда. Заранее проложенные линии полевых телефонов замолкали одна за другой, видимо, из-за действий диверсионных групп. Тогда как радиосвязь активно забивалась помехами и множеством фальшивых сообщений.