иведения себя в порядок в каком-нибудь отеле, где опять же могли проверить паспорт на наличие въездной визы.
Хельсинки. Столица. Город, размерами пять на два. То есть пять километров в длину и два километра в ширину. Ни разу не Москва и не Ленинград, в общем. По нему и пешочком вполне себе можно было добраться до любого нужного места. Что Геркан и делал, следуя вдоль железнодорожных путей к центральному вокзалу, вокруг которого и теплилась вся деловая жизнь, ведь, и гостиницы, и банки, и здание правительства, всё находилось рядом с ним. Заодно и из одежды потихоньку выветривались «ароматы» мотоцикла, которые также могли бы привлечь к нему внимание какого-нибудь дотошного полицейского, столкнись они нос в нос у входа в какое-нибудь солидное заведение.
Потратив еще чуть больше двух часов на прогулку до центра города с параллельным изучением окрестностей и вывесок, Александр зашел в двери «Гельсингфорсского Спарбанка». Зашел именно в него по той простой причине, что это была единственная встреченная им вывеска, в которой он не только обнаружил слово «банк», но и встретил отсылку к прежнему, царских времен, названию города, что, несомненно, говорило о не одном десятилетии истории данного финансового учреждения. В общем, тут уже можно было попытать счастья насчет налаживания контакта с женевским филиалом «Союза Швейцарских Банков», в котором господин Джек Грейвуд, гражданин США, являлся привилегированным клиентом.
— День добрый, — подойдя к свободному клерку, поздоровался на английском языке Александр. — Вы понимаете английский? — Выслушав от молодого человека явно вежливое лепетание на финском языке, он решил не выёживаться и перешел на очень сильно ломанный русский. — Тогда, русский немного понимать? Чуть, чуть, — всё равно его легенда, как попавшего в затруднительную ситуацию американского гражданина, содержала в себе несколько лет проживания в Советском Союзе, пусть даже не по своему желанию. — Но лучше английский язык.
Собеседник, как оказалось, русский знал, однако даже куда хуже мистера Грейвуда. Впрочем, их совместного словарного запаса хватило, чтобы объясниться и Александра проводили к заместителю директора центрального филиала банка, владевшему русским, как родным. Уж больно волшебными словами оказались — «миллион долларов США», понятных на любом языке мира.
— Да, мы можем подать запрос в указанный вами филиал «Союза Швейцарских Банков». К сожалению, не напрямую, а через шведский «Хандельсбанкен». Поэтому сегодня ждать ответа точно не стоит. Вас устроит обождать день — два, пока не придет ответ? — говорить о том, что он может вовсе не прийти по причине отсутствия такого клиента у швейцарского банка, замдиректора не стал. Хотя мысли такие имелись. Уж больно непрезентабельный вид имел столь неожиданный гость их заведения. Откровенно дешёвый и потрепанный вид тот имел, если говорить прямо.
— Да, мне есть устроит, мистер Коскинен, — отвечая с жутким акцентом, тут же принялся согласно кивать головой Александр. — Выбора нет. Только ждать. Есть одна просьба, — несколько потупился он, как бы стесняясь говорить. — У меня мало денег. Здесь. Но есть золото. Монеты. Тоже мало. Ваш банк может их купить?
— Доллары? — уточнил банкир, в удивлении подняв брови, ведь он точно знал, что правительство США в принудительном порядке выкупило у населения почти все золотые монеты еще лет десять назад. И вообще, с каждым новым словом данного диалога он чувствовал всё больший и больший диссонанс. Ну не вязались вид и слова визитера с пока еще мифическим миллионом долларов, который он желал бы перевести в «Гельсингфорсский Спарбанк».
— Нет. Рубли. Старые. Царские. Черви… Чирво… Десять рублей. Пятнадцать штук, — не справившись с произношением слова «червонец», пошел более легким путем «Джек Грейвуд».
— И откуда, позвольте узнать, у вас взялись подобные монеты? — как знал столь высокопоставленный работник банка, по их наличию одно время можно было вычислять советских агентов, поскольку их продолжали чеканить на монетных дворах в СССР, применяя старые штампы. Но это было давно. Еще в 1920-х годах.
— Брать с собой. Когда лететь в Союз за семья друга. Он быть русский офицер. Старый. Царский. Морской летчик. Хотеть вернуть… ээээ вывезти семья. Да, вывезти из СССР своя старая семья, — аж пощелкал пальцами Александр, как бы подбирая в уме более правильные слова. — Я есть помогать мой друг. Советский истребитель сбить морской самолет мой друг рядом с Ленинград. Упали в море. Друг умереть. Я выжил. Чудо. Пуля только немного задеть голову, — провел он пальцем по своей отросшей шевелюре, демонстрируя дорожку шрама оставшегося еще со времен первого самострела. — Выплыл на берег СССР. Там схватили. Успел спрятать паспорт и золото. Потом суд и пять лет лагеря. Незаконное пересечение границы, — перешел он на английский для пущей правдоподобности, поскольку человеку свойственно переходить на родной язык, когда не выходит пояснить что-нибудь на иностранном, но тут же поправился, — судить за неправильное пересечение граница. Три года рубил дерево, копал, строил. На севере. Потом власти узнать, что я богат. Миллионер. Много били. Требовали отдать все деньги. Когда согласиться, повезли в Швеция на корабле из Ленинград. Но я сбежать ночью. Прыгнуть за борт. Потом неделя скрываться, искать свой тайник рядом с Ленинград. Потом нанять мужчина финн провести за граница. Я есть здесь неправильно. Не правильно.
— Нелегально, — подсказал банкир, поняв языковые затруднения гостя с корректным обозначением своего статуса.
— Так есть! Не легально! Я не хотеть больше тюрьма. Финский тюрьма, — уточнил Александр свои нынешние страхи. — Хотеть домой! К моя семья! Готов платить вам лично сто тысяч долларов за помощь сейчас. И еще сто тысяч за помощь искать самолет в Швейцария. Там семья. Там все деньги. Надо в Швейцария. Потом в Швеция или Португалия. Потом домой в США. Ваш банк еще миллион на счет. На пять лет. За помощь. Деньги есть.
— Кхм, — аж закашлялся и потянулся ослабить галстук господин Коскинен. Пусть он и занимал солидную должность в не самом маленьком коммерческом банке страны, 100 тысяч долларов для него являлись огромными деньгами. Действительно огромными. Всё его нынешнее состояние едва ли превышало половину озвученной суммы. И ведь наживал он его не одно десятилетие. А тут вдруг предлагали всё и сразу!
— А это золото. Оплатить жизнь в отель сегодня и завтра, — покопавшись в кармане, выудил Александр на свет завернутые в носовой платок блестящие кругляши с профилем последнего российского императора. — Только не легально. Паспорт есть. Печать переход граница нет.
— Полагаю, что с данной проблемой я смогу вам помочь, мистер Грейвуд, — покосившись на червонцы, дружелюбно улыбнулся столь необыкновенному, явно проблемному, но очень многообещающему посетителю заместитель директора банка. — В маленьких отелях паспорт вовсе не будут просить. Я вас подвезу к одному из таких. Вы ведь не будете против?
— Нет. Конечно, нет. Быть благодарен. Очень благодарен, — аж приложил руки к сердцу Геркан и тут же принялся перечислять свои назревшие потребности, как то и полагалось делать богатому американцу, привыкшему к совсем иному образу жизни. — Надо мыться, надо отдыхать, как человек. Надо хороший ужин. Но… язык не знать. Проблема! Потом, как деньги прийти, надо новый костюм, плащ, ботинки. Всё надо будет новое. Готов платить.
— Полагаю, что и с этим я легко смогу вам помочь, как только мы получим положительные вести из Швейцарии, а также сможет осуществить необходимый денежный перевод, — с всё той же улыбкой, обозначил немаловажный момент истинного начала их возможного сотрудничества в чём-то действительно серьезном.
— Да. Конечно! Понимать! Есть деньги — есть товар. Нет деньги — нет товар. Бизнес есть бизнес, — расплылся в широченной — от уха до уха, улыбке «Джек Грейвуд», да еще показывая при этом большой палец. Мол, такой подход — это ему знакомо и более чем удовлетворяет.
[1] Шюцкор — добровольная военизированная организация в Финляндии, изначально создававшаяся для борьбы с «красными» финнами.
Глава 4Мистер и миссис Грейвуд
Деньги, особенно в находящейся на грани экономического кризиса Финляндии, действительно решали всё, кто бы что ни думал. Да и не только в этой скандинавской стране. В Швейцарии тоже. Тем более, что речь шла об очень больших деньгах! Получившая весточку о том, что её давно пропавший на просторах СССР без вести муж ныне пребывает в Хельсинки и ищет возможность как-нибудь перебраться оттуда в Швейцарию, Наталья Геркан, пардон, миссис Мэриан Грейвуд, мгновенно развила бурную деятельность. И потому вслед за переводом средств, который она никак не могла отменить, в столицу Финляндии полетела весточка ожидать прибытия самолета.
После начала войны в Европе, авиакомпания «Швейцарское агентство воздушного транспорта» или как более привычно для слуха — Swissair, оказалось на грани банкротства. Чему в немалой степени также способствовала гибель обоих её основателей в 1939 году. Но как-то всё ещё держалась на плаву, хоть и была вынуждена сократить четыре пятых своего персонала. А потому очень срочный и очень жирный заказ на вылет в Хельсинки, за который, в силу известного риска, готовы были заплатить цену нового самолета, оказался более чем привлекательным для руководства компании. Всё равно редкие и «осторожные» полеты в тот же Берлин или Рим они уже потихоньку начали производить, не смотря на полноценную воздушную войну, шедшую между немцами с итальянцами с одной стороны и англичанами с другой.
Вообще, не смотря на переход непосредственно в метрополии практически всех летчиков-истребителей исключительно на истребители «Спитфайр», дела у англичан шли, ни шатко, ни валко. Как очень быстро выяснили немцы, их новейший истребитель-бомбардировщик Fw-190А4 при избавлении от своей бомбовой нагрузки превращался в очень хороший и очень зубастый полноценный истребитель, намного лучший, нежели двухмоторный Ме-110. Да вдобавок обладал заметно бо́льшим запасом топлива, нежели Ме-109F2. В общем, пилоты 190-ых могли позволить себе вступить в сравнительно продолжительный маневренный бой с противником над английским берегом. Что, наряду с необходимостью противостоять немцам и итальянцам в Северной Африке, поставило Королевские военно-воздушные силы Великобритании на грань полной гибели. Нехватка пилотов, особенно пилотов-истребителей, к середине сентября 1943 года стала просто критической. Из почти трех тысяч летчиков участвовавших в обороне берегов Туманного альбиона, в строю осталось не более десятой части и быстро восполнить столь огромные потери было попросту неоткуда.