– К ней ни один не приблизится, пока я жив, отец! – горячо восклицает брат.
Отец удовлетворённо закрывает глаза и в изнеможении падает обратно, потом невероятным усилием поднимает веки и сглатывает.
– А теперь позови Артура…
– Нет! – отшатывается брат.
Мать сдвигает брови:
– Людо, ты слышал, что сказал отец…
– Нет!! – Людо уворачивается от протянутой руки и отскакивает от кровати. – Последнее, что ты увидишь, будет сила!
Я съёживаюсь. Кажется, меж их взглядами натягивается звенящая нить, по которой пробегают искры гнева. Даже сейчас в груди переворачивается и трепещет, оттого что брат посмел ослушаться человека, всю жизнь воплощавшего для нас верховный закон.
Шум за дверью прерывает ссору. Мать быстро встаёт, впервые изменяя своему ледяному спокойствию, отодвигает гобелен и нажимает на дощечку, открывающую тайный проход.
– Скорее! В комнаты не возвращаться, никому из прежних знакомых не показываться, талисманы снять. Бегите вдоль русла.
Она хочет добавить что-то ещё, но тут дверь начинает сотрясаться от страшных ударов. Засов в пазу ходит ходуном. Мать поочерёдно берёт наши лица в ладони и целует в лоб. Её губы сухие и холодные, словно она уже приготовилась присоединиться к отцу. Людо тянет меня в проход.
– Да шевелись же, Лора!
А я все никак не могу отвернуться, на лбу горит её поцелуй. Мать вталкивает меня внутрь, задёргивает гобелен, где на уровне глаз проделаны незаметные отверстия, спокойно возвращается к кровати и, когда дверь, выломанная кусками, наконец распахивается, поднимает отцовский меч…
Следом темнота, бег, паутина, разбитые при падении колени, снова бег, хриплое дыхание, сердце, разбухшее до невероятных размеров в тесной груди, и потная ладонь Людо, крепко сжимающая мою.
– Стой! Заберём Колету!
Но забрать кормилицу уже не получится. Она оседает на пороге комнаты, невыносимо медленно заваливаясь набок, и рыцарь в красно-золотом табаре поверх кольчуги вытирает меч о её передник. Мутнеющие глаза женщины устремлены на нас, губы беззвучно шевелятся, заклиная бежать, и мы опять бежим, ныряя за поворот раньше, чем убийца успевает обернуться. Выход уже маячит впереди вожделенным избавлением, когда на дорогу высыпают новые люди. Они прибывают и прибывают, кажется, рождаясь прямо из пламени и криков, которыми объят наш дом, сея вокруг смерть и огонь.
– Туда! – дёргает Людо, и наши пальцы внезапно расцепляются.
Когда я влетаю в разгромленную трапезную, брата нигде нет. Всё в дыму, столы поломаны, лавки перевёрнуты, камин пылает багровым чревом, из которого высыпались гнилой требухой угли. Пламя лижет скатерти и гербы, отражаясь в лужах пролитого вина, карабкается по вышитым занавескам, цепляется за галерею и перепрыгивает на расписные балки, радостно спеша к деревянным перекрытиям потолка. Позади уже стучат шаги преследователей.
– Лора! – Артур машет мне из-под останков стола, и я бросаюсь к нему, проскальзывая в последний момент в укрытие.
Едва успеваю затаиться рядом с братом, вытянувшись на животе и зажав себе рот, чтобы не раскашляться, как в зал влетают двое. Они замедляют шаг – осматриваются.
– Уверен?
– Да, сюда забежала.
Из-под тлеющей скатерти видны лишь высокие сапоги, и кончики мечей, волочащиеся по полу с противным лязганьем и подпрыгивающие на стыках плит. Рваные подолы доходящих до колен хауберков хлопают о голенища, шелестя металлическими кольцами. Из соседней трофейной доносится рёв, стены вздрагивают от мощного удара, и из камина вместе с помятой решёткой вылетает туча искр, на ходу облекаясь в бесплотное звериное тело со скорченной в мучительную гримасу мордой. Покорёженная железка приземляется в паре шагов от нас, продолжая тащиться по полу, а выкинутые вперёд гранёные когти врезаются якорями в плиты в центре зала, выбивая каменную крошку, и бороздят их с душераздирающим скрежетом, пока тело утягивает обратно в камин.
Артура бьёт крупная дрожь, передаваясь мне через тесно прижатое плечо. «Гость! – осеняет меня. – Нужно найти Бодуэна, он поможет!» – И запоздалым эхом: …когда все до единого Скальгерды захлебнутся в крови…»
Имя рода и клятва отказываются стыковаться у меня в голове. Слишком много там сейчас других мыслей, смешанных, поломанных и разорванных. Сапоги меж тем исчезают из поля зрения. Я осторожно убираю ладонь ото рта, чтобы вдохнуть, как вдруг скатерть отдёргивается, и огромная ручища выволакивает меня наружу, рывком ставя на ноги.
– Эй, вот они!
Чужаки кажутся мне чудовищами, посланными самим Ваалу из преисподней: огромные, бородатые, и кольчуги их пылают багряной чешуёй в свете пожарища. Артур без понукания вылезает из-под стола и становится рядом. Второй воин приближается быстрым шагом с другого конца зала и замирает, с сомнением вглядываясь.
– Бодуэн сказал, оба чернявые.
– Девчонка точно та.
Пауза для обмена взглядами, и рыцари одновременно вскидывают мечи…
Громкий треск над головами заставляет всех нас поднять лица как раз в тот момент, когда обугленные балки срываются со сводчатого потолка.
Первый отпрыгивает, выпуская горловину. А в следующий миг Артур опрокидывает меня на пол, прикрывая собой. Балки падают, складываясь домиком и осыпая его горящими углями. Наши вопли мешаются, заглушаемые рёвом огня.
– Бежим, здесь кончено! – доносится откуда-то из другой жизни, и сапоги спешно удаляются.
Странно, что после всего я опасаюсь воды, а вовсе не пламени…
Я открыла глаза, щиплющие вновь разожжёнными углями гнева, всё ещё чувствуя на себе тлеющее платье и слыша запах горелой плоти и волос моего брата. В комнатушке холодно, и капли дробно барабанят по крыше, дети сопят. Тут какой-то новый мягкий звук, вынувший меня из воспоминаний, повторяется, вплетаясь в песню ливня со стороны окна. Что-то ударилось о холстину. Вот, снова! Рядом шевельнулись. Раэли откинула одеяло, воровато оглянулась на меня и на цыпочках подбежала к окну. Из-под полуопущенных ресниц я наблюдала, как она сняла холстину с одного конца и высунулась наружу.
– Ополоумел в такую непогоду?
Шум снаружи заглушил ответ невидимого собеседника, но мне почудились умоляющие нотки, к которым присоединились стенания дождя.
– Да ни за что! Месяц он подождать не могёт, неймётся ему, видите ли!
– …
– Ладно… нет, не там, в сарае жди.
Ещё раз обернувшись на меня, девушка перекинула ногу через подоконник и вылезла наружу, спеша на ночное свидание, судя по ответам, с Виллемом и, судя по ловкости движений, далеко не впервые таким способом.
После её ухода я ещё какое-то время лежала, раздумывая. В голове начала созревать идея.
«Любой ценой», – беззвучно повторила я и, глянув на крепко спящих, несмотря на грозу, детей и зажатого чуть ли не под мышкой у Олли вульписа, потянулась за платьем. Нужно по горячим следам обыскать вещи Бодуэна, но даже если он сейчас спит, велика вероятность, что проснётся и застигнет меня на месте преступления. И тогда любая версия, объясняющая, что я делаю ночью в его комнате, прозвучит неубедительно. Любая, кроме одной. Итак, я собиралась совершить то, что делала Мод, от чего предостерегал Тесий и за что Людо бы меня… Мысль о брате заставила передёрнуться. Он не узнает, пообещала я себе.
Из болтовни фрейлин за работой удалось почерпнуть, что мужчины после совместной ночи обыкновенно быстро засыпают или становятся благодушными и словоохотливыми, а порой и то и другое. Вот бы Бодуэн к последнему типу относился. Может, тогда и обыскивать не придётся… Я не заметила, как за этими мыслями оделась. Запоздало пришло в голову, что для задуманного требуется как раз раздеться, но перспектива заявиться к Бодуэну в одной камизе вызывала икоту. Нож я, поколебавшись, оставила под валиком, как ни заманчива была идея зарезать регента во сне.
Комнаты были разделены ведущей на первый этаж лестницей. Я шла осторожно, прикрывая свечу от сквозняка ладонью и замирая, когда дом сотрясался очередным раскатом грома, отзывавшимся дрожанием половиц и дребезжанием посуды где-то внизу. Перед соседней дверью немного помешкала и вошла без стука.
Бодуэн не спал. Он снял затягивавшую окно холстину, оставив её висеть на левом гвоздике, и смотрел на иссекаемый дождём пейзаж снаружи. Ручьи и речушки стекали с чёрных зубьев гор пенной слюной, ветер низко пригибал к земле кустарники, с силой чесал траву, а капли дождя застывали в частых вспышках молний, как нарисованные, словно страшась небесного гнева. Бодуэн обернулся на звук, но не произнёс ни слова. Он не удивился – будто ждал меня. Глупости, как он мог ждать, если даже я не знала до последнего, что приду? Я плотно притворила дверь и снова повернулась. В этот момент огромная раскалённая добела ветвь хлестнула небо, протянувшись искристыми сучьями почти до земли, и выкрасила фигуру в окне в мертвенно-бледный под оглушительный болезненный рёв грома.
Плошка со свечой задрожала. Я придержала её другой рукой и шагнула вперёд. Что сказать? Как начать? Наверное, нужно вести себя соблазнительно, чтобы сразу дать понять, зачем я пришла, а с другой стороны, Праматерь, как же отвратительно, когда мужчина понимает, что женщина пришла с таким намерением. И… и вообще, соблазнительно, это как?
– Вы знаете, зачем я здесь, – начала я без обиняков.
Бодуэн неторопливо провёл ладонью по высокому подоконнику, собирая морось, присел на него лицом ко мне и скрестил руки на груди.
– Положим, догадываюсь.
Догадываюсь? И что это значит? Какой мутный раздражающий ответ! Палец обожгло брызнувшей свечной слезой. Я тщательно счистила сальный кружок, набрала в грудь побольше воздуха и выдавила срывающимся от отвращения голосом, надеясь, что он примет это за волнение страсти.
– Я полюбила вас с первого взгляда…