– Вот отсюда самый лучший обзор, – похлопал Бодуэн по выступу зубца на уровне своей груди, потом смерил меня быстрым взглядом и заключил: – Но и здесь хорошо видно.
Этот взгляд, как поднесёный к лучине факел, вмиг разжёг во мне то безрассудное чувство, что заставляло видеть в едва ли не каждом его слове и жесте вызов и бросать в ответ свой. Именно оно толкнуло меня подманить в саду вульписа, взгромоздиться на сиденье позади Альбрехта, раз за разом отвергать помощь, а прямо сейчас – уцепиться обеими руками за выступ и упрямо заявить:
– Тогда я хочу наилучший обзор!
Видимо, весь вид мой кричал о том, что я это сделаю, причём без посторонней помощи, потому что Бодуэн не произнёс ни слова, лишь следил за взбиранием, которое я по возможности постаралась осуществить с достоинством. Самым сложным оказалось заставить себя выпрямиться… Зная, что позади обрыв, отгороженный лишь каменной спинкой в половину моего роста, как палец ногтем, а впереди – мой неудавшийся убийца. Внезапно в душу закрался холодок. А вдруг это ловушка? Что, если он нарочно спровоцировал меня и заманил на этот уступ, чтобы столкнуть вниз? Я взглянула в серые непроницаемые глаза. Правая рука Бодуэна лежала на камне, почти касаясь моих стоп, и задравшийся рукав обнажал сильные жилы. Рой мурашек пронёсся по хребту, во рту пересохло. С другой стороны, зачем тогда было спасать меня от змеи? Дал бы ужалить, и дело с концом. Я подняла руку и отёрла выступившую над губой испарину. Фрейлина, я всего лишь обычная фрейлина… Пальцы нашарили невысокую каменную опору и намертво в неё вцепились.
Бодуэн, казалось, тоже что-то про себя обдумывал и взвешивал и, придя к решению, потянулся ко мне. Я невольно отшатнулась к обрыву. Выскользнувшие из-под ладони камешки с гулким шорохом осыпались вниз.
– Теперь протестуйте, сколько угодно, – заявил он, будто ничего не заметил, и крепко прижал мои стопы. – Зато не сдунет. Я встречал птиц покрупнее вас.
Даже сквозь башмаки я чувствовала жар ладоней. Разлепила губы, чтобы запротестовать, но вместо этого сглотнула, очень-очень медленно и осторожно распрямилась, опираясь на природный бортик позади, и с усилием перевела взгляд на восток. Бодуэн тоже обернулся, продолжая удерживать меня.
В этот момент первый луч вспорол облако, одно из моря таких же, подкрашенных снизу в цвета запёкшейся крови. Следующая золотая стрела пронзила его соседа, а потом случилось то самое обещанное чудо. Над протянутой к небу чашей, край которой совпал с горизонтом, возникло сияние. Оно нарастало, пока из недр сосуда не вынырнул краешек раскалённого диска, послав во все стороны целый веер лучей. При содействии ветра они принялись активно счищать с неба шелуху вчерашних облаков, как отмершие ткани с раны, чтобы дать место перламутрово-розовой кожице нового дня. Солнце величественно выплывало прямо из чаши, заполняя собой долину и весь мир.
Тени пришли в движение и начали отползать, обнажая изумрудные склоны. Молодая трава заискрилась россыпями алмазов, далёкое стадо овец рассыпалось среди зелени белоснежными кусочками шерсти, птицы со звонкими криками выстроились в вышине косяком. Домики нашей горной деревушки казались отсюда несерьёзными коробочками, которые не то что вчерашней грозой – простым дуновением смести можно. А вот замок, пусть и миниатюрный, темнел крепким пеньком в огромной луже озера.
Глаза слезились от ветра и попытки объять взором как можно больше – целый мир, если получится, чтобы унести его в своей памяти и после вновь и вновь переживать восторг новорождённого. Природа дышала свежестью и счастьем нового дня, и что-то внутри меня срезонировало, задетая струна сладко затрепетала в согласии с этим гимном жизни. Я чувствовала такую наполненность и вместе с тем лёгкость, что, не держи меня Бодуэн, верно, и правда улетела бы – только не вниз, а наверх. Волосы беспорядочно развевались, подол то надувался колоколом, то звучно хлопал по икрам, хотелось раскинуть руки и кричать от беспричинной радости. Мир звал и качался навстречу, горы дышали под ногами, и поток бытия проходил сквозь меня золотыми лучами.
Бодуэн стоял, запрокинув голову и зажмурив правый глаз.
– У вас сейчас такое лицо… скажите, о чём думаете?
– О том, что жива, Ваше Высочество! – совершенно искренне ответила я, не успев сдержаться.
– Тогда вам идёт быть живой.
Я посмотрела на мужчину у своих ног и снова перевела взгляд вперёд.
– Это всем идёт, Ваше Высочество.
Вульпис, уставший ждать, пока мне надоест торчать на скале и таращиться наверх, описал пару кругов по площадке, вернулся к Камню и, принюхавшись, принялся там возиться. Наконец нижний краешек солнца оторвался от ободка чаши, и светило отправилось в самостоятельное плавание по небу. Ночь растворилась без остатка, вчера ушло со всеми своими радостями и горестями, чтобы никогда не повториться, а от облаков остались лишь лёгкие дымчатые воспоминания. День обещал быть ветреным, но ясным.
Я вдохнула полной грудью и посмотрела вниз. Теперь предстояло спуститься обратно на площадку. Пятиться вслепую, спрыгнуть, рискуя повредить колени, или съехать на попе – выбор невелик. Будь я одна, предпочла бы последнее, но я не одна. Бодуэн угадал причину колебаний и протянул руки, остановив их в паре дюймов от моего согласия.
– Я…
– Да, можете сделать это сами. Вы всё можете. Но достаточно разумны, чтобы оценить мой вариант, как более быстрый и безопасный. Помните, впереди нас ждёт возвращение в деревню, а это тоже неблизкий свет.
Я ещё раз оценила крутизну спуска и, чуть кивнув, подалась навстречу. Руки обхватили меня за талию и сняли с уступа, лишив на время твёрдой опоры. Пришлось опереться о его плечи. Наверное, я всё-таки вдохнула немного ядовитых паров престера, потому что голова закружилась, а лёгкие парализовало, как во время одной из драк, когда предназначавшийся Людо кулак угодил по случайности мне в живот. Хочешь вдохнуть, и не можешь. Тело ощущало тёплое давление ладоней и непривычную невесомость, а сердце галопом неслось в пропасть без дна… Всё резко закончилось, когда туфли коснулись площадки. Я покачнулась, но устояла. Ладони ещё немного задержались на моей талии и неохотно отпустили, скользнув по бёдрам. В тот же миг что-то со звоном упало к нашим ногам. Бодуэн оказался проворнее и первым поднял нож Людо. Оценивающе покрутил, провёл пальцем по рукояти и протянул мне, слегка приподняв брови:
– Вы всегда вооружены?
– Только когда гуляю с вами, Ваше Высочество, – ответила я, забирая нож и стараясь не коснуться при этом руки.
Наметившаяся меж бровями складка подсказала, что на сей раз уже Бодуэн затрудняется определить, была ли эта шутка.
– Теперь в обратный путь, Ваше Высочество?
– Да, только, кажется, вашего друга крепко приворожили. – Он насмешливо кивнул на крутящегося возле Камня вульписа.
Я обошла его и направилась к Хрусту.
– Слышал, малыш? Завтрак уже истекает кровью, – произнесла я преувеличенно бодро, присела рядом и потрепала его по тощему загривку. – Что там у тебя?
Вульпис оторвал мордочку от трещины, которую обнюхивал, и на влажном носу блеснула тончайшая светлая нить.
– Кажется, кое-кому не мешает подстричься, – рассмеялась я, снимая волос, и подставила его ветру.
И в тот миг, когда поток воздуха подхватил его и, кружа, понёс ввысь, до меня дошло, что оный никак не мог принадлежать вульпису. Равно как мне или Бодуэну. Кажется, он принадлежал белокурому мужчине или женщине. Но откуда им здесь взяться? Судя по рассказам, здесь редко кто бывает, а вчера прошёл дождь. Я проводила взглядом утонувшую в небе ниточку и заметила в трещине плиты необычный блеск. Нагнулась ниже, пытаясь рассмотреть, была ли это игра света или что-то другое. Нет, там определённо что-то застряло, но слишком далеко, чтобы дотянуться пальцами.
– Нам пора, – позвал Бодуэн. – Ещё немного, и Альбрехт с Пэтром соберут поисковый отряд.
– Уже иду, Ваше Высочество.
Незаметно вставив в щель лезвие ножа, я провела на себя и поймала сверкающую каплю. Потом поднялась, оправила платье и повернулась к Бодуэну, всем видом выражая готовность следовать за ним.
– Посмотрели всё, что хотели?
– Более чем. Спасибо за прогулку, Ваше Высочество.
Находка холодила пальцы и жгла любопытство.
27
Поджидающая нас на крыльце одинокая фигура виднелась ещё издалека.
– Доброе утро, Альбрехт.
– И вам доброе, миледи, Ваше Высочество, – поклонился старый рыцарь и, толкнув дверь, пропустил нас с Бодуэном в дом, где уже полным ходом шёл завтрак.
Все поздоровались, но никто не спросил, где мы были и чем занимались, и даже многозначительных взглядов не последовало – вот что значит поблизости нет фрейлин. Только Раэли, положив на стол передо мной щедрый ломоть хлеба, хитровато улыбнулась, всем видом намекая, что не забыла о нашем молчаливом ночном уговоре. Девушка явно наслаждаясь общим секретом. Я же думала о нём ровно столько, сколько понадобилось аромату солонины, чтобы преодолеть путь до моих ноздрей. Утренняя прогулка не на шутку раззадорила и без того отменный аппетит, поэтому я водрузила на хлеб самый здоровенный кусок мяса и после короткой молитвы с воодушевлением вгрызлась в него.
Единственным ножом приходилось пользоваться по очереди, передавая по кругу, а свежие овощи брать из большого двуручного блюда в центре. Зато плошку с густым мясным соком для их сдабривания поставили рядом со мной, и сидр с воздушной золотистой пенкой налили в отдельную кружку, дав возможность единолично наслаждаться музыкой лопающихся пузырьков и терпким с кислинкой вкусом.
Румяная от свежего воздуха Зои довольно улыбалась с противоположного конца стола, покачиваясь в объятиях Йоханны, а Хрусту навалили столько потрохов, что пара кровавых ошмётков, которые он не сумел осилить, великодушно шлёпнулась мне на колени.
Сама же я настолько увлеклась, что заодно с солониной прикончила и хлеб, полив его остатками сока, а крошки привычно собрала со стола в ладонь и уже хотела закинуть в рот, когда встретилась глазами с Бодуэном и так и застыла со сложенной горстью. Смотрел он потому, что я единственная из гостей съела ломоть-тарелку – их знать обычно отдавала беднякам, – и вообще всё, что было наложено, подчистую. Кажется, никто из семьи старосты не счёл такие привычки странными, поскольку сами они поступили так же, а поглощённый попытками незаметно поглядывать на Раэли Пэтр попросту не замечал ничего вокруг, зато взгляд Бодуэна был до отвратительного понимающим, а Альбрехт подмигнул мне и, разломив свой кусок, прожевал его с самым беззаботным видом. Я так и не посмела ответить ему ни жестом, ни улыбкой, равно как взглянуть ещё раз на регента. Ничего страшного, просто ещё одно наглядное подтверждение моих дурных манер. И неосторожности.