– Что тут неясного?.. – просипел лежавший ничком пострадавший, хватаясь за живот, но так и не сумел ничего добавить, борясь с рвотными позывами.
Оруженосцы мрачно переглянулись, никто, включая Людо, не торопился пролить свет на причину драки.
– Кто вас предупредил о произошедшем, Ваше Величество? – повернулся Бодуэн к племяннику.
Годфрик стоял обескураженный и, похоже, не знал, что обо всём этом думать и чью сторону принять. Метнул в Людо неуверенный взгляд, нахмурился и велел спрятавшемуся за спинами мальчишке:
– Расскажи им.
– Только пусть этого сперва вытащат, – поморщился юстициарий на белевшие ягодицы. – И поставят на ноги остальных – тех, кто может стоять.
– Без глупостей, – предостерёг стражник Людо, отходя.
Пока он высвобождал постанывающего пленника, что оказалось не так-то просто, паж, бледный, как скисшее молоко, вышел вперёд, робея под взглядами, а ещё больше при виде своих сообщников в таком плачевном состоянии. Он явно тысячу раз пожалел, что ввязался в затею, начинавшуюся так весело, и в которой ему была отведена столь важная роль.
– Мы играли в карты… – начал он, – а потом этот вот появился… – боязливый тычок в сторону Людо, – вытащил нож и стал им размахивать… то есть проиграл и потому начал… и пришлось его маленько…
– Это ложь, – чётко произнесла я, и мальчишка вздрогнул. Заглотнул воздух для протеста, но так ничего и не произнёс. – Всё было не так. Брат никого не трогал… первым по крайней мере. Я была рядом, поэтому знаю, как всё случилось.
Теперь уже я оказалась в центре внимания.
– И как же? – сложил руки на груди Бодуэн.
По лицу не понять, что творится в голове. Не совершила ли я ошибку, позвав его сюда? Как бы решил дело Годфрик, явись он один?
Я не успела заготовить оправдательную речь, но фразы сами потекли с языка, складываясь в довольно гладкую историю. Отвергнуть полностью слова заговорщиков значило бы обвинить их от начала и до конца в клевете и сговоре, не предложив подкрепляющих доказательств, поэтому, не слишком удаляясь от их версии, я просто вплетала корректирующие узоры в паутину чужой лжи.
– После ужина мы с братом взяли лодку, чтобы покататься возле замка и порисовать – сегодня как раз подходящая для этого ночь. Косой Тоди подтвердит, что так и было, можете прямо сейчас его спросить…
– Мы сделаем это позже, – скрипнул юстициарий. – Дальше?
Я облизнула пересохшие губы и, сохраняя внешне уверенность, продолжила:
– Мы поплавали и порисовали на берегу около часа, а по возвращении пожелали друг другу добрых снов и уже хотели разойтись на ночь, когда услышали на кузне голоса. Из любопытства заглянули внутрь и увидели тут их всех, – я обвела рукой раненых и перевернула носком ближайший втоптанный в грязь прямоугольник, – за картами. – Взгляд упал на наш разорванный пополам рисунок с растёкшимися угольными башнями и кляксой вместо луны. – Они позвали Людо играть с ними, но он отказался. Тогда Киллиан, которому особенно это не понравилось, начал задирать брата, отнял у него сумку с рисунками и… помочился на них.
– Неправда! – злобно прогундосил оруженосец с баклажаном вместо носа. – Это Юстин обделался, когда сумасшедший на него накинулся. Она врёт, эта су…
Выкрик прервался смачным хрустом.
– Рука дёрнулась, – пояснил Людо, – видать, нерв защемило.
И тут же сам согнулся пополам, когда кулак стражника врезался ему в живот.
– Предупреждал ведь, – рыкнул громила.
Я впилась ногтями в ладони, наблюдая, как эта же короткопалая рука вздёргивает бледного задыхающегося брата за шею, и через силу вытолкнула следующую порцию недоправды:
– А потом Киллиан начал оскорблять меня и осыпать такими грязными ругательствами, которые просто язык не поворачивается повторить…
– Не поворачивается? У вас? – переспросил Бодуэн.
– Я и слов-то таких не знала, Ваше Высочество, – с вызовом ответила я. Ещё немного подержав его насмешливый взгляд, но не считая нужным играть в гляделки, я вновь сосредоточилась на возглавлявшем допрос юстициарии. – Остальные встали на его сторону, кто-то ударил брата, Людо ответил тем же, чтобы защитить себя и меня, тут все на него накинулись, и… и я страшно перепугалась, плохо помню, как выбралась из кузни и побежала звать на помощь…
– Тогда-то вы и ворвались на Совет?
– Да, милорд. Мне жаль, что пришлось столь некрасиво прервать заседание.
– То есть вы хотите сказать, что этот оруженосец, Киллиан, вышел из себя только из-за отказа вашего брата участвовать в игре? – пробуравили меня две прищуренные горошины.
– Не только, – возразила я юстициарию. – Думаю, как раз наоборот: игра – лишь предлог, а зло он затаил гораздо раньше, когда брат победил его в схватке на мечах. Помните, вы устраивали, Ваше Величество?
– Да, было такое… – пробормотал Годфрик и, прочистив горло, добавил уже привычно высокомерно: – Учебные бои проходят в манеже постоянно.
Я незаметно перевела дыхание.
– Людо неоднократно проявлял себя лучше Киллиана, так что эта сегодняшняя ссора неспроста, милорд, она зрела давно.
– Почему же вы побежали на Совет, вместо того чтобы позвать кого-то поближе?
– Я… я так испугалась, совершенно потеряла самообладание и едва понимала, что делаю.
– Кажется, самообладание к вам вполне вернулось, раз позволило рассказать историю в таких подробностях.
– Я рада, если сумела воспроизвести полную картину, – сквозь зубы произнесла я.
– Со всем уважением, милорд, вы же не намекаете, что леди Лорелея лжёт? – подал голос Тесий.
Я вздрогнула, но так и не решилась на него посмотреть. Прояви он уязвлённость, выступи на стороне обвинения, мне, пожалуй, было бы легче.
– С чего бы ей? – ядовито парировал юстициарий. – Разве только чтоб выгородить брата, устроившего тут Великое побоище. Вы можете дать клятву, что всё сказанное вами – правда, миледи?
– Клянусь кровью Праматери! – без колебаний отозвалась я.
Зачем мне спасение души без Людо?
– И вы готовы повторить это на Священной книге?
– А кто-нибудь видел кузнеца? – неожиданно спросил Бодуэн.
– Какое это имеет значение? – недовольно поинтересовался юстициарий. – Его ведь здесь не было, он не скажет ничего нового.
– Вот именно, – кивнул Бодуэн, – похоже, он до сих пор спит. Непросто спать, когда за стеной творится такое, вам не кажется?
Старик пожевал губу и велел стражнику:
– Разбуди его, пусть поскорее явится.
– Но мне сейчас интереснее другое, – продолжил Бодуэн, предупреждая возвращение старика к теме клятвы, поискал глазами пажа и ободряюще ему улыбнулся. – Ты сказал, что брат леди Лорелеи вытащил нож и стал им размахивать?
– Д-да, Ваше Высочество.
– Значит, это был его нож?
– Да, наверное…
– Да или наверное?
Мальчишка покосился на старших товарищей, двое из которых пытались стоять, держась за стену.
– Его…
– Как он выглядел, можешь описать? – так же дружелюбно спросил Бодуэн, и этот тон напомнил мне разговор по душам далёким вечером в трофейной одного более не существующего замка.
– Не помню, Ваше Высочество, темно было.
– Темно?
– Быстро то есть… он им быстро махал.
– Наверное, это тот самый нож, – подсказал Бодуэн, забирая у стражника оружие, наградившее Киллиана несмываемой меткой.
– Да, точно, Ваше Высочество! – обрадовался паж.
Регент задумчиво покрутил его, обводя пальцем что-то на торце рукояти.
– Уверен?
– Да!
– Нет, у брата не такой! – сердито воскликнула я, но Бодуэн вскинул ладонь.
А потом продемонстрировал нам инициалы владельца на рукояти – переплетённые буквы «К» и «А». Киллиан Арселис.
– Ну, а вытащил его вот отсюда? – указал он вниз, на тёмный холщовый мешок, который принёс в зубах невесть откуда взявшийся Хруст.
Отдав его регенту, вульпис хотел потереться о мои ноги, но вовремя сообразил, что сейчас не лучший момент.
Губы у мальчишки обмякли и задрожали.
– Так ты все ещё уверен насчёт ножа? – спросил Бодуэн голосом, растерявшим всю теплоту.
– Видать, я… я плохо разглядел, Ваше Высочество…
– А мешок?
– Я не винова-а-а-т, Ваше Высочество, – зашёлся пацан во всхлипах.
Я поняла, что бой выигран, ещё прежде чем стражник привёл неубедительно изображавшего сонливость кузнеца. Мужчина бормотал что-то про подъём среди ночи и звучно зевал, но в бегающих глазках светилось сомнение, стоили ли полученные деньги грядущих неприятностей.
– Итак, похоже, у нас здесь обычная свойственная молодости горячность и разметка территории, наткнувшаяся на чрезмерное усердие при самообороне, – благодушно заключил Бодуэн.
Лорд юстициарий сдвинул брови – ему всё ещё хотелось найти единоличного виновного, а ещё не нравилась потеря инициативы в расследовании.
– У вас нет права судить моих людей, дядя, – зло вмешался Годфрик.
– Разумеется, нет, Ваше Величество, – почтительно поклонился Бодуэн, – судопроизводство в ведении нашего уважаемого юстициария. Скажите, какое наказание вы сочтёте справедливым в данном случае?
Крякнув и выдержав паузу, заставившую остальных поёрзать, старик веско произнёс:
– Десять плетей всем участникам, когда лекарь признает их достаточно исцелившимися от ран.
– Восемь, – отрезал Годфрик.
– Да будет так, Ваше Величество, – неохотно уступил тот.
– Кроме моего брата, – подсказала я.
– Всем, миледи.
– Всем?! Но ведь только что было доказано, что он лишь оборонялся вследствие подлости остальных!
– Это вы называете обороной?
Лорд обвёл узловатой рукой кривящихся от боли оруженосцев.
– Так вы собираетесь наказать моего брата за то, что остальные на него напали? Или за то, что Людо не дал себя побить? – задыхаясь от бешенства, произнесла я.
В запасах моей сдержанности обнажилось дно. Я чувствовала, что вот-вот всё испорчу, но ничего не могла с собой поделать. Под тонким слоем ярости скрывалась беспомощность и давний детский страх, вызванный первым знакомством с настоящей болью, болью близкого человека, переживаемой, как своя, хотя с тех пор я узнала, что существуют наказания куда страшнее двадцати розог от старого учителя-пьянчуги, и в умелых руках палача плеть сдирает плоть до кости, а взрослые сильные мужчины плачут и зовут маму после пятого удара под злобные насмешки и улюлюканье толпы. Здесь всё зависит от разновидности плети, силы и умения исполнителя, а ещё того, будет ли притушен его энтузиазм подмазкой от родственников осуждённого. Последняя радость светит разве что состоятельным аристократам, а в их случае дело редко доходит до унизительной телесной кары.