Я положила руки на борта, откинула голову и прикрыла глаза, позволив себе наслаждаться процедурой и загнав чувство вины, оттого что предаюсь ей, пока Людо сидит в каменном мешке, туда, куда не доставала совесть.
Ступни пощипывало, по телу дюйм за дюймом растекалась нега. Я действительно устала, бесконечно, невозможно, так, как, наверное, не уставал никто на свете до меня. Ныло всё: мышцы от поездки на лошади и долгого сидения в одном положении с младенцем на руках, ладони и пальцы, оттого что сжимала их в кулаки недавно в кузне, гордость, по которой прошёлся Годфрик, даже мысли болели, и я откинула их, позволив горячей воде забрать все тревоги, а голове – наполниться таким же белёсым туманом, как тот, что заволакивал пространство вокруг и делал его зыбким и слегка ирреальным.
После я бездумно рассматривала плитку с сюжетами легенд, зажимала между пальцами ног плавающие на поверхности цветы и травинки, погружала на полдюйма и снова поднимала растопыренную пятерню, забавляясь клейким ощущением, с которым вода её отпускала, и через какое-то время тело начало оживать, подпитываемое потёкшими ручейками силы.
Когда вода подостыла, я намылила голову и себя, вылезла, чтобы смыть пену, и залезла обратно. Перед вторым и последним заходом решила проявить солидарность с Людо, набрала в грудь побольше воздуха, зажмурилась и погрузилась на дно, упершись руками в стенки и представляя, что сижу в тёмной.
Когда давление на виски стало невыносимым, а лёгкие готовы были лопнуть от острой жажды, вынырнула на поверхность, шумно отфыркиваясь, и убрала ладонями от лица мокрые волосы. Все ещё не разлепив век, пошарила рядом в поисках мыла и, не обнаружив его там, куда положила, непонимающе открыла глаза.
– Не это случайно ищете?
Прямо из паров протянулась ладонь с моим восхитительным бруском. От неожиданности я едва снова не ушла под воду. Душное мутноватое марево раздвигалось и смыкалась, открывая и заволакивая фигуру Бодуэна. От изумления я даже не закричала – только глаза потёрла, чтобы убедиться, что не брежу. Убедившись, охнула, скрестила руки на груди и подтянула колени к животу.
Как… что… почему?! Первой связной мыслью было, что ему, верно, жарко тут в одежде.
– Как вы меня нашли? – выдавила я наконец. – А-а, дымоход…
Он кивнул и положил мыло на прежнее место.
– Увидел дым из банной трубы, прикинул, кто в замке может принимать ванну далеко за полночь, и остальные варианты отпали сами.
Я наконец овладела собой настолько, чтобы произнести таким ледяным тоном, какой только позволяла жарко натопленная баня:
– Что вы здесь делаете?
Бодуэн как ни в чем не бывало присел на борт и пополоскал руку, от которой я постаралась отодвинуться как можно дальше. Он словно бы не замечал моей напряжённости, поигрывая водой, зачёрпывая её и позволяя крупным каплям срываться с пальцев.
– Пришёл сообщить, что осмотр у лекаря выявил у вашего брата лишь трещину в ребре и множественные ушибы, но никаких серьёзных повреждений и внутренних кровотечений.
– Рада это слышать. У вас всё?
– Нет, ещё мне не дают покоя два вопроса.
– Буду крайне признательна, если вы подождёте меня в соседней комнате и зададите их, когда я отсюда выйду.
К моему несказанному облегчению, Бодуэн послушался.
– Конечно, миледи. – Он поднялся, отвесил мне преувеличенно-почтительный поклон, от которого я почувствовала себя ещё более голой, и удалился в предбанник, оставив дверь настежь раскрытой и удобно устроившись на лавке напротив.
В тот же миг я поняла, что тёмная груда рядом с ним – это моя одежда. Может, я всё-таки заснула в тёплой воде? Но наливающийся на запястье синяк от только что сделанного щипка быстро опроверг эту версию. Тоскливо оглядевшись по сторонам в поисках чего-то, чем можно прикрыться, я убедилась, что оставила всё – абсолютно всё до последней нитки – в комнате для переодеваний. Там же мирно дожидалась стопка полотенец.
Ваалу его дери! Зачем он в действительности явился? Чего от меня хочет?! При мысли о том, чего может хотеть мужчина от голой девушки ночью в купальне, мне поплохело. И брата, верно, неспроста помянул – намекал на свою не последнюю роль в его избавлении от телесного наказания. Пришёл за платой? Дура! Спасибо не решалась сказать… Какое уж тут спасибо.
Что, если ему надоест ждать, и он уйдёт? Искоса брошенный взгляд выявил, что Бодуэн устроился основательно и с комфортом. Готова поклясться, он получал от ситуации истинное удовольствие. У меня же от стынущей воды уже бежали мурашки, и лунки у основания ногтей стали лиловыми. Буду сидеть тут до посинения – пока не подхвачу лихорадку… И вынесут меня для погребения прямо в этой бадье. Нет уж.
Мысль о собственной панике и беспомощности придала злости, а злость – сил. Не резать же он меня собрался, а то, что увидит без одежды, так накануне я сама ему это предлагала. Не покажу, как потеряна и испугана. Только не ему. Длинные ниже пояса волосы вполне позволяли прикрыться, но этот жест отчаяния лишний раз доказал бы моё смятение, а именно этого он и добивался – загнать в угол. Потому что на загнанных проще давить.
Я медленно вдохнула, выдохнула, резко поднялась в полный рост под шум стекающей воды и вылезла из бадьи. Нарочито неторопливым движением отжала волосы, откинула их назад и, расправив плечи, двинулась к нему. Плетёная циновка колола распаренные ступни, а воздух холодил влажную кожу. Внутри всё сжималось и крутило.
Бодуэн, не отрываясь, наблюдал за моим появлением в клубах пара. Я переступила порог и остановилась в нескольких шагах от него, вздёрнув подбородок. Он откинул голову, прислонившись затылком к стене и неторопливо рассматривая меня из-под полуопущенных век: скользнул по открытой шее, груди со съёжившимися сосками, понимающе задержался на впалом подрагивающем нервным пульсом животе, со смакующей медлительностью опустился к тёмным завиткам между бёдрами, и там, где проходил этот прожигающий непристойный взгляд, кожа начинала гореть от стыда. Я умирала от мучительного желания прикрыться, но заставляла себя стоять вызывающе прямо. Воистину раздеться перед толпой незнакомцев в тысячу раз проще, чем перед одним знакомым.
Изучив меня до самого низа, вплоть до поджатых пальцев ног, глаза снова поднялись к вздымающейся, несмотря на все усилия, груди, а от неё – к лицу с пунцовыми щеками, цвет которых я надеялась списать на принятие ванны.
– Вам точно там хорошо видно? Может, мне взять в руки свечу?
Он рассмеялся и покачал головой:
– Отсюда идеальный обзор.
Я поджала губы.
– Будьте добры, подайте, пожалуйста, полотенце.
– Пожалуйста. – Он подцепил верхнее и подчёркнуто любезно протянул мне.
Я наклонила голову набок и принялась неспешно промакивать им волосы. Мгновение Бодуэн смотрел, как я тру пряди, а затем широко улыбнулся, блеснув глазами.
– Вы бесподобны!
Я отнюдь не чувствовала себя бесподобной. Скорее униженной и изо всех сил старающейся не показать запредельного смущения и насторожённости. Внешне копируя его расслабленность, внутренне я была начеку.
– Так о чём вы желали спросить?
– Кузня, – пояснил он, следя за моими движениями вверх-вниз. – С чего вдруг оруженосцы отправились туда играть в карты?
Хороший вопрос. Их якобы игра ночью в кузне – это примерно как если бы фрейлины заявились с прялками в пекарню.
Мои пальцы на миг застыли, а потом продолжили подсушивать пряди. Я невозмутимо пожала плечами.
– Мужчины порой совершают странные поступки, Ваше Высочество, не находите? Я далека от того, чтобы толковать их мотивы. Вы говорили, что вопроса два?
– Да, – он подался вперёд, заставив меня напрячься. – Что вы собирались сегодня сказать на прощание, но так и не сказали?
Я разогнулась, опустила полотенце и после паузы бросила его на лавку.
– Хотела поблагодарить за брата.
– Всё ещё хотите?
– Чего именно?
– Поблагодарить за него.
Он внезапно поднялся, подошёл вплотную и осторожно двумя пальцами снял прилипший у меня повыше соска листик мелиссы. Потребовалось всё присутствие духа, чтобы не отпрянуть и сохранить на лице выражение вежливой отстранённости. Особенно когда вблизи стало видно, что не так уж он и спокоен, а серая радужка подёрнута маслянистым паром, как тот, что проник в эту комнату вслед за мной.
Знаете, есть такие мужчины… от природы у них так. Он только глянет, а ты…
И во взгляде этом сейчас горело однозначное неприкрытое желание, искрами рассыпавшееся по моей обнажённой коже. Понятно, что дело тут не в моих угловатых прелестях и что, будь я даже Рогнедой в молодости, мужчине трудно устоять перед обнажённой женщиной, и всё же, стыдно признаться, его внимание… льстило. На меня впервые так смотрели. Тесий… да, что-то похожее, но слишком сильно разбавленное почтительностью, а те, что пытались лапать раньше… оказывается, похоть и желание – это совершенно разные вещи. Если первая удовлетворяет только себя, то второе – это нечто, разделённое на двоих. Не знаю, откуда ко мне пришло это знание, только наряду с ним билось и другое: сейчас я стою на тонкой корке льда над просыпающимся вулканом и должна любым способом перехватить контроль над ситуацией.
– Хочу. По всем правилам этикета. А это требует полного облачения. – Не отводя глаз от его лица, я указала подбородком на кучку одежды на лавке. – Сперва брэ.
На последнем слове голос подвёл, сбившись на хрипотцу. Бодуэн не двинулся с места, и сердце у меня заколотилось как сумасшедшее. Похоже, я переоценила свои силы… А потом он молча потянулся к лавке, взял тонкие льняные штаны и опустился наземь, подставляя их. Не знаю, что мне понравилось больше – взгляд снизу вверх или то, что он стоял на коленях. Хотя даже так я была немногим выше него.
Опершись о подставленное плечо, продела сперва один носок, потом второй, и его руки, огладив щиколотки, потянули ткань наверх, дюйм за дюймом прикрывая кожу. Я солгу, если скажу, что он старался избегать прикосновений – напротив, пальцы неотрывно скользили по обнажённым ногам, оставляя за собой дорожку из горячих мурашек, и моё дыхание замирало, когда замирали они.