– Я за него, – хрипло ответил брюнет, разворачивая запястье, и вогнал гвоздь в горло.
Кровать бодро скрипела под поощрительные стоны, которые перешли в истошный визг, когда взгляд девушки упал на дверь.
Спихнув с себя трудящееся тело, она подтянула простынь к груди, в ужасе таращась на зрителя. Любовник замер, как был.
– Он взял меня силой, – неуверенно сообщила Йоса в наступившей тишине, пальчиком указав, кто, вернее, что именно взяло, чтоб уж точно не осталось сомнений.
Уточнение было не лишним: сомнения и впрямь одолевали при виде вмиг опавшего, скукожившегося под обвиняющим перстом и вообще притворяющегося, что его тут нет.
Подумав, добавила:
– Я… я кричала!
Стражник и не пытался отрицать – ещё не отошёл от шока.
– Я слышал ваши крики и поспешил на помощь, – заметил регент, опираясь плечом о косяк.
Наконец опомнился и стражник.
– Пощадите, Ваше Высочество! – бухнулся он на колени. И забормотал – про семерых по лавкам да старуху мать… и что всего раз… и готов кровью смыть… но надеется на…
Это было бы смешно, если б не было так страшно. И если б приключилось не с ней… Да хоть с той же стервой Жанной, что должна была стеречь под дверью, а теперь вот умоляюще смотрит из-за широкого плеча. Всё из-за той дряни, с которой Йоса заключила сделку и которой вечно нет на месте, когда она нужна. А Жанна заснула? Отлучилась куда? Уже неважно… Что Йосе теперь её раскаяние! И пусть не мечтает выйти сухой: уж если на дно, так вместе – потянет её, как сообщницу. Фрейлину не жаль…
Жаль себя. До жути, до злых слёз жаль умирать за это ничтожество на полу! Взяла-то сегодня чисто от скуки… И не так уж он был хорош – стонала больше для порядка. Ни один мужчина не стоит того, чтоб за него умереть.
И Йоса невольно трёт шею, будто к ней уже примиряется сталь, чтоб разлучить голову с телом. Или закопают живьём? Затравят псами? Неизвестно… Точно известно одно: королев казнят за измену.
Ладно бы другой кто, но регент… Если и был в замке тот, кого Йоса опасалась, то именно он стоял сейчас перед ней: всегда-то любезен, на улыбки горазд, да только мутна эта водица… Уж в мужчинах-то Йоса понимает.
– Вон, – оборвал он стражника, не сводя с неё глаз. – Мне нужно поговорить с королевой.
Здоровяк тут же метнулся к двери, забыв про Йосу и про одежду. На полдороге вспомнил – про одежду, – метнулся обратно, передумал, засуетился и, вконец запутавшись, выскочил из комнаты в чём мать родила. На Йосу и не обернулся. А сколько слов-то красивых было сказано между первым и вторым разом!
Регент что-то тихо бросил фрейлине – верно, тоже отослал, – запер дверь и подпёр спиной, скрестив руки на груди. Заговаривать не спешил.
Смотрел.
И под этим затянувшимся взглядом страх сменился растерянностью, а та – надеждой. Йоса знала, о чём думают мужчины, когда на неё смотрят.
И крик сразу не поднял, а значит…
Медленно, боясь дышать, она потянула простынку вниз, обнажив аппетитную грудь.
Потупилась стыдливо.
– Да простит мне Праматерь этот грех: вы всегда нравились мне больше супруга…
Даже душой не кривила – ей всякий нравился больше супруга. Вскинула нерешительный взгляд, стараясь казаться трогательной и невинной. А заодно припомнить, каково это – быть невинной…
Замерла и…
Выдохнула с облегчением, когда он направился в её сторону. А ещё с презрением: все мужчины одинаковы, всем им нужно только одно! И этот не исключение.
Подставила губы, когда навис, прикрыла веки, чувствуя, как по коже скользит рука… пока не дошло, что рука эта подтягивает простынь обратно. И тут же захрипела от стянувшейся удавкой на горле ткани, в испуге глядя в ледяные глаза.
– Я сказал «поговорить».
43
Видать, моя голова не знала о том, что нужна мне свежей с утра. В виски словно ввинчивали две тонкие спицы, а в глаза, которые я сумела открыть, лишь хорошенько проморгавшись, будто насыпали песка.
– Доброе утро.
Случившееся накануне вдруг разом обрушилось на меня. Я дёрнулась и инстинктивно отползла от сидевшего рядом на корточках брата. Тотчас спохватившись, подалась обратно и попыталась принять обычный вид, но Людо уже поджал губы.
– Скоро на мессу, – кинул он мне вместе с плащом, вставая. – Жду тебя снаружи.
Я шевельнулась, морщась от того, как затекло тело. Расправив плохо слушающимися пальцами плащ, укуталась и вышла вслед за братом.
Людо не обернулся на звук – сразу двинулся к паласу. Двор ходил из стороны в сторону, в голове гудело. Я тёрла щеку, разглаживая, и глядела в затылок шедшему впереди брату. Кажется, нужно что-то сказать… вот только на ум, как назло, ничего не шло.
Перед крыльцом Людо остановился и обернулся.
– Поспи ещё часок.
– А ты?
– Я не хочу, – не глядя, ответил он и, не прощаясь, двинулся прочь.
Дотащившись до комнаты, я рухнула на кровать, в объятия тотчас подхватившей дрёмы, которая увлекла меня туда, где не было мыслей и слов и где не нужно было принимать решений…
– Ну, здравствуй, Хамелеонша, – выступил из тьмы памяти Гость, вертя золотой мяч. – Поиграем?
– Что-то вы бледны, – заметила королева, все утро бывшая ко мне непривычно внимательной. А взгляд…
Так полдня глядела кузина Хейла, прежде чем признаться, что сунула мне в медовый флан таракана за то, что я «обсмеяла её при Людо». Громко сказано – обсмеяла. Всего-то заметила, что от её щёк печь можно зажигать, когда он рядом… С каких это пор за правду потчуют тараканами?
И вот уж перед кем ей нужно было каяться, так это перед нашей левреткой, которой я пожертвовала тот флан, как всю зиму жертвовала самые лучшие куски, надеясь, что они помогут ей излечиться.
Но Хейле я об этом, конечно, не сказала. Изобразила жуткие страдания, и та, решив, что я кончаюсь, с рёвом понеслась сознаваться во всём своему отцу. А там и моему. За что и поплатилась двадцатью ударами по пальцам – наказание, которое она приняла со смирением великомученицы и визгами простолюдинки. Им с матерью – моей тёткой, тяжёлой, как все надеялись, моим долгожданным кузеном, – не повезло оказаться в саду, когда на замок напали. До нашей комнаты они так и не добрались…
Я мазнула щёки одолженными королевой румянами и отправилась вместе со всеми на мессу. Там я встала у дверей, выглядывая из-за спин Бланку. Надо бы с ней помириться. Когда после службы та проходила мимо, пристроилась рядом.
– Ваше Высочество…
Она поприветствовала меня холодным кивком, но не остановилась.
Ничтоже сумняшеся, я пошла рядом.
– Вы, верно, считаете меня дурной? Знаете, а я ведь тоже росла без матери…
Бланка замедлила шаг.
– Вы не говорили…
– А Людо без отца.
На сей раз я полностью завладела её вниманием.
– Вам могло бы показаться странным моё поведение, но это только если не знать, что мой брат когда-то был обручён… Он должен был жениться на моей кузине. Увы, она трагически погибла…
Бланка остановилась в нише.
– Он, должно быть, очень горевал? – тихо спросила она.
– О, во всём мире не было человека безутешнее, чем он! – заверила я. – Теперь-то вы понимаете, почему я так волнуюсь за Людо: я просто не хочу, чтоб ему снова разбили сердце, поманив обещанием несбыточного.
– О да, теперь понимаю, – покраснела Бланка. – И… он больше никогда не любил?
Я покачала головой.
– Порода у нас такая, однолюбов. Уж если полюбим кого, то раз и на всю жизнь.
– Я не держу зла, леди Лорелея, – подумав, ответила Бланка. – Мне не так долго осталось тут быть, поэтому не будем вспоминать плохое.
Быстро пожав мне руку, она поспешила туда, где её уже дожидалась Дита, а я задворками отправилась к лекарю, чтоб выяснить, не пришёл ли в себя Тесий.
Секретаря я там уже не застала: старик, качая головой, сообщил, что тот ушёл ещё с час назад. Уже не так плохо: ушёл же – не уполз.
В обед фрейлины во главе с королевой выбрались в сад. Та весь день давала мне лёгкие задания. Вот и на сей раз, перед тем как удалиться, велела собрать цветов.
Выполнив наказ, я уже собиралась двинуться обратно в замок, как вдруг на соседней дорожке послышались торопливые шаги и из-за поворота вышел Тесий. На скуле виднелся свежий порез – след от меча Людо. Он на миг замер, а потом, слегка принуждённо улыбнувшись, двинулся навстречу:
– Миледи, рад встрече.
– Как вы, лорд Авен?
В ответ он помахал перевязанной рукой.
– Вот так. Тоже вышел прогуляться. Не составите мне компанию?
– Я уже собиралась уходить…
– Совсем немного, прошу вас.
– Хорошо, но только недолго.
Мы молча двинулись к центральной площадке. Когда почти дошли до фонтана, он вдруг повернулся, выпалив:
– Простите, я солгал.
– Вы не рады меня видеть?
– Солгал в том, что встретил вас случайно. По правде сказать, мне сообщили, где вы, и я надеялся застать вас тут одну.
– Зачем?
– Хотел поговорить о… об одном деле, – замялся он, разглядывая цветы в моих руках. – Не о вчерашнем. Видите ли, в замок скоро должен приехать мой отец. Я писал ему, и он выслал мне одну вещь… То есть, как вы знаете, мы с ним давно в ссоре, но теперь он прибудет, чтобы мы могли помириться. Тогда же, надеюсь, окончательно прояснится моя будущность…
Внезапно я поняла, что он собирается сказать.
– Извините, мне пора.
– Нет, постойте, – схватил он меня за локоть. – Вы должны меня выслушать.
Я резко высвободилась.
– Я вам ничего не должна! У меня нет ни времени, ни желания вас слушать.
– Вам придётся, а иначе я буду преследовать вас до тех пор, пока не найдёте время.
Кинув взгляд на окна замка, я коротко кивнула.
– Будь по-вашему, только давайте отойдём к скамейкам.
Когда мы укрылись под сенью деревьев, я повернулась к нему.
– Говорите.
Тесий растерялся.
– Я… столько раз репетировал эту речь, и вот теперь смотрю на вас и не помню ни слова. – Он вымученно улыбнулся, но я не улыбнулась в ответ, не