– Кто она? – спросил доверенный.
Бодуэн посмотрел на девушку, которую какой-то юнец едва ли не за талию поддерживал в танце. Перевитая серебряным шнуром коса била по спине.
– Одна из фрейлин королевы.
– Хороша. Не возражаешь, если возьму себе?
– Отчего же. Веселись.
Посол сделал знак служке, чтобы тот принёс второй кубок.
– А хотя знаешь… – Бодуэн проследил за тем, как девушка смеётся чему-то, что только что сказал ей чуть ли не на ухо мальчишка. – Вообще-то возражаю.
– Отчего же? – удивился посол.
– Она моя новая фаворитка.
Отставив кубок и не взглянув на посла, Бодуэн двинулся к паре.
Я удивлённо обернулась, когда меня схватили за локоть.
– Идём.
Взглянув на растерянно замершего оруженосца, я была вынуждена пойти туда, куда меня тянула рука.
– Куда мы идём? – спросила я, когда Бодуэн вывел – едва ли не выволок, – меня в коридор.
Он молча втолкнул меня в какую-то дверь.
Не успеваю я обернуться, чтоб спросить, что всё это значит, как оказываюсь впечатанной спиной в стену, а в следующий миг мы уже целуемся. Дико. Болезненно. Восхитительно. Вдавливаясь губами, зубами, языками. Так, словно боремся за последний глоток воздуха. В голове шумит, перед глазами взрываются красные круги, а пальцы, судорожно срываясь, цепляясь за завязки, стаскивают с его бёдер штаны, пока он так же нетерпеливо, но куда более умело задирает мой подол и подхватывает под ягодицы.
Первый толчок выплёскивает из меня скопившееся напряжение и, не в силах сдержаться, я кричу ему в рот и содрогаюсь от возбуждения, услышав ответный стон. Кусаю и тут же зализываю ему губы, трусь языком о его горячий язык, желая лишь одного: чтоб рука в моих волосах держала ещё крепче, чтоб тела соединялись ещё яростнее. Дыхание оглушает, мир оглушает, темнота оглушает.
– Ещё, ещё, – как в бреду, твержу я, кажется, позабыв все слова, кроме этого.
Когда туман немного рассеялся и мы успокоились, я оглянулась и вздрогнула, осознав, где нахожусь – в трофейной.
– Это всего лишь комната, – прошептал он.
Позже мы лежали обнажённые на шкурах возле камина. Он – закинув руки за голову, я – поперёк, устроив затылок ему на живот. Оба смотрели наверх. Интересно, что же он там такого видел, кроме этих балок?
– Я в раю, – сказала я.
– Да? – чуть приподнялся он.
– Да… только это чёрный рай.
Он мягко потянул за волосы, и я перебралась к нему на плечо. Тут в углу что-то зашуршало, и я вздрогнула, увидев там тень. Это оказалась собака.
– Что с тобой? – удивился Бодуэн, когда я уткнулась ему в плечо.
– Она видела, чем мы занимались, – срывающимся шёпотом произнесла я.
Плечо вдруг затряслось, и, подняв голову, я обнаружила, что он смеётся.
– Это не смешно! – пихнула я его, но уже и сама не могла удержаться от смеха.
– Совсем нет, – ответил он и тут же сотрясся в новом приступе.
– Ты хоть мгновение можешь побыть серьёзным?
– Но сейчас мне меньше всего хочется быть серьёзным! – возразил он.
– Откуда это? – Я провела пальцами по трём глубоким бороздкам, спускавшимся по его плечу и пересекавшим живот до самого паха.
– А… это – медведь подрал.
– Удивительно, как ты жив остался. Как это случилось?
– Не помню, пьяный был…
– Ну не дурак, а? Мог же насмерть. И кого бы я тогда сейчас целовала?
Бодуэн усмехнулся.
– Уж кого-нибудь бы нашла.
Я серьёзно на него посмотрела:
– Это вряд ли. И что с тем медведем стало?
Поискав глазами, Бодуэн указал на стену, откуда скалилась свирепая морда.
– Вон.
– Мою голову тоже туда повесишь?
– Жалко, – вздохнул он.
– Меня?
– Волосы. Отрезать же придётся, чтоб не путались.
Зарывшись носом в мои распустившиеся волосы, он поцеловал в шею.
– А это откуда? – он взял мою руку и прихватил губами сгиб пальца – того самого, однажды ломанного и криво сросшегося. – Помню, давнишнее…
– Подкова упала, – отдёрнула пальцы я.
– Правда? – приподнял брови он.
Я вздохнула.
– Нет. Сама я… подковой.
– Вот это уже больше похоже на правду.
Я приподнялась на локте.
– Говорят, ты в четырнадцать лет поднял целое стадо быков. Это правда?
– Неправда. – Бодуэн сделал паузу. – Мне было десять. А каким был твой первый раз?
Я задумалась.
Нянюшка вышивает, щурясь в сгущающихся сумерках. Мы одни в спальне – Хейла с кормилицей куда-то ушли. Внезапно, ойкнув, она отдёргивает руку, в которую только что по ошибке вошла игла.
– Дай помогу, – тяну я её палец в рот.
А пару мгновений спустя её лицо искажается от крика. Я подношу к глазам руки. Они теперь в узловатых венах, с такой же подагрической шишкой, как у неё. С лицом и со всем телом тоже что-то не так. Продолжая визжать, нянюшка бросает шитьё и выбегает из комнаты – наверняка жаловаться отцу.
– В семь с половиной? – приподнял брови Бодуэн. – Я о таком и не слыхал.
Я скользнула взглядом по его телу.
– Да и ты не похож на то, что о тебе говорят.
– А что обо мне говорят? – заинтересовался он.
– Что ты хром и горбат.
– Так, может, я такой и есть, и специально навёл морок на деву, чтобы соблазнить?
– А ещё говорят, что ты убил брата, чтобы самому сесть на трон. Хотел также извести и Годфрика, но он чудом спасся. – Бодуэн ничего не ответил, и я добавила: – Это правда?
Мою голову потянули: его пальцы неумело перехлёстывали пряди, складывая их обратно в косу.
– Что ты делаешь?
– Плету косу, – ответил он, сосредоточенно продолжая своё занятие. – Косы – это красиво. Тем более на таких волосах.
– А… я подумала, что ты их просто ещё больше запутываешь.
– Как тебе? – помахал он результатом.
– Ты точно раньше видел косы?
– Неблагодарная. – Мои запястья тут же оказались пригвождены к полу, а в полудюйме от губ замерли его губы, дразня и уклоняясь, когда я тянулась к ним.
– Запутывал, значит? – мстительно прищурился он, и я едва не застонала от досады, когда в очередной раз поймала лишь воздух вместо губ, жар которых опалял обманчивой близостью, но упорно ускользал.
– Вообще-то хорошая коса, – пробормотала я, следуя за его ртом и снова промахиваясь, натыкаясь то на подбородок, то на шею.
– Всего лишь хорошая? – Меня оттянули назад за затылок.
В глазах напротив плясали насмешка и пламя камина.
– Прекрасная… – хрипло выдохнула я, извиваясь под ним и не сводя глаз с его губ, – замечательная, восхитительная… самая лучшая коса на свете!
И в награду получила тот самый поцелуй, от которого огонь, казалось, перетёк из него в меня, расплавив реальность. Заставив умирать и возрождаться в этом поцелуе.
– Я ошибалась, – прошептала я. – Ты пахнешь не дымом, а огнём.
– Разве огонь чем-то пахнет?
– Да, он пахнет тобой…
Вернувшись в комнату, я вытянулась на постели. Уже начала было соскальзывать в дрёму, как вдруг совсем близко раздалось:
– Лара!
Вздрогнув, я села на постели. Сообразив, что крик доносится со двора, приблизилась к окну. Уже спустились сумерки, и сперва я никого не видела, а потом заметила две маленькие тени у земли. Свет от факела прошедшего мимо стражника высветил мальчика и девочку. Наверное, дети кого-то из гостей. Они отбирали пёстрые камни, выкладывая их в ряд и споря о том, какой положить следующим.
Прижавшись лбом к холодному камню, я прикрыла глаза.
– Что ты делаешь?
Я поднимаю глаза на пухлощёкую девочку с двумя завёрнутыми вокруг ушей тёмными косичками и едва сдерживаюсь, чтоб не покривиться. Неужели нельзя не таскаться за нами всё время?
– Мы с Людо решили устроить пикник, – натягиваю улыбку я.
– Правда? А можно с вами?
– Конечно. Только мы будем соревноваться, кто съест больше ящериц и червяков.
Лицо Хейлы вздрагивает от отвращения.
– Но смотри: если ты победишь меня, потом тебе придётся соревноваться с Людо.
Вдалеке показывается знакомая фигура.
– Эй, Лора! – машет ведёрком Людо. Штаны брата закатаны, волосы лезут в глаза, развеваясь по ветру. – Смотри, сколько я нам нарыл. Привет, Хейла, – добавляет он, останавливаясь рядом.
Рот той искривляется гусеницей.
– Дурак! – ревёт она. – Сам ешь своих червяков!
И, развернувшись, бросается обратно в замок.
– Сама дура! – опомнившись, кричит он ей вслед. Повернувшись ко мне, кивает ей вслед. – Опять ты что-то ей наплела?
– Ну, если ты съешь этих червей, то нет…
Позже мы с Хейлой стоим перед моим отцом.
– Ябеда, – тайком щиплю её я.
– Врушка, – не остаётся в долгу она.
– Молчать! – прерывает нас голос – уже её отца.
Отойдя от окна, я снова легла на постель, отодвинувшись от той половины, где обычно спал Людо. Потом встала, вызвала служанку и велела принести ещё вина. Выпив весь кубок, провалилась в сон, действительно уже неспособная думать ни о чём.
47
Я сосредоточенно смотрела на проём, всякий раз замирая при звуке приближающихся голосов и прячась, когда это оказывался не тот, кого я ждала. Беззаботно переговариваясь, гости покидали трапезную, чтобы предаться одному из развлечений – послушать менестреля, осипшего после пира, на котором его требовали снова и снова, перекинуться в карты или покормить специально привезённых из герцинских лесов эрциний, чьи перья сияли даже днём, хотя и не так ярко, как ночью, когда они испускают свечение.
Наконец мелькнули и знакомые одежды. На удивление, он был один. Я бросилась вперёд.
– Что ты… – начал было Бодуэн.
Я прижала его к стене, прильнув губами.
– У меня сейчас Совет, – выдохнул он между поцелуями.
– Я быстро… мы быстро, – пробормотала я, лихорадочно запуская руку ему под одежду.