Тогда, быстро сунув ноги в туфли, потянулась к платью. Впервые в жизни она одевалась сама и с непривычки путалась в том, как это надо делать.
На пороге, помедлив, обернулась. Компаньонка лежала, окутанная сонно-дымными кольцами принесённого и заговорённого от укуса престера, надёжно убаюканная до самого утра.
– Прости, Дита, – прошептала она и выскользнула за дверь.
Позади раздался шорох.
– Вы пришли, – глупо выдохнула Бланка. Конечно, пришёл, он ведь сам и позвал!
Оруженосец едва взглянул на неё.
– Идём.
Бланка шла, не решаясь нарушить тишину, равно как посмотреть на того, кто вёл её молча и глядя только перед собой. Если бы он что-то сказал, развеял сомнения, ей стало бы легче.
Ну, не глупая ли она? Ведь её мечта сбывалась прямо сейчас.
Она невольно остановилась.
– В чём дело? – обернулся он.
– Думаю, мне лучше вернуться, – запинаясь, произнесла она. – Я не должна была приходить.
– Конечно, я кликну стражника, чтобы вас проводил. Только тогда все узнают, что вы были тут.
От мысли, что её обнаружат здесь в такой час с посторонним мужчиной, мир качнулся перед глазами.
Бланка чуть мотнула головой, и он, взяв её за руку, продолжил путь.
– Знаете, – дрожащим голосом начала она, – давеча фрейлины читали роман. В нём двое влюблённых, будучи разлучёнными злым роком, исчахли в один день. На их могилах выросли роза и тёмно-красный шиповник, сплетясь и соединив их – уже навек.
Её слова повисли в тишине.
Они подошли к стене, и оруженосец потянул её к нише, обычно служившей комнатой для стражников. Сейчас её хозяева были на дежурстве. Оказавшись внутри, Бланка растерянно огляделась. Здесь помещался лишь стол да узкое, покрытое соломой спальное место. Наверху было такое же, к которому вела лестница.
Когда оруженосец повернулся к ней, ей вдруг отчаянно захотелось оказаться где угодно, только не здесь.
Бланка попятилась.
– В чём дело? – нахмурился юноша. – Разве вы не питаете ко мне чувств?
– Питаю, – растерялась она.
– Так докажите, – потребовал он, увлекая её на солому.
Бланка думала, что всё будет совсем не так: что они пройдутся по саду, и он, быть может, скажет что-нибудь о том, как она прекрасна, и что он умрёт от тоски вдали от неё, а она помучит его, решая, подарить ли поцелуй. А вместо этого в спину упирались доски, и всё было как-то гадко и странно…
– Тише, – накрыла рот ладонь, когда она вскрикнула.
Бланка потянулась к его губам, но он уклонился.
Наконец всё закончилось, и он встал. Бланка оправила одежду и неуверенно посмотрела на него.
– Идёмте, я вас провожу, – не глядя произнёс он, отдёргивая занавеску.
– Куда же она запропастилась?
Бодуэн торопливо расхаживал по комнате, шаря на полках и что-то ища к заседанию Совета. Быстро запустив руку в миску, я направилась к выходу.
– Постой, – обернулся он. – Что это у тебя в руке?
– Ничего, – угрюмо отвела глаза я и хотела было продолжить путь, но он уже догнал и развернул меня за плечо.
– Покажи. Это ты взяла печать?
– Не брала я твою печать…
Схватив за руку, он принялся с силой разжимать пальцы, которые я, извиваясь, пыталась отстоять. Разогнув последний, помолчал и отступил.
– Извини.
Я тоже опустила взгляд на свою дрожащую ладонь. На ней лежало три крупных чёрных финика, которые я думала тайком оставить в стойле Торфа.
– У нас дома такие… и я хотела…
Разозлившись на то, как прерывисто звучит голос, я швырнула их на пол.
– Да подавись ты своими финиками! А печать твоя в конторке – а то бросаешь где попало.
Дёрнулась было к выходу, но Бодуэн обхватил меня за плечи и прижал голову к своей груди.
– Прости, – повторил он.
Дни потекли странно. Раз за разом я по многолетней привычке просыпалась утром с мыслью о Цели, которая рассыпалась, стоило мне открыть глаза. И точно так же каждое утро я обещала себе, что приму какое-то решение и прекращу встречи с Бодуэном, но как-то так выходило, что то он, то я оказывались рядом, и весь остальной мир пропадал. Это было удобно – ни о чём не думать, чувствуя лишь его губы. Я не заметила, как вскоре даже дышать без него стало больно. Казалось, я оживаю, только когда он со мной или во мне, когда трогаю его, пропускаю сквозь пальцы золотые пряди и прижимаюсь к сильному телу.
Талисман-покровитель я закопала в саду. Я больше не чувствовала права ни носить его, ни даже касаться. Да и не видела больше в нём смысла. Покровитель рода Морхольт убит по приказу Бодуэна, но из-за моей ошибки, и теперь это лишь кусок металла, напоминающий о том, что я потеряла и предала.
Спасением было забвение в башне.
– А что ты имел в виду, когда сказал, что доверенный особенно огорчился из-за моего отсутствия?
– Ничего конкретно, просто к слову пришлось, – пожал плечом Бодуэн, поигрывая моими волосами.
– Пришлось к слову обсуждать меня с другим мужчиной?
Он поморщился.
– Это преувеличение. Но разве плохо, что ты интересна и другим?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что не собираться замуж, как ты однажды заявила, это глупо.
Я неверяще уставилась на него.
– Нет, конечно, я не про доверенного, но среди лордов есть вполне достойные кандидаты в мужья, и тогда ты смогла бы спокойно остаться при дворе. Представь, например, что к главе иностранной делегации, от которого зависят важные переговоры, явилась бы вдруг горячо любимая супруга или сестра и склонила его в нашу пользу…
До меня наконец дошло.
Отшвырнув одеяло, я выпрямилась на постели.
– Я не хочу замуж за какого-то рогоносца только ради того, чтоб ты мог держать меня на коротком поводке!
– Тогда выходи за меня, – буднично предложил он.
– Что? – оглушённо переспросила я.
– Выходи за меня, и, обещаю, у тебя не останется сил наставлять мне рога.
– Не шути так.
– Я не шучу. Так это значит «да»?
– Но ты… голый! И я тоже голая.
– Где-то есть закон, запрещающий делать предложение в голом виде? Или мне встать на колени?
– Это будет ещё более глупо… – пробормотала я.
– Более глупо, чем что?
– Чем наша свадьба.
– Не глупо, а неприлично, – поправил он, притягивая меня к себе. – Люди станут шептаться: «Как неприлично, ведь он гораздо старше…»
– А она так юна и прекрасна!
– Но он, кстати, тоже вполне ещё ничего. Принц к тому же. И неприлично быть настолько счастливыми…
– Проводить друг с другом ночи и дни… По желанию, а не по долгу, и так, как это делаем мы.
– Забыть прошлое. А нам будет плевать на их мнение, – прошептал он мне на ухо.
В горле сжалось.
– Прекрати, – отстранилась я.
– Что именно?
– Это. Ты ведь понимаешь, что это невозможно.
– Почему невозможно?
– Сам знаешь. – Окончательно придя в себя, я добавила намеренно грубо: – И не хватит ли уже разговоров? Разве Его Высочество не хочет ещё разок хорошенько меня отыметь?
– Нет.
– Нет?
– Нет. – Он серьёзно на меня посмотрел. – Я хочу заняться с тобой любовью.
48
В дверь постучали, и я в панике вскочила. Заметалась туда-сюда, не зная, то ли собирать разбросанную одежду, то ли прятаться. Выбрала второе и заметалась уже в поисках укрытия.
– Можешь забраться под кровать, – посоветовали с постели, – она для этого достаточно высока.
Я обернулась.
Бодуэн лежал, закинув одну руку за голову и не изменив положения ни на дюйм. Хоть бы прикрылся, бесстыдник! Или он всегда в таком виде служанок принимает?!
Я в досаде замерла, осознав, как глупо сейчас выглядела.
– Если твои слуги привыкли к голым девицам у тебя в постели, то я, знаешь ли, не хочу быть одной из таких девиц, – ядовито бросила я ему вместе со штанами.
Поймав их на лету, он лениво крикнул в сторону уже открывающейся двери:
– Подожди снаружи, я сейчас выйду.
Дверь послушно притворили. Я чуть не задохнулась.
– А сразу нельзя было это приказать?!
– Зачем? Такие виды открывались.
Когда он вышел, я быстро натянула платье и села на краю постели, сжав кулаки на коленях.
Долго ждать не пришлось.
– Можешь проходить, – позвал Бодуэн.
Он сидел за столом, по-прежнему в одних штанах. Надеюсь, завтрак принёс всё-таки слуга, а не служанка.
– Позавтракаешь со мной? – указал он на поднос, где стояла миска с фруктами, хлеб и наломанный кусками сыр.
– Мне пора. – Я направилась к двери, но он перехватил меня за талию и потянул назад, усаживая к себе на колени.
– Это не займёт много времени.
Пододвинув миску и придирчиво покопавшись внутри, он извлёк налитую сливу с сизой, словно бархатистой кожицей, под которой дрожал сок.
– Закрой глаза, открой рот.
– А ты точно сливу туда засунешь? – уточнила я, прикрыв глаза, и тут же снова открыла один.
Он рассмеялся.
– Не подглядывай.
Со вздохом подчинившись, я раскусила спелую сладкую мякоть, за которой слышалось его дыхание. Какое-то время мы боролись за плод, а потом его рот накрыл мой. Его губы были горячие и жадные, и пахли сливой.
Он встал, прямо со мной на руках, и опустил спиной на стол. И всё, о чём я могла думать, пока его рот скользил вдоль моей шеи к груди, – это как поскорее развязать дурацкие завязки на дурацких штанах, которые зачем-то велела ему надеть.
– Так и знала, что с этой сливой какой-нибудь подвох выйдет, – прошептала я, прежде чем окончательно раствориться в алом жаре.
За руку дёрнули, утащив в кусты.
– Т-ш-ш, ты похищена, – прижались ко мне губы.
В спину ткнулась жёсткая кора.
Я лихорадочно цеплялась за его лицо, одежду, отвечая на каждый поцелуй, забыв про фрейлин и королеву, за которыми я только что шла из сада. Казалось, мы не виделись несколько дней, а не часов.