– А как же твой Совет?
– Сбежал с него пораньше, – произнёс Бодуэн, сдирая с меня шаль, следом кинул свой плащ и увлёк меня на него. – Пусть разбираются сами.
Немного погодя, когда мы оба снова пришли в себя, Бодуэн отстранился и принялся вытаскивать листики из моих волос.
– Оригинальней гребней и филлетов.
Неподалёку вдруг хрустнула ветка, и я, вздрогнув, повернулась на звук.
– Просто кто-то из зверей, – успокоил он и, взяв меня за руку, потянул за собой, раздвигая ветви. – Идём, хочу кое-что тебе показать.
Последовав за ним, я оказалась на краю миниатюрного озера. В воде отражалось розовое с пёрышками золотых облаков небо, тут и там лопались пузырьки. И такие же пышные розовые цветы, похожие на пионы, покачивались на его поверхности и обрамляли берег.
Бодуэн, раскинув руки, упал спиной в воду прямо в рубахе.
– Присоединишься?
– Неа, – сморщила нос я. – Не люблю плавать.
Не стала уточнять, что и не умею.
Попробовав носком воду, я с удивлением отдёрнула ногу.
– Тёплая…
– Здесь бьют источники, – подтвердил он, подплывая. Одной рукой уцепившись за берег, второй он потянул меня к себе.
– Плавать необязательно. Просто побудь тут со мной.
Вздохнув, я сделала шаг в воду, чувствуя, как меня обволакивает тёплая влага.
Лёжа у него на груди, я смотрела, как нагретый за день шар медленно опускается за горизонт, и лениво думала о том, как не хочется вставать в холодный воздух.
– Ты весь в золоте.
– Я же принц, – серьёзно ответил он.
– Ты богат?
– Не настолько, чтобы принимать золотые ванны. Хорошо, что тут это бесплатно.
– Говорят, вода, в которую посмотрится солнце, становится волшебной.
Он чуть напрягся.
– Кто такое сказал?
«Бланка», – чуть не сорвалось с языка.
– Одна из фрейлин, – пожала плечами я и проткнула пальцем очередной набухший на поверхности пузырь. – А она может остыть?
– Надеюсь, нет, – произнёс он, закрепляя мне в волосах водоросль на манер ленты. – Не люблю, когда девушки ко мне остывают. А это подарок, чтобы чем-то её обязать.
Фыркнув, я отомстила ему, воткнув за ухо пышный розовый цветок.
– Говорят, все фрейлины королевы в тебя влюблены.
Он ничего не ответил, и я повернулась к нему. Бодуэн лежал с прикрытыми глазами.
– Чему это ты улыбаешься? – возмутилась я, пихнув его локтем.
– Завидую себе тому.
Я не могла оторвать взгляд от лица, покрытого блестящими капельками влаги.
– Скоро дыру просмотришь, – не размыкая век, произнёс он.
– Вот ещё! И вовсе я не на тебя смотрела. И… и вообще, откуда ты знаешь?
– Ты, когда делаешь это, дышать перестаёшь.
Я посмотрела на солнце. Если б можно было его остановить и до конца жизни не вылезать из этой воды…
Бодуэн шёл, закинув плащ за спину и держа в другой руке сапоги.
– Принимали ванну?
– Можно и так сказать, – усмехнулся он, останавливаясь рядом с мужчиной, в руках которого ловко мелькал нож. Из куска дерева уже проступала морда. – Это волк?
– Да, у моего брата был такой же. – Альбрехт повертел поделку и сдул стружку. Рядом копошился светловолосый карапуз. – Только настоящий, и не волк, а волчица.
– Не знал, что у тебя есть брат, – удивился Бодуэн, поставив одну ногу на бревно и опёршись о колено скрещёнными руками.
– Его уже давно и нет. Как-то раз он принёс из леса волчицу, родителей которой убил на охоте. Она была ещё совсем крохой, и Элберт решил вырастить её сам. Волчица очень к нему привязалась, везде следовала по пятам, заглядывая в глаза. Преданней животного вам было не сыскать. Да и сам он очень к ней прикипел, даже на охоту брал…
– И вот одна-а-ажды, – закатил глаза Бодуэн.
– И вот однажды, – невозмутимо продолжил Альбрехт, придирчиво осматривая игрушку, к которой уже тянул руки правнук, – его нашли утром на конюшне в луже крови и с разорванным горлом, а волчицы и след простыл. Мы всюду её искали, да так и не нашли – сбежала в лес и больше о ней не слыхали. – Он вручил мальчику готовую поделку.
– Не волнуйся, Альбрехт, – усмехнулся Бодуэн, снимая ногу с бревна. – Я умею обращаться с волками.
– Мой брат так же говорил, – раздалось вслед.
Я зашла в комнату, потирая натёртые колени, и едва не поперхнулась.
– Болят? – поинтересовался Людо, не поднимая глаз. Он сидел у стены, опустив голову на грудь.
– Да, знаешь, я так… глупо поскользнулась и упала, – залепетала я. – Неудачно упала и… – Я осеклась, чувствуя, что больше не могу выдавить ни звука.
Он вскинул воспалённый взгляд.
– Продолжай, Лора. Ты поскользнулась и упала. Неудачно – под регента. И всю прогулку в саду пыталась из-под него выбраться. Давай, скажи это, я же всему поверю…
В памяти всплыла хрустнувшая ветка. Знает. Он всё знает.
– Людо… я…
– Как ты могла? – перебил он, без злости или осуждения, а так, будто действительно пытался понять то, что не умещалось в его картину мира. – Просто… как ты могла?
Воображая в кошмарах этот момент, я представляла, что Людо будет в ярости, станет браниться, обзовёт меня, как я того заслуживаю, быть может, ударит. А у него был ступор – как у человека, которому вдруг объявили, что солнце больше не будет вставать по утрам. И вообще больше не будет вставать. Как оправдаться? Как объяснить ему то, что я не могу объяснить даже себе?
Я вдруг заметила на полу у его ног рыжий мех. Вульпис лежал с закрытыми глазами и, кажется, не дышал.
– Хруст! – рванулась я к нему. – Что ты с ним сделал?!
– Всего лишь дал твою лилию, – кивнул Людо на лежащий рядом раскрытый молитвенник, меж страниц которого я когда-то заложила подарок Тесия. – Оказывается, вульписы их не переносят. Они для них как отрава.
Склонившись над Хрустом, я с облегчением поняла, что он дышит. Едва слышно, но дышит.
Людо поднялся.
– Людо, послушай… – я тоже встала. – Ты должен меня выслушать, ты непременно должен меня выслушать… – начала делать я к нему шаги, протягивая руки.
– Не трогай меня, – невнятно пробормотал он, пятясь, а потом рявкнул: – Не трогай! Ты что, не понимаешь? Мне теперь противно, когда ты до меня дотрагиваешься!
– Ты должен меня простить, – твердила я. – Ты непременно должен меня простить! Если ты меня не простишь, я умру, слышишь? Я умру, если ты меня не простишь! Да лучше б я умерла в том пожаре!
– Да, Лора, – сказал он с пустым взглядом. – Лучше б ты умерла. – И, рванув дверь, выбежал наружу.
Я хотела последовать за ним, но впереди вдруг образовался провал, а стены начали трястись. И как предметы не слетели с мест? Землетрясение! В замке землетрясение! Почему никто, кроме меня, не чувствует, как рушится мир?
Живот пронзила дикая боль, и я упала, свернувшись на полу. Зубы стучали, и все, что я могла видеть, это взгляд Людо в последний момент.
Когда мир перестал качаться, я подползла к вульпису. Разжав ему зубы, влила воды из кувшина, смешанной с мылом. Несколько раз издав давящийся звук, он встряхнул головой и открыл глаза. Устало прикрыв свои, я провалилась в небытие.
– Людо, ты для меня всё сделаешь?
– Ну?
– Прямо всё-всё?
– А что?
– Нет, ты сперва ответь!
– Ну, смотря что: ногти, например, за тебя грызть не стану. И бросай ты уже это дело, а…
Я возмущённо выдёргиваю палец изо рта.
– Я серьёзно!
– И я серьёзно.
– А я бы для тебя всё-всё сделала, без вопросов и раздумий! Не веришь? Ну вот проверь меня! – Я сажусь, толкаю его, лениво растянувшегося на траве с головой, откинутой мне на колени. – Попроси что-нибудь! – требую я.
Он неохотно приподнимается, приглаживает всей ладонью разметавшиеся от ветра волосы, оглядывается, словно в поисках подсказки. Потом на губах проступает улыбка. Он искоса смотрит на меня.
– Всё-всё, значит? – Один уголок губ поднимается выше, превращая улыбку в ухмылку.
– Нет! – вздрагиваю я, выслушав его.
– Но ты обещала.
– Но я же тогда не знала, о чём ты попросишь!
– Ты сказала, что выполнишь всё без раздумий и вопросов.
– Я думала ты попросишь что-то другое. Что-то… настоящее и великое!
Он приподнимает брови.
– «Всё-всё», – напоминает. И я с раздражённым вздохом отталкиваю его, иду к собирающей цветочки Хейле.
– Эй, Хейла! – Она оборачивается, закрываясь ладонью от солнца и прижимая ромашки к груди. В глазах и даже в пухлых щеках – насторожённость.
– Чего тебе?
– Ничего особенного… – я хватаю её за плечи, – просто хотела сказать, что ты самая умная и красивая девочка на свете, которая не достаёт своего брата дурацкими вопросами! – И целую поочерёдно в каждую щёку.
Она пытается вырваться. Наконец, когда отпускаю, отскакивает, брезгливо отирая лицо.
– Фу, гадость!
– Вот-вот, – мрачно соглашаюсь я и, вместо того чтобы вернуться к покатывающемуся со смеху Людо, удаляюсь в замок царственной походкой.
Той же ночью я просыпаюсь от ударившего в глаза света. Над свечой маячит лицо Людо.
– Что ты здесь делаешь? – сонно шепчу я, оглядываясь на спящих Хейлу и няню с кормилицей.
– Пришёл сказать, что я тоже для тебя всё сделаю, без вопросов и раздумий, – шепчет он в ответ.
– Поклянись!
– Клянусь своей жизнью!
– Нет. Поклянись моей.
Он выполняет, и я тяну его руку на себя. Людо лишь судорожно выдыхает, когда я обжигаю её над пламенем. В ореоле свечи его лицо бронзовое, а глаза влажно-чёрные. Потом точно так же обжигаю и свою руку, скрепляя нашу клятву и смаргивая слёзы боли.
– Отныне, если у меня возникнет в тебе нужда, то я пошлю тебе свою прядь. И ты явишься, мой рыцарь!
– А как я узнаю, что она от тебя?