— Здесь живет староста с семьей, — пояснил Альбрехт.
Когда мы пересекали двор под настороженное кудахтанье куриц и блеяние невидимых коз, из конуры выбежал лохматый пес, размерами и размазанными по белой шкуре черными пятнами напоминающий теленка, и залился оглушительным лаем. Разбуженная Зои, потерев глаза, присоединила к нему всю мощь своих легких. Дверь немедленно распахнулась, и на пороге показалась девушка примерно моих лет в простой суконной котте, с подоткнутым подолом и заплетенными в косичку волосами. Она обежала нас любопытным взглядом, радостно улыбнулась Бодуэну и, отвернувшись в дом, прокричала:
— Мама, мама, там господа приехали! Милорд приехал!
Последнее её особенно радовало. Пока Бодуэн поднимался по ступеням, она не переставала широко улыбаться и лукаво глянула из-под ресниц, когда он потрепал её по подбородку.
— Здравствуй, Раэли.
Из-за её спины уже выглядывали трое младших: два брата лет шести-семи и жующая кулак девочка лет трех. Хозяйка, та самая мама, стряхнула ладони от муки и подхватила младшую дочь на руки.
— Что же ты гостей на пороге держишь, — упрекнула она девушку и уже тише добавила. — А ну, брысь с глаз долой!
Раэли с сожалением скрылась где-то в глубине. Было видно, что, в отличие от дочери, старшую женщину приезд гостей не порадовал, но держалась она почтительно и поприветствовала каждого.
— Муж дома, Йоханна? — поинтересовался Бодуэн, перешагивая порог и оглядываясь.
Первый этаж состоял из одной большой комнаты, беспорядочно заставленной предметами обихода. В очаге на тагане булькал пузатый горшок, выше на выступающих вперед стойках помещалось уже готовое блюдо, предохраненное от остывания, с потолка свисал упрятанный подальше от кошачьих когтей окорок и желтая головка сыра; потревоженная плечом Пэтра, она теперь заманчиво поворачивалась то одним, то другим бочком. К очагу жались лавки, а на другом конце комнаты помещалась лохань для стирки, широкая кадка для купания детей и прялка — похоже, наше появление прервало работу старшей девушки.
— Пошел проверить силки перед грозой, скоро будет, милорд. А вы как на сей раз, с ночевкой али проездом?
«Проездом» она особенно выделила.
— Рассчитывал на второе, но сама видишь, что творится на улице. — Снаружи громыхнуло в подкрепление слов. — Боюсь, нам придется злоупотребить вашим с Ги гостеприимством.
— Какие уж тут зло-у-пот-ре-бле-ния, — с запинкой выговорила она трудное слово и резким жестом пригласила всех располагаться удобнее. — Обед почти готов.
— Отлично, тогда позаботься о моих спутниках: Альбрехта и Пэтра ты уже знаешь, а это леди Лорелея и врученная её попечению малышка, Зои. Я вернусь позже.
— А куда вы? — высунула нос Раэли, игнорируя многозначительный кулак матери.
— У меня есть одно дело в горах, — улыбнулся девушке Бодуэн.
— Как?! Разве мы не пойдем с вами к Камню? — вырвалось у меня.
— Нет, вы, миледи, останетесь здесь, чтобы смотреть за ребенком, а Альбрехт и Пэтр составят вам компанию и помогут Йоханне по хозяйству, если потребуется.
— Я могу оставить ребенка здесь! — горячо возразила я, но под возмущенным взглядом Йоханны стиснула зубы и добавила: — Нельзя же вам одному, вдруг что-нибудь случится.
— Ценю вашу заботу, — усмехнулся Бодуэн. — Если к ночи не вернусь, наутро заберете мое окоченевшее тело. Кирк укажет место.
— Ерунду не болтайте! — Раэли выбежала вперед, на ходу сдергивая с волос красный шнурок, схватила Бодуэна за руку и повязала ему вокруг запястья. — Вот, теперь точно не пропадете, — радостно сообщила она, запрокинув лицо со смешливыми глазами.
У любой другой это вышло бы безобразной дерзостью, но есть люди, бабочками порхающие по жизни и распространяющие вокруг себя лучи жизнелюбия, им все прощается, и окружающие улыбаются в ответ. Никогда к таким не относилась, поэтому продолжала угрюмо качать Зои, кипя от гнева.
Значит вся дорога, все неудобства и лишения были ради того, чтобы подождать Бодуэна в этой лачуге?! Надеюсь, его придавит валуном потяжелее.
— Вы ведь хотели проверить Зои у Камня, — привела я последний аргумент.
— Проверить? — сразу насторожилась Йоханна, загородив руками младших детей, как наседка цыплят. — Младенец хворый?
— Ничего такого, просто особенность, которая никому не передастся, — успокоил её Бодуэн и, повернувшись ко мне, добавил: — Мы теперь достаточно близко от него. Этого расстояния хватит для проверки, нет нужды мучить девочку лазанием по горам, да ещё в такую погоду.
Как будто она сама полезет.
— Разговор окончен, — отрезал Бодуэн, видя, что я собираюсь возразить, что-то тихо сказал Альбрехту и Пэтру и направился к выходу. Возле Зои замедлил шаг и тронул пухлую щеку согнутым пальцем, бросив мне:
— У вас неплохо получается
Толкнул дверь и, пригнув голову, вышел во двор, где дождь уже вовсю лупил землю, пригибая траву и кустарник под злорадные завывания ветра, отдающиеся эхом в горах. Я вышла на крыльцо следом за ним, остановившись под защитой нависающего второго этажа. Пес встрепенулся и проводил гостя глухим лаем для острастки, но из конуры вылезать не стал: раз хозяева пустили, значит все в порядке. Бодуэн открыл и закрыл за собой калитку, поднял капюшон плаща и двинулся прочь быстрым шагом. С неба упало мутное пятно, блестя мокрыми перьями, и приземлилось ему на плечо. Кирк встряхнулся от капель, потоптался когтями в поисках устойчивого положения и замер.
Сзади неслышно подошла Раэли, тоже провожая Бодуэна взглядом, и с мечтательным вздохом подперла щеку ладонью:
— Знаете, леди, есть такие мужчины с, как бы получше выразиться, блядскими глазами. От природы у них так: он только глянет, а ты уже готовая. Вот милорд из энтих.
Я повернула голову, неприятно пораженная тем, что эта вилланка считает меня своей ровней, с которой можно на короткой ноге делиться подобными откровениями.
— Ой, вы меня не слушайте, — замахала она. — Вы, чай, и выражений-то таких не знаете.
Выражений-то таких я, положим, за годы рядом с Людо и по деревням и весям нахваталась поболе этой девочки, проведшей всю жизнь в горной лачуге в окружении горстки соседей. Только за любое из них мне влетало по губам от брата. Ему хоть изругайся, а вот леди не подобает. Вечная несправедливость.
Ответить я ничего не успела: грозно просвистело свитое жгутом полотенце, и Раэли, взвизгнув, бросилась в дом, уворачиваясь от матери.
— Я тебе покажу шнурки на удачу! Кому было велено с глаз долой! Вот отец вернется, задаст тебе ремня! — Раэли, продолжая визжать, бросилась по лестнице на второй этаж, громко стуча пятками. — И чтоб до конца дня, как мышь, там сидела, приданое шила! — крикнула снизу Йоханна, возмущенно пыхтя, перекинула полотенце через плечо и вернулась к делам.
Альбрехт, покачав головой, притворил дверь и встал рядом со мной.
— Бедовая девка, с такой любому мужу глаз да глаз.
— В какой стороне Камень, Альбрехт? — спросила я, снова отворачиваясь к горам и силясь разглядеть хоть что-то сквозь серо-лиловую муть, насылаемую глухо рокочущим небом, стекающую ручейками с крыши и собирающуюся в лужи перед крыльцом.
— Видите те скалы, — показал он на чернеющую гряду, формой напоминающую корону и венчающую ближнюю возвышенность. — Вот там, с полчаса подъему.
— Все равно ему не следовало отправляться одному, — сердито заметила я. — Взял бы хотя бы вас или Пэтра. Всякое может случиться: ногу подвернет, лихие люди нападут, а он один.
Я впервые задумалась, что будет, если Бодуэн и впрямь сгинет, не успев передать знания о Покровителе Годфрику.
— За него не волнуйтесь, миледи, ему не впервой туда взбираться, козы и те хуже лазают. Что до лихих людей, хотел бы я на это посмотреть, — издал смешок рыцарь. — В горах полно диких зверей, а его высочество ещё лет четырнадцати поднял целое стадо быков и заставил их трижды пробежаться по полю. Крестьяне потом всей деревней пришли жаловаться королю на вытоптанный урожай пшеницы.
— Зачем он это сделал? — удивилась я.
— Шутки ради, — пожал плечами он, — а, может, силу проверял. Знатно его тогда отец хворостиной отходил, самолично причем. Двоих дитёнков пастушьих затоптало, — серьезно докончил Альбрехт.
Я с отвращением покривилась. Шут, которому по недосмотру Праматери досталась огромная незаслуженная мощь.
— Идемте в дом, миледи, холодно нынче, младенца застудите.
Зои согласно дернула меня за волосы, и мы вернулись внутрь. В закрывающуюся щель успел скользнуть Хруст, неся в зубах мышь.
Остаток дня тянулся бесконечно. Я искупала Зои в ушате под чутким руководством Йоханны, успевавшей параллельно помешивать в горшке, подметать и штопать одежду, и следуя советам младших детей, которые оказались в восторге от вульписа и терзали его, пока бедняга не забился под лавку вне их досягаемости. Пэтр отправился заниматься лошадьми, а Альбрехт принялся строгать для младшей, Олли, деревянного ослика. Вернувшийся отец семейства, Ги, оказался темноволосым здоровяком, подпиравшим плечами потолок, и с трубным голосом. Мужской компании он обрадовался больше своей жены. Впрочем, складка меж её бровей разгладилась при виде связки куропаток, которую он преподнес ей, как букет.
Обед, плавно перетекший в ужин, собрал всех возле жаркого очага. Даже продрогшая наверху Раэли была помилована. Она спустилась с покорным и очень жалким видом, присела на краешек лавки и скромно оправила котту. Но недолгое время спустя уже хихикала в ладошку рассказам Альбрехта и кокетливо косилась на сурового молчаливого Пэтра, улучая момент, когда оба родителя отворачивались.
Занимаясь Зои, рассеянно пропуская через себя разговоры и машинально передавая хлеб и черный соус[27], я постоянно прислушивалась к звукам снаружи, надеясь уловить за шумом дождя голосистый лай пса, возвещавшего возвращение гостя.
Но Бодуэн все не появлялся. С собой он не взял ничего, кроме «проклятой» таблички, завернутой в узел. А что если вотивный дар — это какая-то растущая на склонах трава? Или ягода? Или горная птица? Тут гадай не перегадаешь. С таким же успехом он мог захватить пожертвование из замка. Если это что-то небольшое, ему не составило труда спрятать предмет, к примеру, в поясе. Как теперь его вычислить? Обыскать вещи, когда Бодуэн заснет, на предмет сухих листьев или чего-то подобного? Попытаться напоить и разговорить? Ха, для этого надо быть мужчиной и уметь пить больше него.