— Конечно, так! Здесь нет ничего немыслимого. Больной человек, распадшаяся личность, полупомешанный наркоман! Ты сам знаешь — такие непредсказуемы.
— Это правильно. Но видишь ли, в чем дело. В каждую из своих жертв убийца выпустил по две пули. И экспертиза показала, что этот, как ты выразился, больной человек, этот полупомешанный наркоман сделал четыре точных — феноменально точных! — выстрела, каждый из которых, как выяснилось, был смертельным!
14
Глоток «Кампари», чашка обжигающего кофе и горсть орешков — вот все, что заказал Хамсин в баре Каирского международного аэропорта. Он не стал там рассиживаться и, бросив на стойку смятую купюру, вышел на площадку перед терминалом.
Сухой ветер взъерошил ему волосы. На зубах заскрипел песок. Нет, это не просто ветер из пустыни, подумал он. Этот порыв, налетевший издалека, — знак, который подает ему хамсин — песчаный ураган. Сентиментальные проводы. Спасибо, тезка!
Хамсин улыбнулся своим мыслям. Мистер Одду покидает Каир, и путь его лежит в Рим. Там, в маленькой гостинице на улице Дориа, он исчезнет навсегда. И на свет появится Джордж Маккол из США. Житель Палм-Бич, штат Флорида. Его приезда уже ждут — номер заказан.
Начинаются «каникулы». Может быть, длительные. Но теперь Компания вряд ли будет мариновать его в провинции. Он так блестяще выполнил задание, что уж на этот раз она должна оценить его по достоинству. И его начальники будут круглыми дураками, если этого не случится.
Много ли у Компании исполнителей такого класса, с такими способностями к импровизации? Кто знает, как повернулось бы дело, если в аз-Загазике он бы не сделал правильный ход. Он удачно использовал девочку, чтобы попасть в квартиру, где находились беглец и его подруга. И застал их врасплох.
Интересно, поняла ли женщина, открывшая ему дверь, что перед ней не Абдель Карим, ее бывший муж, а кто-то другой. Если и поняла, то, наверное, еще больше испугалась.
Хамсин видел, что у Надии вот-вот вырвется крик. «Тсс, тсс, не надо шуметь, — сказал он ей. — Иначе девочка умрет». Он сделал шаг вперед. Женщина попятилась, прижалась к стене. И тогда этот перебежчик, этот жалкий идеалист, неудачник с перевязанной рукой сделал последнюю попытку спасти свою подружку. Он заковылял к ней со словами: «Возьми девочку, Надия, и ступай к себе». Он все еще надеялся, что Компании нужна одна только его жизнь. А она заплатила за две.
Хамсин сделал все как надо — быстро и тихо. Прекрасный глушитель: выстрел производит не больше шума, чем пробка от холодного шампанского. Операция, конечно, была неплохо подготовлена. Но и сам исполнитель — разве он не был великолепен?
Хамсин стоял и смотрел на взлетавшие и садившиеся лайнеры и улыбался. Забавные все-таки люди эти Ван Хеертумы. Расставание с ними было просто душераздирающим. Мадам повисла на нем, роняя слезы, а голландец долго тряс его руку и бормотал, что без мистера Одду поездка на Ближний Восток была бы скучной и не столь запоминающейся. Хамсин прекрасно сыграл последний акт: «Дела-фирмы-призывают-меня-в-Квебек-но-я-вечно-буду-помнить-о-вас-дорогие-мои-друзья!» И вот он в аэропорту. Все по плану.
Правда, на горизонте одно маленькое облачко: в местных газетах до сих пор не опубликована полицейская версия преступления в аз-Загазике. А пора бы — идет третий день. Конечно, было бы спокойней уезжать, зная, что никаких сомнений нет. Но Хамсин и так убежден, что ликвидация была «чистой» — как всегда.
Сколько он получит за такую работу? Видимо, больше, гораздо больше, чем обычно. И деньги в банке не оставит. Вложит в какое-нибудь предприятие. Скажем, внесет свой пай в дело, о котором О’Коннор упомянул перед самым отлетом Хамсина в Тель-Авив, — совместную покупку яхт-клуба. Мысль действительно удачная — в Америке немало скоробогачей, готовых выложить пару сотен, чтобы провести часок со своими девочками на красивой парусной яхте. Они полагают, что это придает им значительность в чужих глазах. Дурачье!
И, если дела в яхт-клубе пойдут на лад, он выйдет из игры. В конце концов, не будет же он Хамсином до глубокой старости. Он уедет в какое-нибудь хорошее местечко, например в Сеул. Если иметь деньги, там всегда можно прилично устроиться. И к тому же найти спокойное и доходное занятие. Он посоветуется с О’Коннором. Тот, разумеется, порядочное дерьмо, но пренебрегать им не следует. Тем более что Хамсин, похоже, ему понравился. О’Коннор даже пообещал сделать римским связным — на всякий случай — одного из лучших работников «Центр-Альфа». Но в глубине души Хамсин считал это перестраховкой. Что могло приключиться?
Он решил выпить на дорогу еще чашку кофе. Войдя в здание, он миновал группу арабов в куфьях, судя по всему саудовцев, с интересом смотрящих выпуск телевизионных новостей. Хамсин был уже у дверей бара, когда слово «аз-Загазик» заставило его обернуться и прислушаться.
Он не слышал начала сообщения. Но и последних фраз оказалось вполне достаточно.
По словам представителя полиции, четыре из семи следственных экспериментов показали: весьма сомнительно, почти невероятно, что виновником преступления в аз-Загазике является арестованный по подозрению в убийстве Абдель Карим. А ответы на запросы относительно погибших, направленные в Ливан, — как известно, они прибыли в Египет оттуда, — дают основание предполагать, что речь идет, возможно, о «политическом убийстве».
И перед следствием по-прежнему стоят два вопроса: кто мог убить Надию ас-Сафир и Халеда Мурси и зачем?
15
— Не мог отказать себе в удовольствии лишний разок побывать в Риме, — сказал О’Коннор и положил себе на тарелку еще салата. — Когда стало ясно, что нужно срочно выходить на связь с тобой, я буквально умолил шефа послать меня. «Римские каникулы»! Что может быть прекрасней!
Хамсин смотрел на него и молчал. Меньше всего он ожидал встретить в Риме О’Коннора. Но, может быть, это и к лучшему. С ним не так уж трудно найти общий язык.
— Конечно, хотелось бы дать тебе возможность отдохнуть и поразвлечься как следует, — продолжал О’Коннор, обводя взглядом почти пустое кафе, — но, судя по всему, не получится. Сам понимаешь, нельзя, раз дело приобрело не совсем приятный для нас оборот. Где-то был просчет — в основном психологического характера. Сколько раз я предупреждал этих яйцеголовых из группы планирования, чтобы они не рассчитывали на идиотов. Все без толку.
— Мне лучше сразу же уехать, — процедил сквозь зубы Хамсин.
— Разумеется, старина, разумеется. Улетишь завтра утром. Билет тебе заказан. В Лос-Анджелес.
— Почему утром? Почему не вечером?
— Видишь ли, египетская полиция, возможно, уже передала Интерполу фотографию Абдель Карима. Я получил сообщение от «Каир-Альфа», что в «Средиземноморском клубе» интересовались господином Одду. Видимо, кто-то очень ловко идет по следу. Счастье, что ты хоть успел долететь до Рима. Так что посиди лучше в гостинице, пока я все окончательно не выясню. И не волнуйся: ребята тебя прикрывают.
Он подлил Хамсину и себе вина, с удовольствием выпил. — Плюнь на все: ешь вкусную еду, пей вкусные вина. Расслабься!
— Достань мне машину. Я уеду в Неаполь или Геную, заберусь там на какую-нибудь посудину… Я легко сойду за алжирца или марокканца… Договорюсь с моряками — и был таков. Все дело в паспорте. Но для тебя это тоже сущий пустяк!
— Дело не в документах, старик. Любая переброска агента связана с известным риском, особенно если он уже засвечен. Поэтому без соответствующей подготовки нельзя делать ни одного шага. Сейчас важно внимательно следить за развитием событий, не пропустить ни одного важного сообщения — ни по радио, ни в прессе. Ясно, старичок?
Хамсин стукнул кулаком по столу:
— Перестань звать меня так, ты, кастрюля!
О’Коннор сощурил и без того узкие, злые глазки, сказал холодно:
— Не надо кипятиться, старикашка. А то и я рассержусь. Ты ведь не хочешь, чтобы я сейчас сердился, правда? А, старикашка?
Хамсин стиснул зубы, проглотил насмешку. Сочтемся, подумал он. Потом, когда все будет позади.
— Слушай меня. Прежде всего — успокойся, — примирительно сказал О’Коннор, делая жест официанту. — Предоставь думать мне. К утру у меня все будет готово, даже резервный вариант. Клянусь тебе!.. Кстати, как ты устроился?
— Нормально.
— Из номера не выходи. Если захочешь есть, попроси, чтобы еду принесли наверх. И будь готов к отъезду. Скажем, часов в семь утра.
Хамсин кивнул.
— Да, вот еще что: я привез тебе каталог яхт, предлагаемых фирмой «Альмейда». Посмотри на досуге. Скоро пригодится. Тебе и мне. Когда купим яхт-клуб, — О’Коннор вынул из кармана и бросил на стол толстую брошюру. — Чертовски интересная штука!
Хамсин взял брошюру и начал машинально ее пере листывать. О’Коннор расплатился с официантом и встал.
— Ты посиди еще несколько минут. Выпей на дорожку. И выбрось из головы ненужные мысли. Помни — я с тобой. Пока!
Хамсин проводил его глазами. Оказывается, О’Коннор далеко не размазня. Это просто маска, которую он надевает время от времени. Хитрый лис!
Хамсин вышел на улицу. Ему предстояло пройти до гостиницы три квартала. На углу он купил пачку сигарет и спички и закурил, прислонившись к афишной тумбе. Голова закружилась с непривычки. Он редко позволял себе выкурить сигарету.
Секундная остановка позволила ему быстро обвести взглядом улицу. Его учитель, бывший офицер германского абвера, всегда говорил своим подопечным: «Не пытайтесь отыскать в толпе врага или даже узнать его в приближающемся к вам человеке. Это почти всегда бесполезно. Старайтесь выделить на общем фоне улицы те элементы, которые сразу покажутся вам несуразными или необъяснимыми. И тогда все становится на свои места. Появляются слепец, обходящий стороной черную кошку, стыдливо прячущаяся от взора прохожих проститутка, пара влюбленных, прогуливающаяся под руку с такой холодностью друг к другу, будто они прожили вместе полстолетия. Вот тогда и надо решать, как поступать дальше…»