— Теперь вот еще что, — продолжал он. — Чтобы проверить, что мы знаем о его судьбе, они будут посылать сюда людей — под видом почтальонов, мелких торговцев, инспекторов электричества и санитарной службы. Запомните все: приезжала полиция, забрала мертвого, больше никто из вас ни о чем не знает. Остальное будем обсуждать, когда я вернусь.
Марини вышел во двор, вывел из-под навеса свой черный «фиат» и поехал в сторону центра Рима.
— Далеко ему ехать? — спросил Альфани.
— Не очень, — ответил Чезаре. — Штаб карабинеров находится рядом с рекой Тибр, в большом здании, которое занимает полквартала. Он командир роты быстрого реагирования.
— И часто им приходится реагировать? — поинтересовался Альфани.
— Мы с ним не беседуем на такие темы. Но знаю одно: в прошлом году он получил медаль. Не сказал за что.
— Интересно, где и как они поймали этого человека и сунули в холодильник, — заметила Сильвия. — Он большой, здоровый, крепкий мужчина, его легче убить, чем сунуть в кузов.
— Где они его схватили, я примерно сказать могу, — вставил Лионелло.
— Каким образом? — удивился Чезаре.
— Сейчас объясню. Смотрите, — сказал Лионелло, показывая всем куртку и брюки мужчины. — Этот тип одет в дорогие вещи, сделанные в Канаде и Англии. Это не служащий, который шел с работы с улицы Пенно. Он иностранец. И значит, его умыкнули из какой-то гостиницы в районе Ватикана, и к тому же недешевой.
— Интересно, — сказал Чезаре, — продолжай.
— Итак, его везли из центра Рима. А раз так, на дорогу ушло не меньше сорока минут, скорее всего час. В общей сложности он был в холодильнике часа полтора; если бы было больше, он бы точно замерз до смерти. Что получается? Что его везли действительно из центра Рима, правда?
— Да, пока все верно, — согласился синьор Альфани.
— Теперь посмотрите на карту, — сказал Лионелло, развертывая на столе карту Рима с пригородами. — Чтобы попасть в пространство между двумя лесопосадками, он должен был ехать по Виа делла Джустиниани, правда? Там, к северу от нашего дома, есть разрыв в лесопосадке. Из центра Рима в нашу сторону ведет Виа Трионфале. А теперь давайте посмотрим, откуда он мог выезжать на Виа Трионфале. На некоторые узкие улочки рефрижераторы и фургоны не пускают. Они все едут через улицу Андреа Дориа. А там, в этой части Рима, гостиниц много. Больше всего гостиниц вокруг Ватикана, не так ли…
— Насколько я знаю, да, — призналась Мария. — Все это замечательно. Но что нам это дает?
— Нам это дает то, что его, скорее всего, похитили из гостиницы в районе улицы Дориа и сунули в рефрижератор, чтоб он в нем и помер.
— Это и так ясно, — пожал плечами Чезаре.
— Это ясно, но тогда получается, что им занималась не мафия. Мафия не будет красть человека из дорогой гостиницы, увозить его в рефрижераторе в предместье и замораживать до смерти. Наоборот, мафия всегда хочет, чтобы убийство было своего рода уроком, чтоб о нем узнало как можно больше людей. Ведь это предупреждение другим информаторам! А тут все наоборот: некто хочет, чтобы убийство произошло шито-крыто и чтобы никто не узнал имя убитого!
— Ну, и какой вывод из всего этого следует? — тихо спросила Сильвия.
— Тот, который не в нашу пользу.
— То есть?
— Хотите верьте, хотите нет, но, по-моему, мы сделали страшную ошибку. Мы спасаем агента, за которым охотится чья-то разведка. А это опаснее. Мафия — штука страшная, спору нет. Но шпионы — страшнее.
22
Капитан Марини вернулся к пяти часам вечера. Закончив проверку готовности роты к быстрому реагированию, он на всякий случай заехал к своему приятелю, который был связным между штабом корпуса карабинеров и центральным комиссариатом полиции. Выпив с ним пару чашек чая, он попросил приятеля выяснить, не было ли какого-либо сообщения об исчезновении в Риме иностранца.
— Кто об этом думает в Рождество? — рассмеялся тот. — Половина иностранцев сейчас всерьез занята нашими девочками. Можно сказать, что всех этих иностранцев, которые, кстати, приезжают на Рождество не к папе в Ватикан, а развлечься с римскими шлюшками в праздники, можно считать временно пропавшими.
— Да, это верно, — согласился Марини. — Но если какая-то информация появится, позвони.
— А что тебя вдруг заинтересовали иностранцы?
— Одна из моих знакомых разыскивает парня, который должен был с ней встретиться на Рождество, а потом исчез.
— Понятно. Нашел что-нибудь получше! Нередкий случай.
Когда капитан сообщил домашним об этом разговоре, Чезаре заметил:
— Ну, рано или поздно исчезновение иностранца заметят… Кстати, Гвидо, полицейский комиссар ждет тебя завтра в час дня. У себя дома.
— Это далеко?
— Минут сорок езды от нашего дома. В Пишиарелли. Там у него большой дом с садом.
— Кто бы сомневался! — ухмыльнулся Альфани.
Чезаре посмотрел на него осуждающе.
— Комиссар Росполи — порядочный человек. Это все знают!
— Кто бы сомневался… — повторил Альфани.
Его опыт общения с полицейскими комиссарами в Венеции, где он родился и прожил чуть ли не половину своей жизни, был довольно мрачным: ему часто приходилось давать им взятки, чтобы они оставили его в покое и позволили спокойно заниматься бизнесом. В итоге он с трудом сводил концы с концами, особенно в первые послевоенные годы. Ему к тому же часто напоминали о том, что он был многие годы коммунистом, а это стало в Италии «не модно».
Карла только начала готовить поздний праздничный обед, как в кухню заглянула Роберта. Она позвала тетку, а потом сделала ей жест выйти в общую гостиную.
Карла пожала плечами, уменьшила огонь на плите и пошла за Робертой.
— Что-то случилось? — спросила она. Та усмехнулась:
— На мой взгляд, да.
— Что?
— Я поднялась в мансарду, чтобы узнать, как дела с этим мужчиной. Дверь была, как ни странно, заперта. Но у меня есть второй ключ. Я открываю дверь, и что я вижу? Симона лежит на постели голая, обнимая этого типа. Полотенца на бедрах у него нет… Оба спят, и оба похрапывают. На нее, видимо, так подействовал рассказ ее сына о том, как немцы разогревали обмороженных.
Карла прижала руки к вискам:
— Пресвятая Дева Мария! Господи, спаси и помилуй! Свекровь моей дочери! Боже, что делать?
— Я хотела тебя спросить об этом. Самое страшное — вдруг Гвидо захочет сейчас поцеловать свою маму? Ты ведь знаешь, как он нежен с ней! Я закрыла дверь мансарды на ключ, но там такая дверь, что она откроется от прикосновения.
— О, святые угодники! О, Боже…
— Так что делать?
— Беги наверх, разбуди ее, и пусть оденется и идет в свою комнату. И никуда из нее не выходит до позднего вечера. Сейчас я разговаривать с ней не хочу. А с этим… Прикрой его… достоинства… и снова закрой дверь на ключ. Господи, еще одна проблема! Зря мы его отогрели…
Пока Роберта будила Симону и спешно напяливала на нее одежду, Карла отправилась к капитану, чтобы чем-нибудь его занять. Он, к счастью, забавлялся с сыном, расставляя на большой доске, изображавшей поле боя, оловянных солдатиков с флагами и бронзовые пушечки. Карла на всякий случай попросила его, когда у него появится время, сходить в сарай и принести оттуда несколько бутылок сицилийского вина. В праздник она, сицилийка по рождению, лакомилась вином из своего родного городка на западе острова — Сан-Леонардо.
Между тем, отправив Симону к тете, Роберта занялась «ликвидацией последствий» аморального поведения пятидесятитрехлетней родственницы. Она убрала стаканчик с недопитой граппой, который Симона принесла с собой, видимо считая, что граппа придаст ей храбрости; поправила постель и укрыла спящего одеялом. Кроме ярко-розовых пятен на лбу и щеках, ничто не напоминало о том, что несколько часов назад этого безмятежно спящего человека не надеялись спасти.
Поправляя постель, Роберта стала рассматривать спящего. Он был неплохо сложен, хоть немножко грузноват. Ему было, вероятно, слегка за сорок. Волосы у него были совсем темные, слегка тронутые сединой на висках, кожа — смуглой, а нос — прямым и тонким. Роберта рассматривала его с чисто эстетической точки зрения, ибо была старой девой.
Прожив молодые годы с родителями и похоронив сначала отца, а потом мать, Роберта переехала к дяде Чезаре и жила в семье Бертини уже девятнадцать лет. Мужчины мало интересовали ее — потому что их никогда не интересовала она. Женщина с миловидным лицом и классической фигурой, Роберта была слишком высокого роста для женщины — 186 сантиметров. То был каприз природы: родители ее не выделялись высоким ростом среди жителей Рима. Мужчины, даже довольно высокие, чувствовали себя рядом с ней плюгавыми и ненавидели говорить с ней задрав голову.
Школу Роберта окончила с отличием, но учиться дальше не захотела. Ей хватило насмешек в школе, где ее прозвали «Пизанской башней». Она решила, что в колледже ей придется еще хуже. Сначала она работала в ресторане курорта «Галилео», но с того момента, как ее дядя и синьор Альфани создали птицеферму, полностью посвятила себя уходу за несушками. Мужчины были для нее существами с другой планеты.
Но то, что Симона отважилась заниматься любовью с посторонним, незнакомым ей человеком, было проявлением вполне реальной, земной страсти…
А ведь Симона старше нее на целых четырнадцать лет! Если Симона может испытывать такое жгучее желание насладиться плотской любовью, то почему то же самое не может испытывать и она?
И Роберта впервые в жизни вдруг почувствовала, что хочет разделить ложе с мужчиной. И даже — чем скорей, тем лучше…
23
Пока семейство Бертини готовилось к праздничному обеду, в городке Ангиллара-Сабация, находящемся на берегу озера Браччано, километрах в сорока от Рима, состоялся деловой обед, посвященный вовсе не рождественскому празднику, а тому самому человеку, который занимал сейчас мансарду в доме Бертини.
Около четырех часов дня к городку начали подъезжать довольно скромные на вид, но хорошо содержавшие