Конечно, все это могло быть связано с рефрижератором, который, возможно, стал их трофеем. Большая семья, нелегкий труд, возможность больше заработать — все эти факторы надо было учитывать. Но может быть и другое: кто-то забрал человека из рефрижератора. Он жив, его вывезли в другую страну. Семье щедро заплатили за молчание. Это уже сговор. «Центр-Альфа» была обманута. И его парни оказались в дураках. Тогда ошибка его помощников становится должностным преступлением.
И все же мои предчувствия были правильными, сказал себе Лобо. Вот что значит чутье, опыт разведчика! Пусть я еще не на сто процентов уверен, что здесь дело нечисто, но я встал на путь разгадки очень серьезной тайны.
Он решил, что на этот раз все его сотрудники будут копать так глубоко и так серьезно, как они этого не делали никогда.
Но признаваться в сделанной ошибке нельзя ни в коем случае. «Центр-Альфа» перестанет существовать. Группу разгонят, его ребят уволят. Группу потом снова создадут — лет через десять. Тем временем их функции передадут резидентуре ЦРУ, и эти болваны, действуя как стадо слонов в посудной лавке, провалят всех ценных агентов, потеряют важные контакты. Работа, проведенная на протяжении двадцати лет, погибнет.
Подъехав к набережной Тибра, он поставил машину в переулке и пошел во французское кафе, где часто пил кофе в обеденный перерыв. На этот раз он заказал кофе, коньяк и мороженое, закурил сигару и стал думать, как выйти из положения, если «пакет так и не отбыл в нужном направлении».
Если признаваться нельзя, значит, нужно найти — не оправдание, нет! — исключительные обстоятельства. Но в разведке нет понятия «форс-мажор»: она действует в чрезвычайных обстоятельствах каждый чертов день. Извинения за провалы, ведущие к арестам и гибели агентов, а также за ошибочные суждения в ходе операции не принимаются. Какой же выход из положения?
Стоп, сказал он себе. Ни один агент никогда не был ликвидирован или изгнан из конторы, если его переиграл иностранный агент. Понижения в должности и переводы на Соломоновы острова бывали. Долгие отсидки в далекой провинции и жалкое содержание — это тоже бывало за ошибки в оперативной работе или за неверную оценку ситуации. Но ведь все операции проводились лишь после того, как их планы утверждало начальство, а наказывать «людей в бабочках», как именовали руководителей групп, считалось «неприличным». Что получается?
А вот что. Человек, которого пыталась ликвидировать «Каир-Альфа», был двойным агентом. Он работал еще на какую-то разведку (потом придумаем на какую). Он почувствовал, что его уберут, и обратился к своим настоящим хозяевам. Они вмешались (потом придумаем как) и вытащили его из рефрижератора. Более того, снабдили его миниатюрным нагревательным аппаратом и термобельем (это экзотические детали, но мы их подложим куда надо), чтобы он не замерз в ледяном капкане, куда мы его заманили.
Так что в провале операции виноваты те, кто этот провал сделал неизбежным: группа «Каир-Альфа» и ее кураторы. И еще контрразведка, которая не разоблачила двойного агента в собственных рядах. Мои ребята умнее и изобретательнее, чем эти носороги из отдела внутренних расследований. У нас будет такая оборона, такой железобетонный бастион, что они обломают об него все свои вставные зубы.
Он вышел из кафе, постоял у реки. Зимой Тибр почему-то обмелел; видно, дождей прошедшей осенью было немного, а после нее настала бесснежная зима.
Мимо проплыло несколько рекламок на французском и немецком языках. Одна из них привлекла его внимание. Это была рекламка западногерманской швейной фирмы «Дресслер»; фирму хвалили даже в Италии, где костюмы шили безукоризненно.
И тут Лобо сказал себе: «Ну конечно! Штази».
Обвинять русских в том, что это они завербовали беглого агента, банально и в данном случае неразумно: тут потребуется огромное количество доказательств, разбор дела докатится до руководства ЦРУ и АНБ. А вот восточногерманскую спецслужбу Штази к этому делу притянуть можно. Для этого есть по крайней мере три основания.
Штази успешно работает в Европе. Ее парни завербовали американского сержанта на военной базе в Западной Германии, начальника полиции в небольшом баварском городке, десяток инженеров в военно-промышленном комплексе, включая парня, который входил в группу разработчиков танка «Леопард».
Штази работает не только в Западной Германии, Италии и Греции, но также на Ближнем Востоке: в Египте, Сирии, Ливане и Турции, а человек, который подлежал ликвидации, прибыл в Италию из Египта. Его могли перевербовать там; более того, его там могли даже разыскивать агенты Штази, чтобы за что-нибудь расплатиться или чтобы шантажировать.
Наконец, в Риме действует группа Штази под управлением опытного агента по имени Вольфганг Дитц; он работает в посольстве ГДР заведующим архивом. Группа называется «Бибер» (бобр). Вообще-то группа сидит тихо как мышь: она скупает сотни журналов, главным образом военно-технических, потому что в Италии их можно купить в библиотеках. Они уходят дипломатической почтой в Магдебург, где референты-переводчики ГРУ тщательно их изучают, а наиболее интересные статьи пересылают в Москву.
Но ведь можно представить этого «бобра» мощным центром разведки и вербовки, имеющим ударную группу оперативников, которые на этот раз перебежали дорогу американцам в самый напряженный момент и выкрали своего агента. Такую живописную картинку нарисовать можно.
Заодно отплачу Герхарду Дамме, этому «атташе по культуре», которого я хотел завербовать и который сам предложил мне работать на Штази. Он грозил мне тем, что демаскирует меня, итал ьянская пресса опубликует скандальную статью про агента-неудачника, и меня с позором выгонят из моего центра. Тогда мне удалось устроить так, что его объявили персоной нон-грата и выслали, но позже его даже продвинули по службе. Обязательно свяжу его имя с похищением агента. Пусть будет в черном списке ЦРУ, подумал Лобо, мстительно улыбнувшись.
А этого Брэндона, или О’Коннора, или как его там еще, можно попутно облить такой грязью, что он не отмоется от нее уже никогда.
То, что нам предстоит осуществить, — серьезная контроперация, сказал он себе. Ее возглавит Финансист, его помощником будет Миланец. А разработаю ее я. В конце концов, двадцать два моих плана были осуществлены, и осуществлены блестяще.
Жертвы будут, конечно. И я, Лобо, докажу, что достоин моей клички.
Волк.
49
На девятый день работы в киоске Роберта проявила свой природный ум. После того, как они с Хамсином наспех пообедали в уличном кафе, она чмокнула его и побежала в свой киоск. Чтобы сократить дорогу, она решила идти через причал, что, вообще-то, не позволялось. На ходу она поглядывала на стоящие на приколе яхты, размышляя, которую бы она купила, если бы у нее были деньги. Некоторые были в чехлах, и Роберта обратила внимание на то, что на некоторых шикарных яхтах чехлы были порядком изношены, что не только придавало яхтам неряшливый вид, но, вероятно, в непогоду позволяло дождю заливать внутренние помещения.
Она заканчивала работу на час раньше Хамсина. Поэтому, сдав ключи от киоска, направилась в большой хозяйственный магазин для оборудования яхт — примерно в километре от их причала. Там она попросила каталог коммерческих тканей для яхт и моторных лодок. Ей такой принесли. Она быстро нашла то, что искала: влагонепроницаемые ткани фирмы «Яхтбрелла». Она выбрала ткань цвета морской волны. Метр этой ткани стоил двадцать фунтов. Потом она взяла каталог швейных машин: для изготовления чехлов ей нужна была машинка не дешевле тысячи фунтов. Наконец она попросила каталог готовых чехлов для дорогих яхт. Цены ее поразили: самый дешевый стоил без малого тысячу фунтов, самый дорогой — девять тысяч.
Когда Хамсин вернулся домой, она положила перед ним калькуляцию.
Он внимательно ее просмотрел.
— Ты считаешь, что сможешь изготовить четыре чехла в месяц? — поднял он на нее глаза.
— Если перестану продавать мороженое, то десять, — улыбнулась она. Но надо сначала попробовать, чтобы знать, как мои чехлы будут продаваться.
— Я не об этом. Ты шила когда-нибудь?
— Я шила себе сама с двенадцати лет, — ухмыльнулась она. — Я шила также пододеяльники, наволочки, ночные рубашки племянникам.
Он опустился на диван.
— Я нашел себе идеальную жену, — прохрипел он. — Ангелы меня любят.
— Главное — тебя люблю я, — сказала Роберта, садясь рядом. — Ступай в писчебумажный магазин, купи листы белого картона. Напиши крупными буквами: «Принимаем заказ на изготовление отличных чехлов из лучшей водоотталкивающей ткани». Не забудь договориться с начальством: оно будет получать десять процентов с заказа.
— Роберта! — воскликнул он. — Зачем я тебе? Ты можешь организовать свою жизнь и без меня.
— Не могу, — хихикнула она. — Ты разбудил во мне ненасытную нимфу.
— Я это уже почувствовал, — сказал он с деланой грустью. — Если дело пойдет так и дальше, ты через несколько месяцев меня похоронишь.
— Не говори глупостей, — возмутилась она. — Я еще не взялась за тебя как следует.
— Тогда мне лучше сразу повеситься, — вздохнул он. — Сбегу от тебя… в писчебумажный магазин.
— Дальше этого ты сбежать не сможешь! — сказала она с демонической улыбкой. — Помни всегда: у нас, итальянок, не только длинные ноги, но и длинные руки. Я найду тебя везде, и ты снова станешь жертвой моих необузданных желаний.
— Кончится тем, что ты посадишь меня в клетку и будешь выпускать только тогда, когда тебе этого захочется.
— Ну уж нет! Ты постоянно должен быть под рукой. Или, точнее, под ногой… Кстати, а плакат ты сделать сможешь?
— Конечно, ведь я всю жизнь только этим и занимался!
— Твоя ирония тут неуместна: мы должны обеспечить себе достойную жизнь… В писчебумажном магазине наверняка есть трафареты для больших букв. Купи их и поучись писать буквы по этим трафаретам.
— Откуда ты все это знаешь?
— У меня была только одна радость в жизни: книги. Я даже телепрограммы смотрела редко.