— Может быть, так будет лучше, сэр? — включился в разговор второй офицер. — Если это сделаем мы, сэр, вся эта информация будет также дублироваться в информационных папках нашего шефа.
— Вот и хорошо, — улыбнулся Фурман. — Ему ведь тоже надо постоянно быть в курсе дела. И еще один важный пункт: операция проводилась через группу «Центр-Альфа». Поставьте их в известность, что мы вынуждены временно открыть дело по данной инструкции. Это сообщение можно будет переслать им через парней из АНБ, напрямую это вряд ли удастся.
— Да, сэр.
— У вас есть вопросы по данному делу? — осведомился Фурман.
— Нет, сэр, — сказали его собеседники хором.
— Тогда удачи вам, ребята.
Проводив гостей, он завалился спать.
Между тем они не вернулись в здание посольства, а направились прямиком к главному резиденту ЦРУ, генералу Стивену Маккормику. Тот жил в Челси, на набережной Темзы.
Генерал их уже ждал; перед выездом к Фурману они сообщили резиденту о странном вызове, который сделал главный советник посла. Маккормик, конечно, разозлился. На посту главного советника посла находились, как правило, бездарные и недалекие люди, получавшие эту должность благодаря связям в Конгрессе или в Госдепартаменте. Он пережил уже четверых, причем убирал одного за другим довольно простым путем: настраивал посла против его главного советника, внушая, что это — должность наушника, сплетника и личности, которая ни за что не несет никакой ответственности, и от такого надо избавляться при любой возможности. И, надо сказать, послы к Маккормику прислушивались.
Генерал встретил их в домашнем халате и в тапочках. Приемная генерала была на четвертом этаже: его дом был ненамного меньше, чем резиденция посла в Риджентс-парке. Сейчас во всем доме, кроме него, никого не было: жена и дочь улетели на целых два месяца в Канзас-сити, где жили его сын с женой и трое внуков.
Молодые офицеры здесь ни разу не бывали. Четвертый этаж оказался настоящим офисом, где в будние дни работало пять человек: две секретарши генерала, компьютерный специалист, администратор офиса, который также выполнял обязанности шофера-охранника, и радист-шифровальщик. Этот личный офис резидента обходился казне в 60 тысяч долларов ежемесячно — а в 1980-е годы то были большие деньги. Генерал провел их в угол, где стояли широкие диваны, сам приготовил им кофе, закурил трубку и приготовился слушать.
То, что ему рассказали, Маккормику совсем не понравилось. Офицер уровня его второго заместителя, не выше, начал заводить свои порядки: вызвал к себе дежурного офицера, дал ему и его напарнику серьезное задание и при этом не удосужился обратиться к нему — а ведь генерал был координатором всех операций, которые проводили в Лондоне спецслужбы и одним из самых высших чинов в ЦРУ! Надо было решительно осадить этого наглеца, причем так, чтобы он больше не высовывался до самого увольнения. Более того, надо было поближе познакомиться с его досье. Такие типы довольно часто оказываются не просто выскочками, а самыми настоящими вредителями…
— Кто занимается ячейками? — спросил он. — Контрразведка? Тогда пусть и дальше расследует это дело. Пусть эти ребята доложат мне, когда закончат расследование. Сдается мне, этот Фурман не так просто интересуется этой ячейкой. Вы в это дело не впутывайтесь никоим образом. И начальнику вашего отдела даже не докладывайте — я сам с ним поговорю.
Его собеседники промолчали.
— И вот еще что, — продолжал генерал. — Давайте сделаем так, парни. Делом этого таинственного агента из «экспорта» займитесь. Я поговорю с вашим шефом, чтобы он недельку вас не трогал. Но, прежде чем известить о результатах Фурмана, принесете результаты расследования мне.
Он помолчал.
— И последнее. Я попрошу ребят из отдела внутренних проверок, чтобы они взяли под контроль все счета этого Фурмана, его доходы и расходы. Хотя бы на время, месяцев на пять. И его расходы за последние три месяца… Откуда он взялся, кстати говоря?
— Из группы «Каир-Альфа».
— Люди из «Альфы» никогда не были главными советниками посла в Лондоне. Даю слово: тут имеет место непотизм чистой воды.
52
Шестое февраля всегда было святым днем для Лобо. Это был день рождения его жены Линдси, которую он любил и безмерно уважал. Она пережила с ним те сложные годы, когда он служил во Вьетнаме, когда, после перехода в «Альфу», ему сделали пластическую операцию, даже когда он, участник полностью провалившейся операции «Орлиный коготь» в Иране в 1980 году, не просто был уволен, но даже отдан под суд вместе с двумя офицерами группы «Дельта» — за то, что в ходе операции погибли двенадцать отличных парней. И это при том, что он сам был ранен осколком в ходе этой операции!
Судить же надо было не их, а «яйцеголовых» из группы аналитики и планирования. Развернуты были большие силы, задействованы десятки боевых и транспортных самолетов и вертолетов, в Персидском заливе развернуты мощные силы — большой вертолетоносец и многие другие корабли; начальство договорилось с правительствами Омана, Египта, Саудовской Аравии. Учли все — кроме одного. Что в этой части мира погода может измениться в считаные минуты и сорвать любую операцию. Что и случилось. На временную базу, созданную в пустыне, налетел хабуб — страшная, чудовищная песчаная и пыльная буря.
«Хабуб» в переводе с персидского — «неистовый ураган». В Иране он случается не так уж часто: в десятки раз реже, чем, скажем, в Египте, Судане и Саудовской Аравии. Но здесь он даже страшнее, чем в других районах Ближнего Востока. Когда хабуб несется по пустыне со скоростью 60 километров в час, перед ним движется плотный фронт пыли высотой больше километра и шириной в 25, а то и в 30 километров. Он редко может перевернуть самолеты, но пилоты слепы в таком урагане, а столкновения самолетов и вертолетов неизбежны.
Так оно и случилось на этот раз. Столкновения, пожары, взрывы — все это произошло еще до того, как началась операция, которая проводилась, чтобы освободить американских дипломатов: они были взяты заложниками в американском посольстве в Тегеране местными студентами-радикалами. Согласно официальной статистике, США потеряли восемь самолетов и вертолетов, но Лобо знал, что потери были вдвое больше. А в группе, которой он командовал, погибло 19 парней, из них семь в самом Тегеране, куда они проникли за ночь до операции.
Разбирательство и суд длились больше года. Перед тем как его вызвали, Лобо столкнулся в коридоре Федерального суда со своим старым приятелем: армейским подполковником Ричардом Беннетом. Тот принимал участие в разработке плана атаки на Министерство иностранных дел Ирана, в котором содержались американский посол и еще два сотрудника посольства. Беннет был расстроен: его уволили из армии.
— Какие для этого основания? — не удержался и спросил Лобо.
— Мне сказали, что операция была плохо продумана и еще хуже осуществлялась. Все, начиная с моего начальника и до генерала, который операцией командовал, уволены. Еще будет разбирательство в Конгрессе.
— Что же ты будешь делать?
— Уеду в Лос-Анджелес и женюсь на старлетке.
— Ты это серьезно? — удивился Лобо.
— Мне тридцать шесть лет. Что-нибудь придумаю…
Слова Беннета растроили Лобо. Он был ненамного старше, но будущее не казалось ему особо радужным. А Линдси, благодаря своему природному оптимизму и душевной простоте, постоянно внушала ему мысль, что все сложится для их семьи хорошо. Она была настоящим другом, верным спутником. Она никогда не давала ему усомниться в ее абсолютной поддержке, что бы и когда бы ни происходило.
Он приготовил ей красивый подарок: сумочку дизайнера Бертоне. Заказал столик в ресторане на берегу озера. Это было непросто, потому что 6 февраля пришлось на воскресенье. С утра съездил в цветочный магазин и купил ей букет желтых роз; желтый был ее любимым цветом. Затем заехал в офис, чтобы взять почту: в субботу он ее обычно не брал.
Открыв металлический ящик для текущей служебной почты, он с удивлением обнаружил там пакет, обернутый непрозрачной пленкой. К пакету был приклеен ярлык: «Доставлено 5 февраля в 13.00 службой 44». Это означало, что пакет был доставлен в его офис и вложен в его ящик секретной курьерской службой. Лобо чертыхнулся. Как будто нельзя было доставить в понедельник и вручить ему лично…
Внутри оказался меморандум на пяти страницах. В сущности, все, о чем говорилось в том многословном меморандуме, можно было уместить в десять строк. В Лондоне был вскрыта на вокзале секретная ячейка, в которой были документ и деньги для агента, который мог бы находиться в чрезвычайной ситуации. Все агенты и все группы были опрошены на предмет выяснения, кто и когда мог взять сумку из ячейки. Ни один из действующих в Лондоне агентов или руководителей групп этого не делал. Вывод: либо это было сделано до вылета на Кубу агентом АНБ, который вскоре после приземления в аэропорту Гаваны бесследно исчез, либо агентом группы СП-340, который подлежал ликвидации, но, возможно, уцелел и, добравшись до Лондона, вскрыл ячейку и завладел деньгами и английским паспортом.
ЦРУ приобрело видеопленки внутреннего контура слежения в камере хранения, из которых следует, что сумку из ячейки забрала высокая темноволосая женщина. Вполне возможно, говорилось далее, что это либо доверенное лицо агента, либо сотрудница спецслужбы одной из стран советского блока. Второе кажется менее вероятным, так как агент два последних года находился в резерве в штате Северная Дакота и не имел никаких контактов, которые могли бы обратить на себя внимание. В течение большей части этого времени он находился в поле зрения местного информатора, который не зарегистрировал ни одного контакта.
В конце меморандума говорилось, что все подразделения спецслужб, имеющих хотя бы некоторое или даже малоустановленное отношение к данному инциденту, обязаны немедленно провести углубленное расследование и в течение 52 часов доложить по команде о его результатах. В первую очередь это относилось, конечно, к нему, потому что операция по формату СП-340 проводилась в Риме его подразделением.