Затем Анат соблазняет Акерта обещанием поохотиться в определенном месте. На обороте табличке после нескольких несохранившихся строк говорится о том, как убиийца Ютп ждет царевича, чтобы сбросить в пропасть, где его растерзают хищные птицы. Может быть, их также послала Анат, но мы не можем это узнать из-за поврежденного текста.
На основании первых шести фрагментарных строчек третьей таблички можно узнать, что лук упал в воду и разбился. Тем временем сестра Акерта, Мейда, видит окровавленных грифов и предсказывает беду. На Древнем Востоке кровь являлась символом проклятия (Ср. Быт., 4: 9—12). Чтобы отвести его от своей земли, Денел, священный правитель, раздирает на себе одежду и произносит заклинание:
В течение семи лет Ваал находится в заточении,
Тот, кто гонит облака,
А все без росы, без дождей,
Без поднятия вод глубинных,
Без громоподобного голоса Ваала,
От Денела податель плодородия отвернулся,
Даже воин, защитник, слуга Хрнма покинул.
Посадив свою дочь на осла, совершает объезд полей, обнимая и целуя те стебельки, которые может найти на выжженной земле, осуществляя обряд подражательной магии:
Денел проходит по своей сожженной земле;
Он видит растение на выжженной земле,
Он видит росток на кустарнике,
Он обнимает росток и целует его.
«А, вот и мое растение,
Как я хотел бы, чтобы этот цветок вырос на сухой земле,
Чтобы трава смогла вырасти под кустарником,
Чтобы земля героя Акерта снова стала прежней,
Чтобы амбары вновь наполнились зерном».
Он объехал свою проклятую землю;
Он увидел колос на проклятой земле,
Один колосок, растущий на проклятой земле.
Он обнял колосок и поцеловал его:
«Выслушай меня, о малый колосок!
Вырастай высоким и принеси много колосьев,
Пусть все колосья растут сильными,
Такими, как руки героя Акерта,
И тогда мы соберем их и наполним амбар.
И тут наступает кульминация трагедии. Два посланника объявляют о смерти Акерта. Текст почти не прерывается до третьей колонки, где Денел просит Ваала сломать крылья грифов, чтобы заставить их спуститься вниз, чтобы убитый горем отец мог собрать останки Акерта и похоронить его. Наконец к нему спускается грубая старая мать грифов (sml):
Ваал сломал ее крылья,
Да, Ваал сломал у нее крыло,
И она упала к его ногам,
Он раскрыл ее пасть и заглянул внутрь.
Увидел мясо, увидел кости.
Потом он вынул Акерта,
Плача он вынул его из орла и похоронил его, Он захоронил его в мире тьмы.
После этого Денел проклинает те местности, что находились близ места убийства. Эпизод напоминает об иудейском обычае наложения проклятий на жителей поселений, находившихся близ мест убийства, когда совершивший его оставался неизвестным (Втор., 21: 1–9).
Король проклинает Источник Воды:
«Будь проклят, Источник Воды,
Потому что на тебе лежит вина в убийстве Акерта, героя,
Ты не дал ему убежища!
Да будет так во веки веков,
Для нас и для каждого будущего поколения!»
Так он сказал и ударом жезла подтвердил сказанное.
Он подолшел к дереву Мирт, которое излучает благоухание при горении.
Он возвысил голос и закричал:
«Будь проклято, о дерево Мирт, которое испускает свое благоухание, когда горит,
Потому что на тебе лежит вина в убийстве Акерта, героя!
И пусть твои корни никогда больше не вырастут большими.
И пусть люди обрывают твою крону.
Да будет так во веки веков,
Для нас и для каждого будущего поколения!»
[Так сказал он] и ударом жезла подтвердил сказанное.
Он прошествовал в город Бегущих вод Абилум,
Город правителя Луны – бога.
Он возвысил голос и закричал:
«Проклинаю тебя, о город Абилум,
Потому что на тебе лежит вина в гибели Акерта, героя,
И пусть Ваал ослепит тебя,
Да будет так во веки веков,
Теперь и для каждого будущего поколения!»
[Так сказал он] и ударом жезла подтвердил сказанное,
Текст продолжается и прерывается на четвертой колонке, где описан ритуал оплакивания царевича во дворце:
Денел вернулся домой.
Разжег огонь во дворце,
Созвал плакальщиц, чтобы они пришли в его дворец,
Привел плакальщиц на свой двор
И воинов, которые пострадали в битве,
Они оплакивают Акерта, героя,
Они льют слезы за потомка Денела, подателя плодородия.
И дни, и ночи,
И месяцы, и годы, семь лет они льют слезы,
Они оплакивают Акерта, героя,
Они льют слезы за потомка Денела, подателя плодородия.
После оплакивания наступает время кровной мести, которую осуществляет сестра Акерта, Дева:
И тут заговорила Дева, которая несла воду на плече…
«Благослови меня своим благословением так, чтобы я могла идти;
Благослови меня твоим благословением так, что я могла идти с твоим благословением,
Тогда я смогу покарать того, кто убил моего брата,
И я смогу покончить с тем, кто уничтожил потомка моей матери».
Освежившись после оплакивания, мужественная Дева надевает одежду воина и ищет обидчика в его лагере, где ее ошибочно принимают за Анат, которая собиралась убить Акерта. Текст заканчивается эпизодом, где Дева дает явно отравленное вино Утрну. На этом текст обрывается, так как конец таблички сломан. Возможно, здесь размещался заголовок, который отсылает к определенному абзацу, который следовало прочесть следующим. Бесспорно, в нем описана месть Девы.
История, возможно, продолжается на одной из трех весьма фрагментарно сохранившихся табличек, где, скорее всего, говорится о возрождении дома Денела после смерти Акерта. Но все это домыслы. Кустодий в конце третьей колонки текста об Акерте содержит заголовок следующей части, что точно свидетельствует о продолжении текста, но сам текст не сохранился.
Хотя в текстах из Рас-Шамры отсутствуют записи гимнов, в Ханаане существовала обширная гимнография. На это указывает широкий репертуар молитвенных текстов. Правда, почти ничего не дошло до нас полностью. Почти единственным исключением можно считать небольшой фрагмент, написанный аккадской клинописью, который можно отнести к гимнам прославления.
Однако в переписке из Эль-Амарны встречаются некоторые абзацы, которые по своей поэтической манере и литературной форме напоминают отрывки, которые мы уже приводили в своем анализе ханаанской поэзии. В этих отрывках представлен такой традиционный для гимнографии прием, как нарастающие гиперболы. Данный троп практически не встречается в обычной деловой переписке. Отличается от традиционного и их язык. Его лексический запас намного богаче, чем в письмах местных жителей друг другу.
Так, например, Намиаваза, правитель земли Уби со столицей, размещенной в Дамаске, обращается к фараону, используя традиционную формулу уничижения, основанную на нарастающих метафорах:
…твой слуга
Прах у ног твоих,
Земля, по которой ты ступаешь,
Трон, на котором ты восседаешь,
И скамеечка для твоих ног.
Рухмания, правитель Саруны (Северная Палестина), пишет:
Твой верный раб,
Прах от ног твоих,
Глина, по которой ты ходишь,
Скамеечка для твоих ног.
Аммунира из Бейрута использует последний оборот.
В приведенных отрывках можно отметить поэтический параллелизм и фигуры, напоминающие градацию, характерную для хвалебных гимнов. Сравнение со скамьей для ног использовано в Псалме 110 из псалтыри. Далее Намиаваза использует градацию, также представленную в Ветхом Завете (псалом 89: 36):
Мой властелин – это солнце на небесах,
И как люди ждут восхода солнца на небеса,
Так и слуги ждут, как извергнет слова
Изо рта их господин.
Таги пишет на языке, заставляющем вспомнить Книгу пророка Амоса (9: 12):
Я обратил на тебя очи мои,
И когда мы поднимемся вверх на небеса
Или спустимся вниз в подземный мир,
Твоя голова покоится в моих руках…
И снова:
Я посмотрел туда и посмотрел сюда,
Но нигде не увидел света;
И я посмотрел на правителя, моего господина,
И увидел я свет солнца.
И повернул я глаза к нему,
Чтобы служить правителю, моему господину,
И даже если кирпич упадет со строящихся лесов,
Я не отойду от ног правителя, моего господина.
Данный оборот повторяется в письмах от палестинских вождей племен адду-дани и иахтири.
Подобные обороты совершенно точно указывают на то, что в ханаанском культе было известно пение псалмов. Данный вывод подтверждает и анализ литературных текстов из Рас-Шамры. На многих из них есть пометы и разделительные знаки, используемые при антифонном пении. В административной переписке храмов обнаружены списки певцов, которые составляли важную часть тех, кто обслуживал церемонии.
Приведенные выше фрагменты мифа о Ваале и другие тексты могут создать обманчивое впечатление, что ханаанская литература не отличалась ни многообразием, ни большим количеством памятников. Однако следует помнить, что до нас дошли не все литературные сокровища Ханаана, а только те тексты, которые на глиняных клинописных табличках. Записи на папирусе бесследно исчезли, не выдержав времени. Если бы они сохранились, то, несомненно, позволили бы говорить о большем разнообразии литературных произведений.
Мифы и легенды Рас-Шамры и сохранившиеся фрагменты псалмов на амарнских табличках, скорее всего, являлись образцами, которые специально фиксировали на глиняных табличках и хранили во дворце или в храме. Другие документы, как, например, погодные записи событий, отчеты, переписка или утраченная работа Сахуниатона, выполнялись на непрочном и недолговечном папи