плите, рабочие, опершись локтем на лопату, воткнутую в землю на дне ямы, молча докуривали сигарету. На плитах из серого и черного мрамора, выстроившихся вдоль дорожки – бок о бок, как костяшки домино, – угасали в пыли полустертые имена «Фридрих», «Иоганн», «Арон». Кладбище умирало медленно, скромно, под тихое шуршание пересыпающейся земли – так заходящее солнце в дождливую пору незаметно гаснет в пепле тумана.
В воскресенье в неярком свете октябрьского утра, когда башня ратуши еще была затянута туманом, а вода в Мотлаве отливала холодным рассветным блеском, мы приходили на пристань около Зеленых ворот, чтобы потом по Долгому побережью, мимо выгоревших домов Марьяцкой и Широкой, мимо развалов со старыми книгами на Фишмарке,[54] мимо разбитых ступенек перед парадными дверями дойти до поворота канала, откуда нам предстоял еще долгий путь, до самого острова Гольм. Каменная набережная здесь полого спускалась к воде. Паром подплывал неторопливо. Я любовался спокойными и уверенными движениями рук двух мужчин в черных фуражках с блестящими околышами, которые – с приклеившейся к губе сигаретой, наклонившись – молча тянули деревянными крюками темный от смазки стальной трос, который вылезал из воды, медленно полз вдоль борта, вздрагивал на железных колесиках, сыпал брызгами, чтобы затем снова исчезнуть в ленивой волне. Черный дощатый пол парома пах смолой и мазутом. Темно-зеленая вода с радужными пятнами бензина глухо хлюпала возле борта. Возможно, поэтому мы, стоя под брезентовым навесом, всегда понижали голос. Мужчины, особенно высокие, входя на паром, наклоняли головы под туго натянутым брезентом, в тишине приглаживали волосы, стряхивали с брючных манжет древесную пыль, точно собирались в далекий путь, откуда не каждый вернется; только женщины, быстро сбегая на палубу, чтобы занять местечко получше, стучали пробковыми танкетками громко и нетерпеливо. А когда мы уже приближались к пристани около элеваторов, когда на набережной уже показывались железные конструкции малого дока и за молом вырастали краны Старого порта, похожие на огромных высматривающих добычу птиц, наш паром проплывал мимо пришвартованного рядом с железнодорожной веткой прогулочного пароходика с высокой наклонной трубой; на его белом борту из-под свежей краски, которой недавно был покрашен заклепанный корпус, над надписью «Зеленые ворота – Вестерплатте – Сопот» едва заметно проступали контуры черных готических букв. Но никто из нас не мог прочитать старого названия.
В саду на Гротгера уже желтели листья. Солнце по утрам вылезало из-за песчаной косы, к полудню поднималось над буковыми холмами, в сумерках исчезало за Собором. Тучи – как каждый день, как каждый год, как всегда – шли к нам со стороны немецких равнин, саксонских озер, мекленбургских лесов и поморских пляжей. На рассвете над заливом вставала заря, огненные цвета которой невозможно было сосчитать, роскошная, в полнеба заря, захлестывающая ртутными отблесками выходящие в открытое море боты рыбаков. Отраженный свет падал на разбитый в ту ночь батареей с Циганкенберга мол, от которого остались два ряда обугленных столбов, похожих на обломки колонн. По вечерам в безоблачную погоду, когда над нашим городом в темноте разливался покой остывающего воздуха, Полярная звезда горела холодной уже, ноябрьской искрой. Дни становились все короче.
А я ждал, ждал какой-нибудь весточки, ведь я же тогда там, около виадука, сунул Адаму в карман сложенный вчетверо листок, вырванный из тетради в линеечку, на котором каллиграфическим почерком прилежного ученика вывел название улицы Гротгера, подчеркнул номер 17 и дописал единицу – номер квартиры, – чтобы он никогда не забывал. И значит, наверняка не забыл.
И когда я вынимал из железного ящика с надписью «Briefe» письма, когда уже все письма были вынуты, я непременно заглядывал в темное нутро, где на дне лежало несколько осыпавшихся чешуек ржавчины, и рукой проверял, не прилип ли конверт к дверце.
Но писем не было.
В саду шумели туи. Ветер шел поверху, над крышами улицы Гротгера, тормоша зелень буков и сосен. Под березой Мама срезала астры большими портновскими ножницами.
На листочках самшита уже белел первый иней.
Ключ к местам
Адольф-Гитлер-штрассе – Грюнвальдская; главная коммуникационная трасса для пехоты, конницы и гусеничных, начиная со времен Наполеона и кончая декабрем 1981 года.[55] Восточная ее часть от Оливских ворот до Остзеештрассе – аллея Гинденбурга.
Ам Иоганнисберг – Собутки
Бишофсберг – Епископская горка
Больница Святого Лазаря – средневековая богадельня в Оливе около трамвайного круга на бывшей Адольф-Гитлер-штрассе. Разрушена в 60-х годах при расширении проезжей части улицы.
Брабанк – Старая верфь
Брайтгассе – Широкая Бреслау – Вроцлав Брёзен – Бжезно
Брёзенервег – улица Болеслава Храброго
Бромберг – Быдгощ
Вайхзель – Висла
Вайхзельмюнде – Вислоустье; район Гданьска у впадения Вислы в залив, неподалеку от Вестерплатте. Барочная крепость у портового канала. По другой стороне канала – набережные Нового порта, элеваторы, пристань парома.
Глеткау – Елитково
Готенхафен – Гдыня
Данциг – Гданьск
Дельбрюкаллее – улица Кюри-Склодовской; идет от бывшей аллеи Гинденбурга до Медицинской академии. По западной стороне улицы до самого Политехнического института тянулись евангелические и католические кладбища, на восточной стороне, у пересечения Дельбрюкаллее с аллеей Гинденбурга, стоял дом «профессора Спаннера», впоследствии описанный Налковской.
Диршау – Тчев
Ешкенталервег – Ясекова долина
Зеештрассе – Поморская
Иоганништаль – улица Матейко
Карлсберг – Пахолек; холм в Оливских лесах невдалеке от Собора. Когда-то у его подножия на берегу пруда была гостиница.
Каррепваль – Окоповая
Кенигсберг – Крулевсц (Калининград)
Кёслин – Кошалин
Кокошкен – улица Кокошки
Крантор – Журавль, грузоподъемный портовый кран XV века
Кронпринценаллее – вначале аллея Союзников, затем – Вита Ствоша
Ланггассе – Долгая
Ланге брюкке – Долгое побережье
Лангер маркт – Длинный базар
Лангфур – Вжещ
Лес Гутенберга – лес на западной стороне Ясековой долины. На северном конце Беседка Гутенберга (некогда с памятником Гутенбергу).
Лессингштрассе – улица Гротгера
Магдебургерштрассе – улица Костюшко
Макс-Хальбе-плац – площадь Коморовского
Мариенбург – Мальборк
Мариенвердер – Квидзын
Мариенкирхе – Маръяцкий костел в Гданьске
Мариенштрассе – улица Вайделоты
Мирхауэрвег – улица Партизан
Мюггау – холмы к югу от Вжеща на продолжении Ясековой долины
Нойфарвассер – Новый порт
Нойшотланд – Новая Шотландия
Остзеештрассе – вначале аллея Президента Рузвельта, затем аллея Карла Маркса, впоследствии аллея Генерала Галлера
Пелонкерштрассе – улица Полянки, параллельная Лессингштрассе и Кронпринценаллее
Пецкендорф – Пецки, Морена
Позен – Познань
Ратхаус (большая и малая) – ратуша на Длинном базаре и ратуша на Пряной улице
Торн – Торунь
Фрауэнгассе – Марьяцкая
Фридрихаллее – Войска Польского
Эльбинг – Эльблонг
Хёенфридбергервег – улица Шимановского
Хохштрис – улица Словацкого
Хундегассе – Огарная
Циганкенберг – Цыганки, Цыганская горка
Цоппот – Сопот; раньше Цопоты
Шварценвег – вначале Черная, затем улица Монтвила Мирецкого
Шидлиц – Седльце
Шихау, мастерские – мастерские гданьской судоверфи
Штеттин – Щецин
Штеффенсвег – улица Стефана Батория
Эмаус – западный район Гданьска на холмах, примыкающих к Седльце.
Составлено Кристиной Хвин