Так что служба у касимовских уланов в Казани не хлопотная. С утра заступил на пост перед дворцовыми воротами и никого не пускаешь, пока начальник дворцовой стражи не прикажет. Иногда сопровождаешь хана на прогулках по городу. А за крепостные ворота хан и вовсе не выезжает. Еще сторожишь дворцовый яблоневый сад. В саду хорошо: беседки, ручьи журчат, птички поют. А вечером сменился и делай что хочешь, отдыхай, развлекайся. Тем более жалование такое уланам положили, что есть возможность отдохнуть очень хорошо. А соблазнов много! В караван-сараях свет и музыка до утра, полуобнаженные танцовщицы извиваются в пляске, готовы исполнить любую твою прихоть.
Но опытный десятник Махмуд Беркузле одергивает сына Назара, да и остальному десятку воли не дает. Расслабляться не надо. Казань им по-прежнему чужой город. Казанская знать на касимовских уланов смотрит недобро. Да и простые жители, бывает, кричат вслед обидные слова. Как бы беды не вышло.
И беда случилась! Слухи оказались правдой! Пришла к городу ногайская орда. Но не она страшна, казанская крепость любую орду остановит. Стены высокие, башни крепкие, на них русские пушки. Внутри Казани измена, вот что страшно! Что толку в стенах и пушках, если ночью ворота настежь открыты.
В уланских казармах бьют в железный чан, просыпаются уланы, бегут на конюшню, не успев надеть доспехи. Так в белых рубахах с обнаженными саблями и построились во дворе. Да поздно: воины Мухтар-Тимура перекрыли ворота из казарменного двора, выстроились со щитами с несколько рядов, ощетинились копьями. К такому ежу и не сунешься.
Сотник Алп-Азей-Мурза словно заранее знал, что такое случится, не зря он настоял, чтобы русские стрельцы ночевали в дворцовых казармах. Выстроились спешно стрельцы перед воротами и дали первый залп. Не успел дым рассеяться – второй. И развалился еж, не помогли дворцовой страже золоченые щиты. Остальных, кто выжил, уланы смели.
Повел своих в атаку Алп-Азей-Мурза, на помощь тем, что охраняют дворцовые ворота, держатся из последних сил. А во дворце уже огни, звенит сталь, касимовские уланы бьются с дворцовой стражей, защищают своего хана.
Успел уйти из Казани Шах-Али со всем своим двором, погрузились на челны уцелевшие уланы и стрельцы. С берега ногаи посылали в них стрелы, а беглецы укрывались от них за тюками с ханским добром. Только когда челны из реки Казанки в Итиль-реку вышли, отложили касимовцы свои луки, взялись за весла. Долог путь по Волге и Оке до Ханкермана, придется грести против течения. Вместе с русскими стрельцами налегают на весла уланы Махмуд и Назар. Что ж, тоже служба.
1551 год. Хрустальный терем
Уж как мечтал Бахтияр Беркузле, младший сын Махмуда, побывать в Казани, а все не судьба. Когда отец с братом поехали в уланской сотне с Шах-Али, его оставили в Ханкермане – десятком командовать. Пусть долгожданное повышение по службе, почета и уважения больше, но что это за служба – почти пустой дворец охранять. Три года назад в грязный поход на Казань с великим князем ходил, тоже Казани не видел. Был в охранении пушек, пока войско обратно не повернули. И вот теперь совсем близко до Казани, всего два перехода, а тут приказывают идти к Васильсурску и ждать. Чего ждать? Кого ждать?
Ждут в Васильсурске касимовские уланы, а чего ждут, сами не знают. И вот дождались.
Давно уж не мальчик Бахтияр, тридцать шесть недавно исполнилось, у самого дети, так что в бабкины сказки давно не верит, но сегодня утром своими глазами увидел чудо.
Причалила к пристани большая гребная галера на десять пар весел. А на галере той… Бахтияр аж глаза протер, не мерещится ли? Нет, точно, посреди палубы терем! Из чистого хрусталя! Такое только в сказках бывает!
А вот и не в сказках. Русские стрельцы рассказали Бахтияру, что в тереме казанская царица Сююмбике с сыном Утямышем в Москов-град едет. Сами казанские татары с поклоном и смирением послали ее русскому царю. И касимовские уланы будут ее сопровождать и охранять от Васильсурска до Москвы. К тому же, великий государь приказал царице казанской Сююмбике в светлое время быть на палубе, чтобы все с берега видели, кого на галере везут. А если дождь или ветер, может укрыться царица в хрустальном тереме, через который ее особу видно.
Разве не сказка?
Оставили своих коней уланы, погрузились на галеру, поклонились казанской царице. Кивнула в ответ царица, ласково улыбнулась татарам, на красные кафтаны стрельцов посмотрела с презрением.
Сказочной красоты женщина, даже когда сердится, прекрасна!
Не любит десятник Бахтияр водных походов, а вот сейчас рад, что путь до Москов-града против течения так долог.
Жаль, что сын Раис не смог с ним отправиться, ему военачальники другую задачу уготовили.
1551 год. Чуден град Свияжск
Двор хана Шах-Али съехал из Ханкермана еще зимой, привычно оставив город на попечение сеитов. Говорили, встал хан на реке Суре с большой силой, снова с русским князем на Казань собирался. А весной, как затрещал лед на Оке, так и уланам велели собираться в поход. Не дело уланов обсуждать приказы своего сотника, да только удивительно: разве ходят походом в распутицу? Дороги нет, а каждый малый ручеек превращается в бурную реку. Но что судить зря, собрались уланы в указанный срок у старого дворца, как положено, в доспехах, при оружии, саадаках, у каждого по паре сменных лошадей. И тут говорят, что лошадей нужно дома оставить. Как так? Где видано, чтобы уланы в поход пешком шли? Но говорит сотник Али-Мурза, что не пойдут, а поплывут уланы, и указывает плеткой на причаленные к берегу струги.
Стыдно признаться, но девятнадцатилетний улан Раис Беркузле побаивался плыть на струге. Под ногами не твердь земная, а шаткие доски. Устоят ли челны против мутных волн, меж которыми еще толкаются льдины? А он плавать не умеет. Но дядька Назар только рассмеялся и первым забрался на струг. Сказал, что так даже лучше, чем на лошадях, – спать можно и седалище не устает.
За веслами бородатые урусы, все крепкие мужи. Дружно и умело налегают на весла, быстро идет челн по высокой воде, обгоняя длинные плоты. С рождения живет на Оке Раис Беркузле, а никогда не видел подобных плотов. Бревна ровные, словно подобраны по длине и размеру, на плотах мужики с длинными шестами. На речных изгибах гурьбой наваливаются на шесты, чтобы мелей избежать, и как только управляются?
С закатом солнца причаливают струги к берегу. На стоянках только и разговоров, куда плывут, зачем? Понятно, что Казань воевать, не впервой, но в этот раз, видно, взялись серьезно. Челнов-то и стругов полна река, и на каждом воины. На вечерних стоянках еду варят в достатке, припасов везут много. Вчера обогнали караван барж с мукой да солониной, а еще на одной барже клетки с курами да гусями. Гогота – на всю реку!
Ближе в ночи причалила рядом большая галера с московскими стрельцами. Все бородатые и в алых кафтанах. Народ степенный, быстро и без суеты разбили стан на берегу, поужинали у костров кашей с солониной и после молитвы спать улеглись. Но посты выставили. Их-то дозорные и подняли ночью тревогу. Заметили конных людей во множестве при оружии, с луками да копьями. Похожи на башкир, это местные дикие племена, что Казани платят дань воинами и лошадьми. Непонятно, напасть собирались или просто в темноте с дороги сбились, но стрельцы для острастки пальнули из пищалей. Они и ушли.
Утром Али-Мурза объявил уланам, что идут они не на Казань, а на реку Свиягу, где теперь стоит Шах-Али. Там уланам и служить.
Широка река Итиль, что урусы зовут Волгою. С одного берега другой еле виден. Почти как море в бабкиных сказках. А в месте, где впадает в Итиль река Свияга, остров круглый, безымянный, поросший дремучим лесом. Вот к этому острову и причаливают струги и челны. Сходит на берег служивый народ, стрельцы да пушкари, и, не теряя времени даром, сволакивает с челнов пушки, ставит их на деревянные козлы жерлами в сторону реки. Сильна и грозна еще казанская речная рать, ходит она на быстрых стругах, а на каждом струге гребцы – невольники, прикованные к лавкам. Гребут они изо всех сил, ведь знают: если потонет струг, с ним вместе на дно и пойдут.
Причаливают к острову и длинные плоты. Русские мужики тянут с них бревна веревками на берег. Складывают лес штабелями, артельные мастера клейма на комлях сверяют по бумажкам. На каждом комле – свое клеймо. Ведь это не просто лес, а уже готовый город, срубленный под Угличем, теперь его только собрать нужно.
Уланам тоже сразу служба нашлась. Командиры ушли к хану на доклад, остальным велели снять кольчуги да тягиляи, отложить сабли с луками и браться за топоры – валить вековые сосны. С непривычки быстро сбил ладони до мозолей улан Раис Беркузле. Усмехается в бороду стрелецкий десятник Аким, качает головой, показывает, как правильно топорище нужно держать. Велит своим стрельцам подменить татар-неумех, а им бревна вытаскивать да обрубленные сучья к кострам нести.
К обеду выбился из сил Раис и продрог от студеного речного ветра, едва у костра отогрелся. К счастью, после полуденного намаза приехал сотник Али-Мурза, сообщил, что на остров прибыл Шах-Али, хочет смотр своим уланам устроить. Велел идти вглубь острова, где на поляне, окруженной пеньками срубленных деревьев, белел большой шатер.
Какой же смотр без лошадей? Стоят уланы, мнутся. Вдруг вышел из шатра любимый ворон хана Хасан. Важно так прошелся, вспорхнул и улетел в ближайший лес. А потом уже вышел сам Шах-Али в окружении своих нукеров, все такой же тучный, улыбчивый, сказал уланам приветливые слова. Выдохнули облегченно уланы, заулыбались. Дадут им добрых коней по три на каждого, и седел кожаных казенных дадут, и узду, и упряжь, и все что нужно. Будут уланы на реке Свияге охранять дороги, чтобы не баловали зря местные бесермены, не грабили княжеских обозов. А пока… придется лес валить, потому что быть здесь городу!
Касимовцам было велено встать на правом, «горном» берегу Волги и охранять дороги от местных степняков. Большой стан получился – около полусотни юрт. При стане пасется большой табун, нарочно пригнанный из ногайских степей. Какая лошадь понравилась, такую и бери. Только охранять ночами приходится – местные шалят.