Мрачный мужик, больше похожий на медведя: с густой черной бородой, которая закрывала половину лица, и с длинными сальными волосами. У него протезы рук, причем, неизвестной мне модели, но такие, рельефные, искусственные мышцы так и бугрятся. Но это эффект чисто косметический, да и развиваемое усилие наверняка ограничено полицией.
Еще один мужик в черной кожанке и коричневых шортах. Никаких видимых имплантов нет, лицо разбито. Может быть, наемник, а возможно, просто парень, который косит под крутого. И попал сюда за кабацкую драку. Черт его знает.
И еще трое чуть сбоку. Косятся на меня, заинтересовал их я. У одного татуировка над глазом на лбу — циркулярная пила. Что-то знакомое. Двое в спортивные костюмы одеты, еще один в шорты и майку.
Ладно, опасаться тут мне особо нечего. Вокруг легавые шастают туда-сюда, да и дежурные на местах в случае чего. Не сделают мне ничего. Да и боевое железо у всех деактивировано, а в таких случаях решает не сила, а опыт. А уж чего-чего, а опыта у меня достаточно.
Я откинулся на стену и расслабился. Прикрыл глаза.
Ну, кажется все. Убийцы моей семьи мертвы, все до единого. А даже если это не так, то самому главному из них я выпустил кишки прямо на улице города. Короче, Алиса и Ваня могут спать спокойно, я за них такую плату взял, что чертям в аду страшно станет.
Но вот только то, что будет дальше, меня совсем не радует. По уму выходило, что жить мне остается не так уж и много. Сколько на меня реально можно повесить? Как минимум одного, как максимум четверых. Ну и сопутствующие: уничтожение городского имущества, покушение на представителей власти, сопротивление при аресте, хотя это, скорее, уже как отягчающие обстоятельства пойдут.
Законы у нас в стране строгие, что, правда, почти никак не останавливает людей от их нарушения. Наказания тоже крутые. Меньше двадцати лет мне никто не даст. И это не угон машины или незаконное хранение оружие, за которое очень быстро выпускают по УДО, потому что в тюрьмах свободных мест не так уж и много осталось. Это убийство с особой жестокостью, так что рассчитывать на досрочное освобождение смысла нет.
А сколько мне прожить удастся, тоже большой вопрос. Протезы с меня снимут, а то, что нельзя, заблокируют. Вместо рук поставят самые обычные манипуляторы, чтобы мог работу выполнять, и все. Там одиночки не выживают, а присоединиться к банде… Это против своей натуры пойти.
Да и вообще, там ведь будут в курсе, за что я сяду. А у Котла могут свои люди быть, которые решат за шефа рассчитаться. Ну и как быстро меня с заточкой в горле найдут или повешенного где-нибудь в закоулке? То-то и оно.
Ладно, нужно что-то думать. Может быть, получится выбить через адвоката, скажем, службу в штрафном батальоне. Да, контракт там будет кабальным, идти придется на штурм в первых рядах, но это всего год, может быть, полтора, и амнистия. Ну а это все равно лучше, чем гнить среди заключенных.
— Эй, мужик, — услышал я. — Ты чего в крови весь? Жрал кого-то что ли?
И кто-то коротко хохотнул. Я ожидал, что это кто-то из панков заинтересовался, открыл глаза, но увидел, что спрашивал тот самый, с татуировкой на лбу, и в спортивном костюме.
Циркулярка… Вспомнил я. Резак. Этот урод. получается, из банды резаков, тех самых, что людей похищают и на органы с имплантами разбирают. В любой другой ситуации я был бы рад встрече, чтобы убить всех троих, уж слишком близко они друг к другу держались, но сейчас… Сейчас мне очень хотелось, чтобы меня оставили в покое.
Гребаный недобиток. От их банды-то не осталось никого почти, а этот вот тут, в Москве.
— Тебе-то какое дело? — спросил я. — Ты со своими подружками болтаешь, вот и болтай. А ко мне не лезь лучше.
— Слышь, ты оборзел? — спросил второй и стал подниматься. — Ты кого подружкой назвал?
— Тихо там! — послышался окрик снаружи.
Резак сразу же приземлил жопу. Я усмехнулся ему в лицо. Нет, легавые не дадут нам устроить драку. А если она и начнется, то прекратят ее очень быстро и, скорее всего, достаточно жестко. Бить будут, причем сильно.
Ладно, вроде все успокоилось, только резак выразительно посмотрел на меня и провел большим пальцем по горлу. Убить угрожает. Ну, это всего лишь означает, что нужно держать ухо востро.
Полицейский подошел к двери клетки, просунул ключ в замок, провернул. Потянул ее на себя. Второй прикрывал его сзади, оружия в руки не брал, но было явно видно, что напряжен. Тут трое резаков, наемник, да еще и я — хрен с горы с руками по локоть в крови. Так что ясное дело, что ему не по себе.
— Берсанов, на выход, — сказал он.
Бородатый здоровяк поднялся и двинулся к выходу. Его тут же приняли, оперли к стене, завязали на руках эластичную ленту, а потом повели прочь. Как мне казалось, он и так был способен раскидать полицейских, да только вел себя удивительно смирно. Странно даже.
Дверь снова закрылась, щелкнул замок. На допрос увели. А теперь ведь и меня поведут. А что это значит? Что нужно придумывать линию ответов. Если получится убедить их, снять с себя хотя бы часть вины.
Жаль, что сперва допросят, а уже потом дадут посоветоваться с адвокатом. Тем более, что у меня его нет, и придется выбирать в срочном порядке, иначе подсунут государственного, у которого рейтинг и так ниже некуда, и защищать подсудимых у него уже нет никакого резона.
А ведь не зря у всяких крутых парней номер собственного юриста на быстром доступе. Это наверняка позволяет решить очень много проблем. Типа сегодняшней.
Ладно, ну и что мы будем врать? А точнее, какую полуправду будем говорить, лжесвидетельствовать-то нельзя. Нужно хорошенько подумать.
Я минут пять прокручивал последние события в голове, и получалось, что и так, и эдак я виноват буквально во всем. Ну а как иначе? Я ведь не был преследуемым, я преследовал. Я ехал за другой машиной и стрелял по ней из автомата, что само по себе уже из ряда вон выходящее. Я выпотрошил этого парня, а потом избил, а возможно, что и покалечил нескольких полицейских.
Это даже под самооборону не подвести, никак. Если бы за мной гнались бы, то еще ладно, а так…
Может, реально? Сделка со следствием?
Кстати меня ведь не прессовали бы так сильно, если бы я не стал драться с легавыми. Скорее всего, совсем даже наоборот, отнеслись бы относительно лояльно. Я же убил известного бандита, замешанного в куче преступлений. Сглупил я, короче.
Но ладно.
Двое парней из резаков вдруг поднялись и сели по бокам от меня. Сразу стало ясно, что дело идет к чему-то нехорошему, но один из них вдруг выщелкнул из большого пальца руки лезвие и попытался тихо ткнуть меня в шею.
Очевидно, что это был не электронный имплант, а что-то простое, механическое, что не удалось обнаружить с помощью сканирования устройств. Впрочем, мне от этого легче не стало.
В последний момент я успел перехватить его руку, когда второй парень попытался навалиться на меня сбоку, взял левую в захват. Несколько секунд мы с резаком боролись, лезвие становилось то ближе к моей шее, то дальше от нее., а потом я сдвинулся чуть в сторону, назад, и наоборот потянул на себя руку с лезвием, втыкая его в глаз второго парня.
Повреждение оптического импланта.
Оно было не таким длинным, чтобы достать до мозга, но оптический имплант все равно пробило. Во все стороны брызнули искры, парень закричал, отпустил мою руку, и я изо всех сил пробил локтем ему в висок.
Сотрясение мозга. Потеря сознания.
Он опрокинулся набок, я встал, перехватил протез второго врага обеими руками, рванул на себя. Мы снова вступили в борьбу.
Я чувствовал себя инвалидом. От былых сил остались всего лишь жалкие крохи. С протезами, которые работали на полную мощность, я бы переломал всех троих пополам, а уж про ускоритель рефлексов и говорить нечего. Но увы, когда человек начинает привыкать к железякам внутри себя, он становится слабее. Не удивлюсь, если самым сильным парнем в мире является тот, кто вообще не чиповался, а только тренировался, правильно питался и медитировал.
К сожалению, я забыл о том, что резаков было трое. Третий навалился на меня со спины, взял шею в локтевой захват и одновременно ткнул по колено, заваливая вперед. Он попытался сломать мне шею, но не смог. Мой позвоночник был укреплен стержнями из гиперсплава, и чтобы повредить его, нужно было приложить нечеловеческие усилия.
И снова вектор силы сменился. Я уже не тянул на себя руку с лезвием, а толкал от себя. А парень пытался воткнуть ее мне в глаз. Было видно, как с нее медленно капает кровь. И тут я понял, что вполне возможно не доживу не только до суда, но и до допроса.
Дверь камеры вдруг распахнулась, и я понял, что за звуки до меня доносились до этого: окрики полицейских, которые требовали прекратить драку. План резаков был прост: зажать меня с двух сторон и зарезать. И никто ничего не понял бы. Мне же удалось поднять шум, и это спасло мне жизнь.
В помещение вломились полицейские, вооруженные дубинками. Сперва прилетело тому, что душил меня, и давление на шею тут же ослабло, потом досталось уже мне, но и тот, который пытался меня зарезать, не отсиделся. Нас троих завалили на пол и несколько секунд методично месили. Нанести больших повреждений спецсредством было нельзя, но вот мысль о сопротивлении они выбивали начисто.
— Кравцов, да? — спросил один из них. — Его все равно на допрос вести. Поднимайте, и потащили.
Меня схватили за руки и вздернули вверх, после чего вытащили из клетки и поволокли куда-то по коридору. Ну что ж, мне удалось выбраться из еще одной опасной ситуации. Впрочем, то ли еще будет.
Примерно через полминуты меня привели в помещение, в котором не было ничего кроме стола и двух стульев, привинченных к полу. Еще там имелся микрофон для записи на том самом столе, и здоровенные наручники, прикрепленные к нему же. Теперь в эластичной ленте не было смысла, у меня все равно не получилось бы вырваться.
Меня усадили, после чего обе руки заковали в кандалы. Никто ничего объяснять не стал, легавые вышли наружу. Значит, остается только ждать, пока придет следователь.