Те же методы помогли Кингу с его первой проповедью в небольшой церкви отца. Выступил он тогда блестяще. «Люди все продолжали приходить, — вспоминал его отец. — Нам пришлось перейти в более просторный зал»[122]. Кинг выиграл ораторский конкурс в университете, где практиковал речи перед присяжными суда перед зеркалом, когда учился на юриста. На собеседовании при приеме на свою первую работу (должность священника в баптистской церкви в Монтгомери, штат Алабама) он прочитал уже опробованную на прихожанах проповедь[123]. Место пастора Кинг получил и, несмотря на гору прочих обязанностей, продолжал все так же фанатично работать над выступлениями. Нужно было закончить диссертацию по теологии, каждое утро просыпаться в 5:30, заваривать кофе, ровнять упрямые усы и работать еще три часа до пробуждения беременной супруги Коретты, которая составляла супругу за завтраком компанию[124].
Воскресные проповеди значили для Кинга очень много. Он начинал готовиться еще во вторник, продолжал доработку речи в течение дня, вдохновляясь трудами Платона, Фомы Аквинского, Фрейда, Ганди. Накануне службы он записывал проповедь на желтой линованной бумаге и начинал ее заучивать. Кинг брал текст с собой в церковь, но когда он поднимался на кафедру, то оставлял листок на своем стуле и выступал по памяти в течение получаса или дольше. Прихожане обожали пастора и его изящную манеру говорить красиво, но по существу. «Он был невероятен», — вспоминал один из коллег Кинга[125]. Чтобы добиться такого уровня мастерства, преподобный тратил на каждую проповедь по 15 часов.
Мартин Лютер Кинг был одним из величайших ораторов, чьи выступления украшали английский язык, и на первый взгляд ясно почему. Образованный и необычайно талантливый молодой пастор ничего не оставлял на волю случая. Каждый слог его речи был продуман.
Рассмотрим примеры людей, которые, по всей видимости, не тратили времени на подготовку. Рик Перри, ставший губернатором Техаса, когда-то претендовал на роль кандидата в президенты от республиканцев в выборах 2012 года. Однако он проиграл гонку из-за катастрофических выступлений на дебатах, об одном их которых какой-то журналист написал в Twitter: «По-моему, Рика Перри только что хватил инсульт»[126]. Во время другой своей речи Перри уверенно начал перечислять три правительственных института, которые бы он упразднил, став президентом, но забыл третий пункт в списке. Когда спустя 15 минут кандидат в президенты выкрикнул, что вспомнил его, сложно было не испытать испанский стыд{21}, [127].
В 2014 году Эд Милибэнд, лидер британской Лейбористской партии, выступил с речью о том, что он должен стать следующим премьер-министром. При этом политику не нужны были ни бесчисленные часы зубрежки выступления, ни распечатка с текстом, ни телесуфлер.
«То, что я хочу сделать, — написать речь и затем использовать ее как основу того, что я хочу сказать стране, — объяснил он на следующее утро в телеинтервью. — Мне нравится такой способ взаимодействия с аудиторией. И конечно, есть риск, что я забуду о чем-то или добавлю что-нибудь на ходу. Но таковы законы жанра»[128].
Законы жанра неумолимы. В соответствии с ними мистер Милибэнд забыл о разделе, который и являлся полем битвы на текущих выборах, — дефиците бюджета. Оппоненты ухватились за эту ниточку и выставили лейбориста как политика, который не воспринимает всерьез важнейшую проблему. Его беспечность подтвердила правоту критиков. После оглушительного поражения на выборах спустя пару месяцев карьера Эда Милибэнда как лидера лейбористов подошла к концу.
Предпринимателю Джеральду Ратнеру удалось уничтожить свою репутацию гораздо быстрее. В 1980-х он построил крупнейшую сеть ювелирных магазинов на планете, а потом разрушил ее парой острот[129]. Выступая перед авторитетной аудиторией крупных предпринимателей в 1991 году, Ратнер пошутил, сказав, что один из его товаров — хрустальный графин — был «дешевкой», а набор серег, которые он продавал, стоил дешевле, чем сэндвич с креветками, «но и по долговечности ему уступал». Эти слова оказались на первых полосах газет, и продажи Ratners резко упали. Ратнера вышвырнули с работы, компания даже избавилась от вредного названия. Промах дельца обошелся в полмиллиарда фунтов — или три четверти миллиарда долларов. Сам Джеральд Ратнер потерял все свое состояние.
Кто захочет разделить судьбу Джеральда Ратнера, когда можно перенять скрупулезный подход молодого Мартина Лютера Кинга? Кажется очевидным, что перед публичным выступлением мы должны готовиться так же тщательно, как и пастор, который писал и заучивал свои проповеди.
Но что, если это не так? Что, если мы должны больше импровизировать, не боясь рисковать и высказывать то, что приходит нам в голову спонтанно, по велению инстинктов? Хотя примеры доктора Кинга, Ратнера, Милибэнда и Перри подтверждают пользу методичной подготовки, иногда стоит окунуться в хаос импровизации.
2 марта 1959 года команда джазовых музыкантов собралась на 30-й улице в церкви, которая была переоборудована в студию звукозаписи{22}, [130]. Майлз Дэвис{23}, лидер группы, принес наброски будущих мелодий. Работа началась не очень гладко, так как Дэвис пригласил нового пианиста Билла Эванса, не удосужившись предупредить нынешнего — Уинтона Келли.
Хотя джаз часто характеризуется как жанр импровизационный, на практике каждая композиция обычно записывалась несколько раз, и распространенной практикой была склейка отрывков из разных вариантов. Но, как Билл Эванс объяснил Эшли Кану, Майлз придерживался другого подхода: «На моих записях вы всегда слышите первый дубль, исполненный от начала до конца…[131] Вот что делает композицию по-настоящему живой. Впечатление от первого варианта, если он хоть немного похож на то, что задумано, обычно самое верное. Иначе в жертву приносится чувственность».
Одной из композиций была So What. Запись началась с пары дублей, которые прервали почти сразу: кое-где на пленку попал шелест бумаги в студии. Но Майлз совершенно не разделял беспокойства продюсера о том, что микрофоны снимали подструнник малого барабана Джимми Кобба, резонирующий с контрабасом и фортепиано. «Так и должно быть», — говорил трубач. Это было частью музыки.
Следующий дубль начался с мягкой увлеченной переклички Билла Эванса и контрабасиста Пола Чемберса. Это рубато, исполняемое в свободном гибком темпе, отличалось от остальной части отрывка: с контрабасом, ведущим мелодию, оно было ни на что не похоже. Дэвис, Джон Колтрейн и Каннонболл Эддерли добавили традиционные антифонные духовые, и дубль выстроился в сторону соло.
Через 90 секунд наступил решающий момент. Джимми Кобб, поспешно сменив щетки на палочки, ударил по тарелкам, но переусердствовал, и звук получился слишком громким. Кобб думал, что Майлз Дэвис остановит запись — но вместо этого трубач исполнил то, чему суждено было стать одним из самых знаменитых джазовых соло, с затихающими тарелками Кобба на фоне. Сочетание получилось завораживающим, хотя звучный акцент и казался поначалу ошибкой.
После двух сессий звукозаписи Майлз Дэвис запишет альбом, который изменит направление музыки XX века, — Kind of Blue[132]. Куинси Джонс, легендарный продюсер Фрэнка Синатры и Майкла Джексона, говорил: «Я слушаю Kind of Blue ежедневно — он заменяет мне стакан апельсинового сока. Пластинка по-прежнему звучит так, словно была записана вчера»[133]. Еще одна легенда, пионер джаз-фьюжна Чик Кореа, считал, что одно дело — сочинить новую мелодию и «совсем другое — создать новый язык музыки, чем и являлся Kind of Blue».
И все же Майлз Дэвис и его группа секунда за секундой сымпровизировали эту революцию{24}. Иначе как чудом это не назовешь[134].
Самый поразительный факт о Kind of Blue — это была совсем не та пластинка, которую Майлз собирался записать.
«Когда я говорю людям, что с Kind of Blue я не добился желаемого, что мне не хватало сочного звучания калимбы{25}, они смотрят на меня так, словно я сумасшедший, — написал он в своей биографии. — Все говорили, что альбом был шедевром, — и я тоже его люблю, — поэтому мои слова принимали за розыгрыш. Но именно это мне было нужно, особенно в All Blues и So What. Я просто не получил того, чего хотел»[135].
Он просто не получил желаемого, да. Но беспокоиться не стоит — будут другие дни и другие дубли. Иногда хаос создает что-то стоящее — даже (или особенно) если в результате получается не то, на что вы рассчитывали.
Как и пианист Кит Джарретт или гитарист Эдриан Белью, Майлз Дэвис и его группа были невероятно талантливыми музыкантами{26}. Наши будничные поступки — не ровня их подвигам. Однако и мы можем поучиться у Майлза, если зададимся вопросом, почему трубач предпочитал импровизацию нотному стану. Импровизация подразумевает отсутствие контроля, а впоследствии музыкант может лишь пожать плечами и записать: «Я просто не получил того, чего хотел». Так что же нам предлагается в обмен на способность управлять процессом и когда стоит принять условия этой сделки?