Удивительно, как много диалогов приобретают формат ритуала, даже когда мы отчаянно хотим начать общение. Легко смеяться над пикаперами с их «рутинами» и желанием «забыть» о взаимодействии, которое не прошло хорошо. Но у многих ли на самом деле это получается лучше? Следующий текст, который привел к первому свиданию, написал человек или компьютер?
«Дуайт Оуэнс. Группа управления частным капиталом в Morgan Stanley Investment Management для состоятельных клиентов и несколько пенсионных программ. Люблю свою работу, пять лет в компании, разведен, детей нет, атеист. Живу в Нью-Джерси, владею французским и португальским языками. Окончил Уортонскую школу бизнеса. Что-нибудь из этого тебя заинтересовало?»
Вопрос с подвохом: на самом деле эти слова произносятся одним из героев сериала «Секс в большом городе». Однако это знакомая тема. Даже без тактик манипуляции пикаперов первые свидания зачастую похожи на очень формальный обмен полезной информацией биографического характера, так как никто не хочет рисковать и сказать что-нибудь интересное. Ученый в сфере поведенческой экономики Дэн Ариэли однажды провел эксперимент, который сочетал онлайн-свидания с чем-то похожим на «Обходные стратегии» Брайана Ино. Участникам эксперимента дали доступ к системе обмена мгновенными сообщениями, которую они использовали для онлайн-общения и обсуждения возможного первого свидания. Однако система заставляла их выбирать из ряда довольно разрушительных разговорных ходов: «Сколько партнеров у тебя было?», «Когда ты расстался/рассталась с последним партнером?», «Есть ли у тебя венерические заболевания?», «Как ты относишься к абортам?» Людям нравилось конечное общение, так как вместо аккуратного вовлечения в ритуальный обмен эти вопросы делали диалог необычным, опасным и увлекательным[328]. Не могу сказать, с большей ли вероятностью Дуайт Оуэнс получил бы телефонный номер Миранды, с которой у него было свидание, если бы он начал его с фразы: «Ты когда-нибудь разбивала чье-то сердце?» Однако могу гарантировать, что у них сложился бы более интересный диалог.
Это может показаться безумным, но существует давняя традиция использовать смелые вопросы, чтобы вывести из аккуратных привычек общения. Один список вопросов был составлен писателем Марселем Прустом и включал подобное: «Ваше любимое занятие?», «Ваш главный недостаток?», «В какой стране вам хотелось бы жить?», «Как вы хотели бы умереть?» Лучший из этих вопросов: «Чем вы зарабатываете на жизнь?»
Брайан Кристиан и его девушка ответили на вопросы Пруста в ходе начала разговора на свадьбе и вот как отреагировали: «Прочитать ответы на эти вопросы было потрясающим опытом: такое чувство, что мы мгновенно удвоили понимание друг друга. Пруст помог нам сделать за 10 минут то, что у нас самих заняло 10 месяцев».
Провокационные вопросы Дэна Ариэли и диссертационное исследование Джины Фрост демонстрируют, что даже компьютерный чат можно использовать для начала очень человеческого процесса общения. Возможно, мы не должны, затаив дыхание, ждать, что сайты онлайн-знакомств популяризируют эти беспорядочные подходы. В конце концов, они хотят, чтобы мы возвращались в онлайн-среду снова и снова: клиент в счастливом браке больше не является клиентом.
Также социальные сети не стимулируют поведение, которое поощряет глубокое и содержательное общение между друзьями. Рассмотрим объявление Facebook, сделанное в конце 2015 года, о том, что сеть расширила линейку реакций в один клик от традиционного «мне нравится» до «возмутительно», «сочувствую», «ух ты», «ха-ха» и «супер». На первый взгляд может показаться, что Facebook расширил наши разговорные вкусы. Как сообщалось в одной газете, «Марк Цукенберг намекнул… что его сайт собирался расширить кнопку “лайк”, давая людям способ общаться, когда их расстраивали новости»[329]. Но после минутного размышления это кажется нонсенсом. Facebook всегда давал людям возможность общаться, если они были расстроены из-за новостей. Возможно, они могли напечатать «меня расстроила эта новость» и добавить пару слов сочувствия или совета. Новые «реакции» Facebook вводят нас в соблазн не утруждаться ничем человечным: простого клика будет достаточно. Изменения произошли не ради нашей пользы, а ради выгоды рекламодателей, которым гораздо легче анализировать данные по реакциям в один клик, чем разбираться в обычном языке. Без сомнений, мы придем к упрощению, так как с учетом аккуратной опции мы склонны упрощать общение.
Социолог Шерри Теркл недавно начала опрашивать молодых людей о том, как они относятся к старомодному общению наедине при условии, что сегодня гораздо проще общаться текстовыми сообщениями или в чате. Они сообщили, что считают традиционное общение сложным, даже пугающим. «Я скажу вам, что не так с обычным общением! — ответил один студент старших курсов. — Оно проходит в реальном времени, и вы не можете контролировать то, что собираетесь сказать»[330]. Сложно представить выражение, более противоположное духу импровизации, который мы видели у Майлза Дэвиса («Впечатление от первого варианта, если он хоть немного похож на то, что задумано, обычно самое верное») или Мартина Лютера Кинга («Это было поразительно, человек говорил с такой силой»). Этот юноша настолько одержим контролем, что напуган перспективой простого общения «в реальном времени».
Но как бы нам ни хотелось обратного, жизнь происходит в реальности. Ее нельзя контролировать. Жизнь сама по себе — это хаос. Не только студентам старших курсов нравится обманывать себя в этом плане. От странного глюка повтора Марко «Рубота» Рубио и schwerfällig британских генералов, которых обошел Эрвин Роммель, до менеджеров, пытающихся увязать результаты с упрощенной целью, — мы всегда стремимся к практичным ответам лишь для того, чтобы обнаружить, что они малопригодны, когда вопросы становятся хаотичными.
Ежегодно компьютерам не удается пройти тест Тьюринга, и судьи на турнире Лебнера выделяют утешительный приз за лучшую попытку, премию наиболее человечному компьютеру. Но существует также премия для наиболее человечного человека. Брайан Кристиан участвовал в турнире Лебнера в 2009 году. Он понимал, что недостаточно просто вести беседу так, как это обычно делают люди, ведь слишком большая часть человеческого общения шаблонна и подобна роботу. Его стратегией было создание хаотичности. Во-первых, он избавился от сценариев, от «книги» организованных, формализованных обменов и обратился к вопросам, которые могли объединять. Вопрос «Как дела?» слишком безопасен. Просьба «Расскажи мне о своем первом поцелуе» рискует стать последней, но это лучше, чем вообще не начать беседу. При столкновении с рассерженными клиентами остроумный ответ O2 «Сколько за птицу?» тоже был рискованным. Не нужно быть гениями вроде Кита Джарретта или Мартина Лютера Кинга, чтобы обратить риск в выгоду.
Во-вторых, он отошел от постоянного общего поиска деталей вокруг. Боты, автоматизированные меню телефонов и пикаперы благополучно живут в стерильном пузыре, лишенном контекста и истории. Человеческий разговор будет проходить лучше, поскольку он учитывает конкретный момент. В какое-то мгновенье участники турнира на премию Лебнера обнаружили, что они оба из Торонто, и начали болтать о хоккее. Моментально стало ясно, что они не компьютеры. Когда менеджер Zappos понял, что клиент находится на той же улице в Лас-Вегасе, он доказал, что тоже не является компьютером.
В-третьих, Брайан Кристиан прерывал разговор, потому что именно так делают люди. Люди не общаются законченными предложениями и не ждут, пока собеседник закончит фразу. Они колеблются с ответом, взахлеб перебивают друг друга, заканчивают фразы. В условиях текстового сообщения ответы накапливаются: люди часто ведут 2-3 параллельных диалога с одним и тем же человеком в одно и то же время. Этот хаос — типичная черта жизни. Брайан Кристиан печатал в три раза больше, чем его робот-соперник, рассказывал, обсуждал и спорил, извлекая смысл из неуверенных ответов и замешательства в такой же степени, как и из полных предложений. Разве не такое оживленное общение делает разговор по-настоящему человечным?
Рискованные, богатые контекстом и беспорядочные диалоги Брайана Кристиана принесли ему титул «Самого человечного человека». Настоящая креативность, взволнованность и отзывчивость кроются в беспорядочных частях жизни. Понимание достоинств хаотичности — в полном использовании человеческого потенциала. Это то, что мы можем поощрять в наших детях с раннего возраста, если осмелимся.
Карл Теодор Соренсен, ландшафтный архитектор, разрабатывая детские игровые площадки в Дании в 1930-х годах, обратил внимание, что в то время как взрослые, делающие заказы и оплачивающие их, были полностью довольны, местные дети, похоже, были не в восторге. Быстро устав от качелей и горок, ребятишки постоянно стремились пробраться на окрестные стройки.
Соренсен решил, что построит игровую площадку, которая будет стройкой, где будут песок, щебень, молотки и гвозди. Она стала невероятно популярной среди детей, которые начали строить дома и другие сооружения, разрушать их и строить что-то новое.
Детская площадка Соренсена открылась в 1943 году в Эмдрупе, районе Копенгагена, в то время когда Дания была оккупирована нацистской Германией. У взрослых были более важные проблемы, чем беспокоиться, не прибил ли случайно маленький Томас себя к стене своего укрепленного замка. И медленно, неуверенно идея начала распространяться.
Похожая детская площадка The Yard в Миннеаполисе, открытая в 1949 году, изначально была обречена на провал, так как дети прятали инструменты, пытаясь монополизировать их в гонке за самое эффектное сооружение. Какое-то время казалось, что взрослые должны вмешаться, очистить площадку и изменить правила игры. В конце концов это оказалось ненужным. Скатывания до жестокости в стиле «Повелителя мух» не произошло. Дети объединились, чтобы определить собственные правила. То, что вначале казалось возможностью творческого самовыражения, стало стимулом к совместной работе как сообщества