Закусив губу, Дарвин принялся пробираться сквозь обезумевшую толпу. Мимо пьяных у бара, опрокидывавших стакан за стаканом, мимо пианиста, который, уронив голову и закрыв глаза, играл «Похоронный марш» Шопена.
Найдя, наконец, Люси скорчившейся под сервировочным столиком, Дарвин помог ей выбраться.
– Бежим!
Схватив ее руку, он потащил девушку за собой, но не туда, куда в ужасе рвались остальные, а в противоположном направлении. Миновав выход на галерею, где клубился дым и сверкали всполохи, молодые люди оказались на лестнице для прислуги. Обхватив за талию, Дарвин повел Люси по спиральному спуску, семь этажей вниз. На уровне первого послышались крики из вестибюля и звук бьющейся посуды.
– Туда лучше не соваться, – крикнул сквозь шум Дарвин, не зная, слышит ли его Люси. Они двинулись дальше, спустившись еще на два пролета, потом по длинному коридору, мимо погреба и оказались в котельной.
– Зачем мы здесь? – спросила Люси, хватая воздух ртом.
– Если комета так близко, безопаснее всего под землей. – Дарвин обвел взглядом тускло освещенное, похожее на пещеру помещение. Все пространство между опорными колоннами до потолочных балок в вышине заполняли трубы с лязгающими клапанами и механизмы. Огромный котел посередине, размером с паровозный, пылал жаром посередине комнаты. – Конструкция надежная, как у дирижабля «Кентукки».
– Но как же ядовитые испарения и кометная пыль? Они проникнут через двери, через щели в стенах…
– Нам туда, – перебил Дарвин, увлекая Люси в огромный бункер с углем.
Взобравшись по груде черных обломков, юноша закрыл загрузочный желоб, потом скатился вниз и захлопнул тяжелые железные дверцы. Теперь внутрь не проникал ни единый лучик света, но и дым тоже не мог сюда попасть. Они были изолированы от творившегося снаружи ужаса. В противогазах использовался как раз мелко крошеный уголь, и Дарвин надеялся, что такое количество сможет отфильтровать все вредные газы.
Оба опустились на кучу, прижавшись друг к другу. Дарвин ощутил прикосновение бедра Люси, уловил среди угольной пыли аромат ее духов, смешанный с запахом пота. В кромешной тьме пальцы скользнули по голой ноге девушки, встретились и переплелись с ее пальцами.
– Этого… этого не может быть, – прошептала Люси. – Я никогда не верила…
Дарвин не ответил. Молча держа ее за руку, он напрягал слух – не удастся ли различить в тишине что-то кроме шума крови в ушах и собственного учащенного дыхания. Кажется, где-то вдалеке выли сирены, едва слышно доносились приглушенные крики. В голове не укладывалось, что конец света действительно наступил, но страх и ужас, царившие вокруг и наполнявшие душу, были неподдельными.
– Мандаринчик-дракончик… – Люси всхлипнула. – Я не хочу умереть… умереть… умереть…
– Мы же еще живы. – Дарвин готов был говорить о чем угодно, лишь бы разогнать тишину, кошмар неведения. – Моя фамилия Ци, ты ведь знаешь. Она счастливая, по-китайски это значит «жизнь», «дыхание», «воздух». Хорошее предзнаменование, правда? Кстати, вот еще что забавно – в приюте нам рассказывали притчу о династии Ци. Они почти ничего не делали, всегда со всем медлили, потому что боялись, как бы чего не вышло. Как бы небо не упало им на головы – помнишь сказку о Цыпленке Цыпе? А у нас тут как раз это и случилось. На нас падает небо, буквально.
Сирены смолкли, и установилась тишина. Дыхание Люси мало-помалу успокоилось, наверное, можно было уже и отпустить руку, но Дарвину не хотелось, и он, напротив, стиснул пальцы еще крепче.
– И ничего смешного, – проговорила девушка, но все-таки хихикнула.
– Видишь, не особо-то это и страшно – конец света. Сейчас бы еще по чашке чая, как ты хотела. С лимоном. – Дарвин ободряюще сжал ее ладонь. – Давай, теперь ты расскажи что-нибудь. Расскажи мне о своей семье.
Она чихнула – раз и другой – от угольной пыли, и Дарвин машинально сказал: «Будь здорова», хотя сейчас это звучало довольно глупо. Уголь зашуршал от сотрясения.
– Да какая там семья… – Голос Люси гулко отражался от металлических стенок. – Родители перебрались из Ванкувера в медные шахты. Потом отец заболел зеленой легочной гнилью и не мог больше работать. Я была младшей из семи ртов, так что меня продали – то есть «отдали в услужение» – сюда, пока мне не исполнится восемнадцать. Как и тебя. Мы не виделись уже несколько лет. Сейчас их, наверное, уже нет в живых. Или скоро не будет.
Дарвин понимал и разделял ее чувства. Горечь одиночества была ему хорошо знакома. А теперь, если они переживут конец света, то могут и вовсе остаться одни во всем мире.
– Ты мог бы стать моей семьей, – коснулась Люси руки Дарвина.
Он представил себе, как это могло бы быть, хорошие и плохие стороны. Вспомнил намеки, улыбки и заигрывания девушки, которая почти в открытую нарушала правила, чтобы привлечь его внимание. Он ощущал за этим нечто большее, чем невинный флирт, но какой-то частью души все же сомневался и делал вид, что ничего не замечает. Лучше ошибиться в своих опасениях, чем оказаться правым и получить от ворот поворот. Но что же теперь? Что Люси имеет в виду под «семьей» – как муж с женой? Или как брат и сестра?
Но Дарвин не успел спросить – в отеле послышались звуки пожарной сигнализации, той, которую он сам только недавно включал. Он весь вскинулся: три резких отрывистых звонка, и потом тишина.
– Слава богу, – прошептал Дарвин, хоть и не был приверженцем примитивной местной религии. Он помог Люси подняться. Открывающиеся двери заскрипели и застонали. – Нам повезло. Этот чудесный звук означает, что опасность миновала. Похоже, мы еще увидим рассвет.
– Ты уверен? – Девушка колебалась. – Все правда кончилось?
– Есть только один способ узнать наверняка.
В полумраке котельной они по очереди, осторожными движениями, помогли друг другу отряхнуться, поворачиваясь то так, то этак, с улыбками и смехом. Набравшись смелости, Дарвин снова взял руку Люси и поцеловал, всего один раз. От губ на коже осталась черная отметина, которую он тут же стер. «Почему бы, в самом деле, и нет?» – подумал он, выпуская ладонь девушки. Все-таки и от конца света бывает польза.
В коридоре их ослепили лучи электрических фонарей в руках у мистера Эллиота и какого-то незнакомого охранника.
– Иисус-Мария! – проворчал управляющий, сжимавший в зубах мундштук трубки. – Чтобы больше я вас двоих тут не видел, э-э… одних.
Он ткнул пальцем в сторону лестницы для персонала.
– Быстро приведите себя в порядок и возвращайтесь к своим обязанностям. Поторапливайтесь – представление окончено, но вечеринка продолжится, как запланировано, так что вам еще гостей обслуживать.
– Но… как же «Скиталица»?.. – неуверенно возразила Люси.
– Какая еще «Скиталица»?! – рявкнул мистер Эллиот. – Наверх, живо!
Оба поспешили повиноваться. Махнув на прощание друг другу, каждый отправился на свой этаж, чтобы переодеться. Дарвин, однако, снедаемый любопытством, все же сперва выглянул в восьмиугольный вестибюль, где приходили в себя гости. Официанты подавали им бесплатные коктейли и кометные пилюли. Проскользнув к двери и спустившись по ступенькам к круглому портику у подъезда для авто, Дарвин увидел три стоящих полицейских машины. Рядом переступали на холоде, цокая копытами, лошади конного патруля. Над итальянским садиком по-прежнему клубился дым; пожарный экипаж, выдвинув лестницу, поливал горящие кроны деревьев. Однако, подняв взгляд выше, Дарвин раскрыл рот – вверху, прямо над балконом ресторана висел в воздухе громадный воздушный шар размером в половину отеля. На огромной деревянной платформе под ним еще дымили и искрились фейерверки, и сверкала исполинская неоновая реклама «ПЕЙТЕ НАСТОЯЩЕЕ ПИВО ОЛИМПИЯ ОТ КОМПАНИИ КЛАУССЕН-СУИНИ!». Полицейские в рупоры приказывали аэронавтам спуститься и предстать перед судом за нарушение общественного порядка.
«И за провоцирование паники среди толпы, – добавил про себя Дарвин. – За слезы девушки, плакавшей у меня на плече. За то, что испугали меня до смерти… хотя, с другой стороны, такого счастья и облегчения, как сейчас, я еще никогда не чувствовал».
Час спустя все только и говорили о рекламном трюке, замаскированном под конец света. Вечеринка возобновилась, и веселье пошло своим чередом, хотя некоторые из гостей постарше, приняв сердечные капли, улеглись в постель. Они шутили, что если конец света все-таки наступит, они предпочитают встретить его под навеянные опийной настойкой грезы о зеленых лужках и пасущихся на них овечках. Кое-кого увезли в больницу с ушибами, ссадинами и прочими травмами. Один мужчина даже сломал ногу.
После произошедшего атмосфера была несколько скованной, однако сигары расходились бойко. У Дарвина скоро закончились «гаваны» машинной скрутки, и он перешел на скрученные вручную из Тринидада и Бразилии. Никто как будто и не заметил разницы. Люси тоже вернулась к своим обязанностям, только ее розовая наколка куда-то пропала в общей суматохе.
Стоя на своем посту, Дарвин следил через окно за спускающимся по крутому склону Мэдисон-стрит вагоном фуникулера. Огоньки газоразрядных натриевых фонарей помигивали в темноте, а наверху в небе по-прежнему свободно разливались сполохи северного сияния. Юноша думал о Люси, вспоминал ее прикосновения, и конец света казался куда более далеким, чем какой-то час назад. Но подстраховаться, наверное, все-таки не мешает.
Дарвин слышал, что обитатели китайского квартала укрылись в подземельях. Они были официально закрыты из-за вспышки бубонной чумы в 1907-м, породившей немалую панику, но потихоньку обживались вновь все это время. Сперва там открывались опиумокурильни, игорные притоны и дома удовольствий, теперь же множились убежища, наполненные медными флягами с воздухом и «Кометным тоником доктора Мелвина», содержащим, если верить рекламе, полынное масло, хотя скорее всего – обыкновенную касторку. Кирпичные бункеры шли нарасхват, оставшиеся несколько штук разыгрывались в лотерею «Благотворительной ассоциацией Чун Ва», и Дарвин на прошлой неделе тоже купил билетик – просто так, на всякий случай. По принципу «если возьмешь с собой зонтик, дождь не пойдет». Билет стоил десять долларов, но сейчас расточительство не казалось таким уж ужасным. Рука коснулась кармана, набитого купюрами – гости щедро давали на чай. Времени, чтобы их потратить, возможно, оставалось совсем немного, а там все равно сгорят.