– Тот еще вечерок, да? – проговорил Дарвин, обрезая кончик сигары и поднося зажигалку старичку с головой как одуванчик, сгорбленному над тростью с серебряным набалдашником.
Пожилой джентльмен поднял взгляд. В уголке одного из глаз что-то блеснуло – слезинка?
– Чудная ночка, как раз для конца света. И далеко не первого на моей памяти, юноша. – Губы у старика дрожали, руки тряслись. – Я видел «Звездную скиталицу» еще в прошлый раз, в тысяча восемьсот тридцать пятом – тогда ее, правда, называли просто «кометой Галлея». Нас немного таких, кто помнит ту же панику, то же всеобщее помешательство. Те же… излишества.
Дарвин вежливо кивнул. Он и не думал, что кто-то из свидетелей прошлого явления кометы еще жив.
– Говорят, в этот раз она пройдет ближе, и ее ядовитый хвост…
– Ты этому веришь? – Вопрос прозвучал скорее как утверждение.
– Прошу прощения, сэр, – честно говоря я и сам не знаю, чему верить.
– В этом твое заблуждение – в недостаточной вере в науку. Но скоро… скоро все встанет на свои места. В моем возрасте костями ощущаешь любую грядущую бурю, дождь или снег. Этот катаклизм – я чувствую, как он грядет. Наш нескладный мир разлетится на осколки. – Голос старика дрогнул. – Я прожил долгую жизнь, и мне повезло – целый континент составит мне компанию, уйдя вместе со мной.
К Дарвину вновь вернулся весь ужас, испытанный тогда, в котельной. Болтовня вокруг между тем утихла, сменившись едва слышными перешептываниями. Танцы и общая круговерть прекратились, все понемногу, несмело начали снова перемещаться ближе к галерее.
– Эта больше похожа, – заметила какая-то женщина, пригубливая шампанское.
Сгорбленный старик слегка выпрямился, чтобы лучше видеть, и Дарвин заметил на его шее воротничок ушедшего на покой ученого-священника.
– «В день смерти нищих не горят кометы, Лишь смерть царей огнем вещает небо»[11]. Это Шекспир. – Он сжал плечо Дарвина. – Доброй ночи, парень.
Юноша пожелал ему того же и вместе с прочей прислугой уставился в окно поверх голов раззолоченной публики. «Скиталица», возникнув прямо над горизонтом, медленно скользила в западном небе. Не заметить ее было невозможно – яркий белый шар с большой палец вытянутой руки размером. Малиново-красные отсветы поднимались над Олимпийскими горами. Круто изогнутый хвост тянулся за пылающей сферой. Гости вечеринки молча загадывали про себя желания, провозглашали торжественные тосты и обменивались поцелуями, будто в новогоднюю ночь. Тревожное ожидание постепенно сходило на нет, сменяясь облегчением.
Дарвина взяли под руку. Он узнал запах духов Люси, но продолжал следить, как «Скиталица» движется через ночную тьму на фоне мерцающих занавесей северного сияния.
– Просто дух захватывает, – кивнул он в сторону окна и улыбнулся. – Жалко, что конец света нечасто случается, правда?
– Дарвин… – Она запнулась. – Дарвин, я…
Комета вдруг вспыхнула еще ярче, и свет вдруг погас, а уютное гудение электричества стихло. Остались гореть только свечи да розовые и желтые огоньки в горелках под блюдами и кофейниками, не дающие им остыть. В следующее мгновение и эти язычки пламени задул мощный порыв ветра, от которого перехватило дыхание. Все стекла разом вылетели из переплетов, бутылки с вином разрывало вдребезги. Какой-то первобытный предсмертный стон, воспринимаемый не слухом, а осязанием, прокатился чудовищной вибрацией по погибающему городу.
Ослепительная зарница объяла небо от горизонта до горизонта, тут же сменившись стигийской тьмой. Среди взметнувшегося вихря, между двумя ударами бешено бьющегося сердца Дарвин успел лишь подумать о Люси Стрингфеллоу. Надо было поцеловать ее, пусть хотя бы раз.
Бен Х. Уинтерс
Бен Х. Уинтерс. Его роман «The Last Policeman» удостоен «The Edgar Award» и «Amazon.com Best Book 2012». Другие работы: «The Secret Life of Ms. Finkleman» (номинировался на «The Edgar Award»), сиквел «The Mystery of the Missing Everything», психологический триллер «Bedbugs», два пародийных романа: «Sense and Sensibility and Sea Monsters» (бестселлер «Нью-Йорк таймс») и «Android Karenina». Журналист, драматург. Живет в Индианополисе и на сайте BenHWinters.com.
Поставь ее предо мной
Прежде чем открыть дверь, Аннабел секунду медлит, готовясь. Расправляет фартук, убирает волосы за уши, делает правильное лицо – улыбка, выражение глаз. Вроде бы все.
– Да?
– Здравствуйте!
Женщина из Центра берет с места в карьер:
– Какое счастье! Просто не верится, что мы, наконец, дождались! Время настало!
– Да, время поистине настало, – соглашается Аннабел, и они на полсекунды синхронно закрывают глаза и запрокидывают головы, упиваясь этим счастливым моментом, прежде чем вернуться к разговору.
– Я боюсь ущипнуть себя и проснуться, – продолжает женщина и действительно щиплет себя за руку. – Нет, все правда – долгожданный час по-настоящему, в самом деле, действительно пробил!
Аннабел вежливо смеется. Женщина, сделав короткую паузу, чтобы перевести дыхание, представляется:
– Кстати, меня зовут Мэри Сент-Клэр. Я из Центра.
– О!
Это, конечно, и без того уже было понятно – по планшету у той в руках, по цветам, по ленте через плечо. Но Аннабел, не стирая улыбки с лица, воодушевленно кивает.
– Огромное вам спасибо за то, что вы делаете!
– Ах, что вы, – отметает благодарность мисс Сент-Клэр. – Это мне в радость. Точнее, правильнее было бы сказать – это честь для меня. Разве не чудесно, что день наконец настал – именно при нашей жизни? Вы, я, все ныне живущие – нам несказанно повезло! Мы то счастливое поколение, что услышало зов и последует за ним! Чудо, истинное чудо!
Она сияет от восхищения, и Аннабел, стоя у двери, чувствует то же. Хоть вся речь – набор привычных, навязших в ушах славословий, слышанных миллион раз, а сам визит всколыхнул тайный страх, столько лет не перестававший терзать сердце Аннабел, она не может не ощущать того же восторженного подъема. Объединенные им, они на миг застывают, почти не дыша, словно парочка под новогодней омелой. Из окна коридора льется солнечный свет, он омывает их, как и наслаждение моментом, и медовое предвкушение того, что вот-вот случится.
Истинная правда, Аннабел действительно считает грядущее чудом, она по-настоящему рада и счастлива своей удаче – встретить этот день, жить в том мире и времени, где он случится. Все так.
Город там, за окном, высится черными, тесно скученными башнями. Они похожи на собравшихся у платформы железной дороги людей в плащах и пальто, ждущих поезда.
– Итак, – внезапно и с напором произносит мисс Сент-Клэр, доставая стилус и занося его над планшетом. – Моя задача – в канун грядущего великого дня совершить самый-самый последний-распоследний обход и убедиться, что все до одного действительно услышали зов.
– Да, конечно. – Аннабел пугается, что ответила слишком поспешно, снова надевает на лицо соответствующую улыбку и делает глубокий вдох. – Разумеется. Мы все слышали его. Вся семья.
– Вас ведь трое?
– Да.
– Мать, отец и ребенок.
– Да. Девочка. Одна. Подросток.
«Спокойнее, Аннабел. Не части. И улыбайся».
– Прекрасно! – бодро говорит мисс Сент-Клэр и что-то черкает в своем планшете. – Процедура вам известна?
– Да, – отвечает Аннабел, проглатывая просящееся на язык «конечно». Она всем уже десять лет как известна, и им, само собой, тоже. С точностью до малейших деталей, и все давно подготовлено в соответствии с инструкциями. Они поступали из Центра, о них только и говорили, и главное – их доносил до каждого главный источник всякой истины, громко, четко и недвусмысленно.
Но Аннабел только повторяет еще раз: «Да», и улыбается еще шире. От напряжения даже щеки болят. А вдруг эта женщина откуда-то знает? Знает их ужасную тайну и только выжидает, чтобы нанести удар? Но мучивший столько времени кошмар не сбывается. Мисс Сент-Клэр еще раз, самый последний, быстренько зачитывает инструкции. Аннабел должна удостоверить, что все слышала и поняла. Поняла, поняла. Схватив стилус, она расписывается. Ей немного смешно – ведь завтра ничего этого уже не будет, ни планшета, ни коридора, ни Здания 170, ни других зданий, ни телесных оболочек двух улыбающихся друг другу женщин, стоящих на ковровой дорожке.
– Что ж, увидимся, когда все окажемся уже там! – произносит, наконец, мисс Сент-Клэр.
На крохотную долю секунды, на каких-то полполмгновенья в мозгу Аннабел вспыхивает мысль – что если спросить: «А вдруг это ошибка, ужасная ошибка? Вдруг мы все просто чокнулись? Неужели вам никогда не приходило в голову?»
Конечно, ничего подобного она не говорит, а продолжает улыбаться. Женщина из Центра убирает планшет в сумку и уходит. Аннабел заходит внутрь, прислоняется к двери и стоит так с закрытыми глазами, чувствуя, как пылают щеки, пока с лестницы не доносятся шаги мужа.
Кстати, нет – разумеется, нет, ни в коем случае. Мэри Сент-Клэр из Опросного Центра никогда даже на миг не приходило в голову, что это все может быть кошмарной ошибкой. Даже близко таких мыслей не возникало. Мэри всегда, с самого рождения предана Плану и горячо поддерживает его. Все ее существо полно горячей, без малейших сомнений, веры в его правильность, верность и полную, абсолютную непогрешимость. Впрочем, то же чувствует к нему и большинство других людей. Официально – вообще все до одного.
Мисс Сент-Клэр занимается своими обязанностями уже семь лет – с самого появления Центра. На самом деле таких Центров девять, по одному в каждом жилом секторе; все они подчиняются десятому, главному. Организационная диаграмма висит у Мэри в кабинете, еще одна – дома, в Здании 49. Иногда перед сном девушка мечтательно водит пальчиком по линиям, соединяющим кружочки.
Но сегодня еще предстоит много дел. Поспать не придется – не придется уже никогда. Поправив ленту через плечо и чувствуя приятную тяжесть планшета в сумочке, Мэри целеустремленно и радостно шагает по коридору к следующей двери.